(Не)реальный
Шрифт:
Сейчас — она. Девушка, играющая страстную симфонию.
Она знает его тело. Знает, как Макс себя ведет, когда близок к оргазму, поэтому в нужный момент — сжимает основание члена крепче, болезненно, будто снова отбрасывая на несколько шагов от удовольствия.
Терпеть невыносимо.
Но вытерпеть — хочется.
Бывают такие парадоксы.
Она, связала его, так, что он не может к ней прикоснуться — и она встает перед ним на колени.
Его богиня.
Богиня с шаловливым языком.
От такой страстной пляски языка и члена кажется — можно потерять сознание. В ушах шумит все сильнее, и все меньше воздуха попадает в легкие.
Макс готов стонать, Макс готов рычать, лишь бы… Лишь бы раздвинуть эти любимые ноги, которые целовал бы от кончиков пальцев и до бедра. А потом засадить наконец в её узкую, тесную, сладкую вагину.
Снова облом. Снова Солнечная замечает по хриплому ритму дыхания, что Макс близок к разрядке, снова отстраняется, замедляется.
Это её наказание? Терзать его и не давать дойти до оргазма? Маленькая жестокая девчонка.
Которая потом устанет кончать, сорвет голос в воплях — обязательно, и нет, ни в коем случае не сможет сама встать с кровати. Месть будет страшна и ужасна. Макс же все-равно до этой паразитки доберется, интересно, она надеется на что-нибудь еще?
— Санни…
Почти мольба.
— Сжалиться? — шепчет Солнечная, сладко улыбаясь нежными губками.
— Да. Прошу. Мастер.
Макс знал правила игры. Видит, как удовлетворенно блестят глаза Санни, захлебывается от желания целовать эти смеющиеся губы.
— Ложись, — Аленка качнула ладонью в сторону кровати.
Нет, милосердие ей неведомо. Она снова сжимает пальцами член, касается напряженных яичек, заставляет и без того напряженный мир звенеть натянутой струной, а Макса — захлебываться воздухом. Безжалостная богиня. Откусить бы ей эти несносные пальцы. Искусать бы всю, до воплей, до мольб о жалости. И вытрахать — до последнего звука, до сорванного горла, то третьего сквирта, так чтобы все, что она могла — только уснуть, и больше ничего.
Третий облом.
Остро, и слегка больно, Макс не выдерживает, утыкается носом в плечо Санни, изо всех сил пытаясь сдержаться.
— Чего хочешь, а Макс? — шепчет эта неуемная зараза на ухо, выкрутив на максимум всю эротичность интонаций. — Хочешь, чтобы села на тебя? Хочешь, чтобы трахалась об тебя медленно, долго, не торопясь? Скажи — чего ты хочешь, я все исполню.
Конечно, сейчас он этого хочет.
Но есть одно но, сейчас такая удачная ситуация, что лучше всего попросить кое-что иное.
— Хочу… — выдавить это предложение на самом деле сложно, для этого в мыслях должны быть слова, а там одни только гормоны и нечленораздельный рык, — хочу чтоб ты вышла за меня, моя богиня.
С минуту Солнечная молчит, так, будто Макс своим упорством испортил такой момент. Ну а что она хотела, сама подставилась. Обещала все исполнить? Выполняй.
— Хочешь? — Наконец искусительным тоном мурлычет эта страстная кошка. — Заплатишь за это? Мою цену?
— Все что хочешь…
— Я хочу твой язык. Твой несносный длинный язык, Ольховский. Трахнешь меня им. Заставишь кончить. И я согласна, понял?
— О, да… — Макс улыбнулся.
Куда понятней?
Девушка может оседлать мужчину разными способами. Может оседлать и лицо.
Самое неудобное — поза, связанные руки под спиной, но тем сложней задача. Да и плевать на дискомфорт, он временный и не важный.
Под комбинацией, как и ожидалось, трусов не нашлось. Только лобок, гладкий, заманчивый, долгожданный.
Макс целует свою нахалку куда дотягивается. В бедро, над кружевным крем чулка, скользит губами выше… Наконец прижимается носом к теплому девичьему треугольнику.
Ох, Солнечная, зря ты это затеяла.
Ты же понимаешь, что ты проиграешь, да?
Эпилог
— Ма-а-ама!!!
Вопль на весь дом, слышно через четыре комнаты, и это вопреки охренительной звукоизоляции. Грохот такой, что, кажется, на этот раз эти изверги все-таки уронили насчастный шкаф. Как минимум. Если подумать прагматично, скорей всего, свернули полку с игрушками. Эх. Говорила Аленка: надо было покупать ту полку, которая намертво привинчивалась к полу. С той самой поры, как самое первое узи показало ей близняшек, — вот с самой первой секунды она и агитировала за все самое надежное, неубиваемое и вообще.
Аленка тяжко вздохнула, посмотрела на экран ноута, мысленно извинилась перед недоцеловавшимися героями и пошла разбираться. В конце концов, рукопись в издательстве ждали через неделю, герои все успеют доделать, что им там нужно. А спасти мир от конца света Аленка хотела и самостоятельно.
Все были живы. Пока что. Няню взяли в заложники. Ну, оно и понятно, в битве с четырехлетками Вики и Ником в заложники были готовы сдаться все, лишь бы не в жертвы. В чем разница? О, ну к заложникам нужно было быть хоть чуть-чуть милосердными.
Лизка сидит на окне, уткнувшись в графпланшет, и что-то рисует. Ох, хоть отнимай. Скоро и по ночам будет рисовать, блин. А ничего не сделаешь, девочка хочет быть дизайнером. Нахваталась творческого вдохновения от папы-фотографа и писательницы-…
— Мам, я им говорила…
Аленка так и не привыкла это слышать. Даже за шесть лет. Особенно — от двенадцатилетней вытянувшейся Лизки. Такой взрослой, такой высокой. И каждый раз — как в первый, когда хочется разреветься, потому что ну до слез же! И каждый раз хочется сжать в руках эту маленькую, тоненькую эльфийскую девчонку и сказать ей спасибо за такое доверие.