Не смей меня... хотеть
Шрифт:
— Моя принцесса, — говорит он, а затем толчком заполняет до упора.
И я вскрикиваю от боли и сладости одновременно. Эти два ощущения переплетаются настолько тесно, что одно без другого невозможно. Неполно.
Захар усмехается, и это так порочно, так круто…
— Грязная принцесса… — шепчет он, выходя и снова врываясь, выбивая очередной жалкий вскрик, — нравится тебе это? Да? Да?
— Да… Да… Да…
Я теряюсь в ритме, теряюсь в его словах, его запахе, его напоре бешеном, безумном, и соглашаюсь со всем. Только чтоб не останавливался. Только чтоб
— Моя? Моя? Да? — ему надо это слышать, похоже…
В сексе Немой очень разговорчив, до сих пор не привыкну никак.
— Да, твоя, твоя, твоя… — а мне нравится отвечать ему, говорить правду, ощущать его в себе, такого большого, такого грубого, такого жесткого. Моего. Только моего.
Мы смотрим друг на друга через фатин, и полное ощущение сейчас, что это не юбка между нами, а тонкая фата невесты. И это — наша брачная ночь, наш обмен клятвами. Первый раз.
Лицо Захара, жесткое и грубоватое, сейчас невероятно серьезное, взгляд темный и жадный. Он поглощает меня, заставляет тонуть, умирать от каждого движения, ритма, становящегося все сильнее и сильнее.
Я уже не понимаю, где мы, голова летит, хочется вжаться еще крепче в него, хочется ощутить вкус его губ и умереть, наконец, от кайфа. Только с ним такое возможно, только он так умеет делать.
— Смотри на меня, Алька, смотри, кошка… — приказывает он, ускоряясь. И я послушно смотрю. Ловлю все оттенки удовольствия, протягиваю его тонкой нервущейся струной между нами. Она звенит, напрягаясь, достигая ультразвука. И, когда Захар, рывком убрав преграду фатина между нами, вжимается в мои губы твердо и грубо, я взрываюсь, выдыхая ему в рот свой мучительно-долгий стон освобождения. И ловя его ответ.
Нас трясет от наслаждения, от длительного, мучительного кайфа, от того, как друг на друга смотрим.
Это невыносимо, это нельзя ощущать, потому что как теперь жить обычной жизнью, когда знаешь, что может быть так?
Как вообще теперь жить? Если не всегда рядом?
Похоже, Захар, ощущает то же самое, потому что долго целует меня, гладит, что-то тихо неразборчиво похрипывает в ухо. И явно не торопится отпускать.
А я не хочу, чтоб отпускал.
Но приходится.
Уже много позже, когда мы отдышались и выпили одну на двоих полуторалитровую бутылку воды, появляется возможность разговаривать, и я рассказываю Захару про угрозы Олега.
Он сидит минуту, мрачно глядя перед собой и с хрустом сжимая пустую бутылку, потом, выругавшись, отбрасывает ее:
— Я его кончу. И все.
— Дурак, — качаю я головой, — ерунду не говори.
— Это не ерунда, — он поворачивается ко мне, на лице мрачная решимость, — все равно хотел. Давно уже. Еще три года назад.
Я сопоставляю сроки, понимаю, откуда они вообще взялись, и пару секунд глупо хлопаю ресницами.
— Я… Я тебя правильно поняла сейчас? — уточняю осторожно.
Он кивает. И смотрит в глаза. Напряженно.
Боже… Вот это да… Вот это…
Тянусь к нему, ужасно хочется поцеловать, да просто дотронуться. Так долго… И молчал… Дурак какой, боже…
И ведь даже не подавал
— Я тебе с первого курса понравилась? — мне все же хочется слов. И я эгоистично их выбиваю из него.
Кивает.
— А почему?.. Не сказал?
— Ты была с Лексусом…
— И, если б не расстались, то ты бы?..
Усмехается, отворачивается к окну.
Исчерпывающе.
Надо бы, наверно, обидеться, да?
Но не получается. Все возможные обиды перекрываются полученным кайфом, от которого все внутри тлеет и плавится, и ощущением счастья. Потому что у него это, оказывается, не внезапное помутнение рассудка. У него это, оказывается, давно. И это та-а-ак круто! У-и-и-и!!!
Его губы, твердые, чуть шероховатые, послушно раскрываются, позволяя мне хозяйничать, целовать, проникать языком в рот, прикусывать, облизывать. Я постепенно увлекаюсь и не замечаю, в какой момент оказываюсь на коленях Захара. Он с огромным энтузиазмом лапает меня за задницу, прижимая все сильнее к себе, а я зарываюсь ногтями в короткие волосы на затылке, целую, постанывая от наслаждения.
И все идет ко второму раунду, и в этот раз инициатор я, что указывает на совершенный отрыв башки, но стук в стекло нас прерывает.
— Алька, выходи давай, — голос брата звучит глухо, значит, неплохая звукоизоляция в машине. И это хорошо, возможно, не вся стоянка слышала наше веселье. Но вот вопрос: сам Мишка сколько услышал? Давно он здесь?
Глава 33
— Малая, это пиздец, — Мишка демонстративно не смотрит на Захара , мрачной горой возвышающегося рядом с машиной, а только на меня, трусливо прячущуюся за его монолитной спиной. — У тебя там жених, вообще-то. Все в курсе?
— Все. — Тяжело роняет Захар, спокойно отвечая на острый, изучающий, по-настоящему прокурорский взгляд Мишки.
— А ты, я смотрю, серьезный мужик, да? Если знаешь, что у нее свадьба скоро, какого хера тут делаешь?
— Не будет свадьбы, — так же спокойно отвечает Захар, а я замираю за его спиной.
Мишка, конечно, тот еще поисковый пес. Главное, чтоб никому не сказал…
Я ощущаю исходящую от брата злость и недоумение, ответную невозмутимость Немого и внезапно успокаиваюсь. В конце концов, даже хорошо, что он нас спалил.
В том смысле, хорошо, что это именно Мишка.
Вовка младше на два года и на решения резче. Он бы уже прыгал вокруг Немого охранным псом и пытался порвать. Особенность профессии. Быстрая реакция, и будь, что будет.
А Мишка — следак, он привык все же сначала спрашивать.
И анализировать полученную информацию.
Сейчас он в шоке, естетсвенно, потому что то, что я сделала, в его парадигму не укладывается. Маленькая правильная папина принцесса, уже, практически, замужняя, будущая образцовая невеста, развлекается в машине с мрачным громилой, словно сошедшим со стенда “Их разыскивает полиция”. Шокируешься тут, конечно.