Не смей меня... хотеть
Шрифт:
— Давала!
— Нет!
— Да!
Я внезапно понимаю, что мы уже не сидим за столом, а стоим друг напротив друга и злобно боремся взглядами. Когда успели выскочить? Неизвестно. Вообще мимо меня этот факт прошел!
Немой стоит очень близко, ноздри раздуваются от гнева, глаза горят, губы сжаты плотно. И широкая грудь ходит ходуном, давая понять, что он едва держит себя в руках.
Наверно, я не лучше выгляжу, хотя гораздо смешнее, конечно. Такая пигалица рядом с большим зверем. Сейчас схватит меня этими своими ручищами, что так сильно, до белых костяшек, сжимает в кулаки,
Невольно перевожу взгляд с его лица на бешено пульсирующую вену на мощной шее, сглатываю. И очень хочу отступить, но держусь. Нет уж, слабости он от меня не дождется! Дурак и однобо мыслящий мужлан!
Папочкины принцессы ему, видите ли, не нравятся! А не пошел бы он!
— Думаю, на этом наше свидание можно завершать, — бормочу я, — спасибо за приглашение…
Немой удивленно моргает, судя по всему, тоже только-только осознав наше положение, а затем усмехается:
— Бля, вся в роли…
Да не может быть! После этого он все еще меня смеет упрекать?
— То есть, — щурю я глаза, — ты считаешь…
— Я считаю, что ты мне должна была по роже дать сейчас, а не благодарить. Но папочкины принцессы так не делают, да? Они не бьют хамов, слишком много себе позволяющих, не оскорбляют уродов, променявших их на дешевых потаскух, и даже больше! Они потом возвращаются к этим уродам и позволяют лапать себя прямо в общественном месте…
Я не понимаю, в какой момент бью его.
То ли, когда он говорит про хамов, то ли, когда про потаскух…
Но факт остается фактом: моя ладонь плотно припечатывает его по физиономии, и это неожиданно больно. Потому что у гада твердая , дубленая кожа и щетина, словно наждак!
Звук получается, тем не менее, очень хлесткий, звонкий, Немой замирает, неверяще смотрит на меня, словно не понимая, что произошло сейчас…
Трогает себя за щеку.
Я, уже приходя в себя и осознавая произошедшее, страшно пугаюсь, делаю шаг назад… Вернее, пытаюсь сделать, потому что Немой неожиданно низко рычит, одним движением покрывает разделяющее нас расстояние и хватает меня за оба локтя, подтаскивая к себе…
Глава 22
Немой
Как же она меня бесит!
Папочкина гребанная принцесса, вся такая аккуратная, нежная, правильная. Манеры эти королевские, губки пухлые, реснички длинные.
Взмахнула — и пиздец тебе настал, Захарка. Конкретный такой. Мозги как поплыли в самом начале, когда только подошла к машине, в этом платьишке, с этими коленками… Только посмотрела… Так до сих пор и плывут, похоже, мозги мои тупые…
Иначе, как еще можно объяснить свое дебильное поведение? Как объяснить даже самому себе невозможность сдерживаться, бесконечную тупость и желание сделать ей побольнее, уязвить, заставить скинуть эту кукольную принцесковость. Хотя бы чуть-чуть уязвимость свою показать, показать, что живая, что настоящая!
Так, поневоле, пожалеешь, что не в Средневековье каком-нибудь живем… Там было бы проще.
Спас принцеску от дракона, кинул поперек коня, хлопнул по жопе и увез в свой замок.
И там уже, наедине, подробно и обстоятельно объяснил, как нужно правильно себя вести с рыцарями. В каких
Ну а потом, после многократных объяснений, пригласить священника, или кто там проводил раньше обряды венчания? И закрепить успех на официальном уровне. А после уже можно и папочке королю весточку отправлять. С голубиной почтой, ага. Чтоб недели две шла. К тому времени уже и гнев папашкин поутихнет, да и принцеска смирится. И, может, даже кайф начнет ловить. А то и залетит…
Бляха, не стоило мне в детстве голожопом “Айвенго” читать… Все нормальные пацаны, вон, фильмы смотрели про супергероев, да в игрушки играли, а я, как дурак, прадедову библиотеку нашел на чердаке. И вперся.
И вот теперь не знаю, что делать.
Очень сильно хочется ее прямо тут, в ресторане, тупо разложить на столе и заткнуть этот язвительно кривящийся рот губами. Так, чтоб глазки, типа невинные, голубые, кукольные, раскрылись широко, чтоб отбивалась и мычала, а потом… Потом стонала и уже не отбивалась. Почему-то я уверен, что не отбивалась бы.
Что понравилось бы.
Вообще, тема нашего секса, постоянно преследовавшая меня на протяжении всех этих гребанных лет, сейчас приобретает невозможную остроту. Такую, что трудно удерживать нить разговора.
Она сидит передо мной, тянет из трубочки грушевый мохито. А я вспоминаю, как она удивилась, когда увидела его. Типа, ах, как это ты узнал, что он мне нравится!
Да потому что я все про тебя знаю, папочкина принцеска! Вообще все.
И какой сок предпочитаешь, и что в компаниях всегда пьешь этот дурацкий безалкогольный грушевый мохито, и что салат любишь обычный, овощной. А сладкое не любишь. Пицца тебе нравится с пепперони, а мясо — говяжий стейк медиум прожарки. Да, я — тот еще сталкер и тот еще дебил. Все про тебя знаю.
И, по идее, сейчас должен бы все усилия направить на то, чтоб реализовать свои долгоиграющие мечты. Ведь реально шанс, такой шанс!
Я вспоминаю, как стоял сегодня перед зеркалом, придирчиво осматривая себя на предмет критических проебов во внешности и бесясь, потому что этих проебов, как мне казалось, вагонище, и никуда их не денешь. Рожа выглядела небритой, как ты ни скобли ее, нос тоже не выправить, легкое искривление так и осталось, это приятель папаши постарался, урод, решивший поучить шенка правильному удару. Папаша его потом тоже поучил. Качественно. Глаза горели, как у дебила, взволнованно и радостно. На футболке опять проявлялись пятна от пота, приходилось с матом менять на другую. Джинсы… Ну, джинсы, как джинсы… Короче, вместо спокойного и уверенного в себе парня, на меня из зеркала смотрел идиот с взволнованной кривоносой рожей.
А букет ромашек, который с особой тщательностью выбирал целый час в цветочном магазине, только подчеркивал общий дебилизм образа и ситуации в целом.
Я дико волновался и привычно прятал это все под хамским поведением и молчанием.
У меня всегда так: если критическая ситуация, то я затыкаюсь намертво и просто действую. Если разборка с другими, то сразу бью. Первым, как папаша с дедом учили. А вот если с девчонками… То тут тоже обычно не требовались разговоры. И девчонки у меня были такие, что не бесед светских ждали.