Не просто рассказы

Шляпка Игорь

Чтобы мне в автобусе место уступали! Да никогда в жизни. Я им кто?! Ну, увидишь старика и вставай. Так то — старик. А тут дамочка, не гляди, что крашеная, только меня увидала и сразу вскочила, будто ее ошпарили: «Садитесь».

Вежливая.

И ладно бы пацан уступил. Взрослая ж тётька. А бессовестная.

Вам бы понравилось? Конечно, если в семнадцать, так рассмеетесь. В девяносто порадуетесь. А мне-то — всего шестьдесят. Скоро. Я рассвирепел. Она за кого меня приняла? За перхоть, развалину немощную, за старуху косолапую,

что ли? И пенсия-то еще не оформлена, и я, между прочим, ехал на свидание.

А что такого? Просто хотели в кино сходить. Давно собирались. И пошли бы. Но с этим настроением, куда мне. Глупостей наговорить только. Побурчать. Короче, позвонил и придумал насморк. Хорошо, что не обиделась.

Я не мог сдержать дыхание. Ну вот, еще и одышка. Давление наверняка подскочило. Поеду к Яше. Он, чертяка, наплетёт с три короба, анекдот расскажет, или кофе, на худой конец, сварит. Глядишь и отпустит. Нет, но дамочка-то! Крашеная. Прям за плечи её схватил и усадил обратно. А она еще удивилась и улыбается — спасибо, видишь ли. Ведьма.

Я выбрался из такси как раз напротив Яшиного дома. Друг мой стоял на подъездной дорожке, курил и широко улыбался. И этот туда же. Как сговорились.

— Привет! — я хлопнул дверью авто. — Ну, чего ты? Чего?

Яша ухмыльнулся еще шире, выдохнул дым и пожал мне руку.

— Рад тебя видеть, старик.

Меня передернуло:

— Яша, паразит, я тебя никогда не бил?

Он улыбнулся так, что оттопыренные уши скрылись за щеками.

— Никак нет-с. А что у вас, батенька, стряслось-то?

— Еще раз меня стариком назовешь, точно поколочу.

— Изволь! Только драться будем на шпагах, поутру и в штиблетах на босу ногу, — он сдвинул брови и показал пальцем. — Что это у тебя прилипло?

Я потянулся рукой к носу.

— Шутка! — Яша просиял.

Оба, наконец, рассмеялись. Один добродушно, другой поневоле.

— Сейчас, погоди, докурю и выпьем кофейку.

— Водки бы мне стаканчик.

— Водка для победителей. А у тебя, я вижу, беда.

Я махнул рукой.

— Не то слово.

Мы устроились на кухне, я начал рассказывать и опять раскипятился:

— Ты представляешь, на автобусе, черт меня дернул, уже лет десять не ездил. И куда? На свидание собрался! А эта крашеная мамзель — на вид приличная женщина, — мне говорит: «Садитесь». Да еще с такой заботой, будто место — в катафалке, а по мне видно, что спешу. Как я должен себя чувствовать?

Яша разлил кофе, втянул носом воздух, то ли чуя аромат, то ли чтоб не расхохотаться, и перебил:

— Сахар?

— Нет. Молоко есть?

— Сливки.

— Немного.

— Валерьянки?

— Себе!

— Я тебя понимаю, понимаю. Если б со мной такое, тоже бы сейчас переживал. Дамочка-то хоть как, ничего?

— Социально безответственная грубиянка. Лучше б прямо в глаза и сказала — старикан! А потом еще и врать пришлось. Ну, как я к Наташе поеду сегодня? Как?

— Шпакойствие, Толька, шпакойствие, — протянул Яша и похлопал меня по плечу, присаживаясь за стол. — Ты все это сейчас кому рассказываешь, а? Я, мой дорогой, между прочим, старее тебя на целых полгода. Помнишь?

— Смешно.

— Смешно, не смешно, а полгода. В нашем возрасте, это почти вечность.

— Да мне сейчас не до вечности.

— Вот именно, голубчик. Давай-ка завершим душевный катаклизьм.

Но я все еще не мог успокоиться и готов был снова клясть судьбу, возраст и ту особу, как вдруг Яша перебил:

— Постой-ка. С утра ломаю голову над одной забавной штукой и никак не могу найти ответ. Чем, по-твоему, занимаются танцоры?

— Которым ничего не мешает? — съязвил я. — Танцуют по мере возможности.

— Верно, — Яша кивнул без улыбки и стал перечислять. — Певцы поют, кузнецы куют, писатели пишут, учителя учат и даже эти… жнецы — жнут. Как тебе?

— Что?

— А то, что совершенно непонятно, чем занимаются композиторы.

— Композиторы? — усмехнулся я, про себя прикидывая, чем они заняты. — Да полно таких. Токаря ведь тоже не токарят. А… что они там делают-то? Или эти, космонавты. А ты это к чему?

— А к тому, что развелось у нас профессий больше, чем глаголов. Да и число бед превысило количество несчастий. Переживаем много и все по пустякам. А в чем причина, сам не пойму. Так, мыслишка запала с утра и бренчит в мозгах. А ты и правда соврал Наталье, что не можешь в кино идти?

— Правда. А что еще было делать? Я же…

Но Яша не дал оправдаться:

— Еще уйма времени. На вечерний сеанс могли бы успеть. Не валяй дурака. Она к тебе со всей душой и жалеет, когда надо, и поймет, если нужно. Чего ты ваньку гнешь?

— Да не гну я никого. Ты не представляешь, до чего обидно было, когда меня с первого взгляда в старики записали. Весь настрой псу…

Опять вступил Яша:

— Гордыня это. А я думаю, что подфартило тебе, дураку. Наташа — милейшей души человек. Таких поискать, а ты по краю ходишь, того и гляди все отношения поломаешь. Я не представляю? Это я то? Да знаешь ведь, что мне в жизни не везло. Чтобы иметь успех у женщин надо быть вот точно таким идиотом, как ты!

Яков вдруг повысил голос и начал произносить слова с такой убедительной страстью, что я мигом притих. А он продолжал:

— Знаешь ли ты, Анатолий, что такое настоящий успех у женщин? — он пафосно ткнул пальцем в потолок и по-гусарски расправил усы. — И как редко он достается. Не знаешь ты ни черта. Так вот, послушай. Может быть твой друг и не самый большой Дон Жуан, но был однажды и на моей улице праздник.

Я удивленно уставился на Яшу. А он начал энергично расхаживать по кухне с чашкой в руке. Прям, Станиславский.