(Не)реальный
Шрифт:
Ладно. Это потом пройдет… Наверное. Кстати Макс даже чехол для телефона приобрел, предусмотрительный, блин.
Вообще-то Аленка включала телефон, чтобы написать Максу все, что она о нем думает — ну и вернуть ему сторицей это невыносимое утро. Но к своему удивлению увидела сообщение о пропущенном вызове с незнакомого номера. Перезванивать не стала — да и не успела, в общем-то. Стоило только прогрузиться сети, как телефон завибрировал. С пару секунд Аленка смотрела на экранчик, размышляя: стоит ли брать трубку, затем подумала, что звонок из какого-нибудь медицинского центра вполне переживет — не упускать же возможность потроллить какого-нибудь придурка из колл-центра.
— Алло.
С секунду звонящий молчал, будто не ожидал, что Аленка возьмет трубку.
— Так и не сменила номер, Элли?
Вот что обладало тем самым антивозбуждающим эффектом.
Голос Вадима.
И даже «спасибо» ему говорить не за что было — так испортить настроение нужно было умудриться.
Пару мгновений Аленка думала: не бросить ли трубку, но потом подумала, что многовато чести. Она его и словами пошлет, а сбросить вызов — дать Вадику повод подумать, что она к нему что-то там питает, раз настолько сильно переживает из-за его звонка.
— Ну что, ничего не скажешь, Элли?
Когда-то Аленка считала, что у Вадима приятный голос. Теперь же раздраженно находила его излишне высоким. Почти как у бабы.
— Кислицын, если я вчера не позвонила в ментовку, кто сказал, что я не сделаю этого сегодня?
— Прости за вчерашнее, Элли, — Вадик явно пытался флиртовать, по крайней мере говорил он, пытаясь придать голосу брутальной хриплости. Получалось смешно.
Аленка презрительно фыркнула.
— Что, не хочется в места не столь отдаленные, Вадичек?
— Не хочется, — прямо ответил несложившийся женишок. — Я тут вроде только устроился, только все наладилось, и тут ты…
— Мне не до тебя, — отрезала Аленка и сбросила звонок. Разговаривать с Вадимом было неприятно. Поневоле вспоминались — и несколько лет с ним, и несколько лет после него. И особенно бесило это «Элли». Собственно это прозвище Аленке когда-то очень нравилось, и до тошноты было обидно, что так называл её именно этот ушлепок. Хотя… Сан — из уст Макса — Аленка сейчас не променяла бы ни на что.
Телефон зазвонил снова. На дисплее высветился тот же номер. И Аленка мужественно вытерпела три прозвона, пока нервы не сдали, и, ткнув в зеленую трубку, не рявкнула в динамик.
— Кислицын, отвали.
— Элли, ну чего ты? — мирно, как ни в чем не бывало, подлизывающимся тоном, произнес Вадик. — Я же по-хорошему хочу.
— Я вчера уже видела твое по-хорошему…
— Я вчера ужасно испугался, — оправдывающимся тоном взвыл Вадим. — И это было тупо.
— Хочешь мне новый телефончик оплатить? — елейным голоском уточнила Аленка. — Так не проблема, сладкий, номер карты привязан к этому номеру, сейчас я тебе скину чек за покупку нового.
— Я лучше могу, — заявил Вадик, — я хочу вернуть тебе серьги твоей прабабки.
Ох, ни хрена себе…
Аленка аж дар речи потеряла.
Нет, как знак «компенсации» за разбитый телефон это был так-то так себе жест — вернуть некогда украденную им самим же вещь. Но в принципе… Недели дома не проходило без того, чтобы родительница не проходилась по Аленкиной совести наждаком, напоминая, что фамильная драгоценность, единственная сохраненная в семействе на память о том, что корни их семьи вели к известному дворянскому роду, — и утеряна по вине Аленки. По вине того, что она привела в дом «не того» мужика. Про то, что, кстати, с Вадиком Аленку познакомила мамина же приятельница, мать вспоминать не любила.
— Ты их не продал?
Вообще-то серьги были даже дороже, чем те несколько кредитов и Аленкины сбережения вместе взятые. Поэтому в их сохранность верилось с трудом, конечно.
— Рука не поднялась, если честно, — покаянно произнес Кислицын. — Честно говоря, мне было ужасно стыдно так с тобой поступать. Просто я уже не мог жить в нашей дыре. Хотелось воздуха, хотелось жизни.
Аленка слушала это, и на лице складывался покерфейс. Он не мог жить в дыре… Господи, а кто мешал сказать об этом Аленке? Кто мешал взять те же сбережения и рвануть в столицу вместе? Ну, ведь устроился же здесь Артем, и Аленка наверняка смогла бы. И какой жизни он хотел? Вот такой? Был известным журналистом в «дыре», а стал охранником занюханной галерейки — но в столице. Стоило того, разумеется.
Про то, что Вадик не продал серьги из какого-то трепета, — Аленка не поверила. Скорее, берег на черный день, потому что все-таки серьги реально были дорогие. А вот сейчас, кажется, перетрусил и решил вернуть. И по идее, этим не грех было и воспользоваться…
— Ну так что, Элли, пересечемся-поговорим?
Аленка думала с пару минут.
— Хорошо, — медленно произнесла она. — Только в очень людном месте, потому что, знаешь ли, я в курсе, что я вообще-то свидетель по твоему делу. И если меня не станет, то тебе будет легче жить.
— Элли, ну ты вообще что ли? — едва ли не в ужасе поинтересовался Кислицын. — Какой из меня вообще убийца, а?
Вор. Мошенник. Большой ли путь до убийцы? Ну, наверное…
— Все равно. Я тебе скину адрес.
— Хорошо. Элли, только приходи одна, без своего психа. Мне хватает сломанного носа.
Охренеть, то есть он вчера разбил Аленке телефон, а психом именует Макса? Впрочем, ничего удивительного. Он всегда заявлял, что, мол, не будет марать себе руки и драться, вступаясь за женщину в каком-то конфликте. Мол, женщина не должна становиться причиной конфликта.
— Да была охота Максима беспокоить из-за тебя…
Сбросив вызов, Аленка задумалась. А затем перезвонила Максу.
— Ну, наконец-то. Я уже думал, что плохо тебя завел, — насмешливо заметил Ольховский, поднимая трубку. Кажется, вот сейчас начальника с ним рядом не было. Блин, до чего приятный у него был голос, и у раздосадованной звонками бывшего Аленки аж потеплело на душе. И даже стыдно стало обманывать его ожидания.
— Макс, тут такое дело…
Вот что у Ольховского было — так это умение слушать. Редкий талант для мужчины, так-то. Макс выслушал сбивчивый Аленкин рассказ, не перебивая.