Не совсем джентльмен
Шрифт:
– Я... не знаю, что сказать...
– Тебе нравится?
Она заглянула в его серьезные глаза. В горле застрял комок. Попыталась рассмеяться, но вместо этого на глазах проступили слезы.
– Я в восторге.
«И я люблю тебя, как бы я ни сопротивлялась этому! Потому что не бывает боли сильнее!»
Стоит ли сказать ему? Что он украл ее сердце, разрывавшееся на части при мысли о расставании?
«Нет!» – кричал ее внутренний голос, и она понимала, как глупо будет признаться в любви человеку, который пришел попрощаться.
Вскинув ресницы, она выпрямила спину и улыбнулась ему:
– Спасибо, Натан. Я буду беречь
– Я рад. Не могу предложить тебе сказочный конец, о каком ты всегда мечтала, так отдам саму сказку.
– Мы еще увидимся? – спросила она полушепотом.
Обняв ее лицо руками, он сосредоточенно поглядел ей в глаза. Затем сказал:
– Не знаю. Все зависит от... судьбы. Пока мне лишь известно, что у нас последняя ночь вместе. Хочу сделать ее незабываемой.
Он потянулся вперед и мягко соприкоснулся с ней губами. Когда он начал отклоняться, она почувствовала сильнейшее отчаяние. Обхватив его шею руками, она притянула его обратно к себе.
– Еще, – прошептала она. – Еще...
И, как это произошло три года назад, он повиновался... А на следующее утро она проснулась одна.
– Виктория, что-то случилось?
Голос отца ворвался в туман отчаяния, окутавший ее. Она отвернулась от окна кареты, которая с каждым поворотом колес увозила ее все дальше от Натана.
– Я... – Глядя в обеспокоенные глаза отца, она не могла солгать, что все хорошо. – Просто устала.
Бог знал, это была правда. Отец нахмурился, двигая челюстью вперед-назад, – это означало, что он над чем-то думает. Улыбнувшись ему, насколько это позволяли обстоятельства, Виктория вновь повернулась к окну. Сколько времени прошло, с тех пор как они уехали из Крестон-Мэнора? Час? Казалось, прошла уже целая жизнь. При всей любви к отцу ей очень хотелось побыть одной. Оплакать в одиночестве конец любовной истории. Пролить накатывавшие слезы. Прижать к сердцу книгу, подаренную Натаном.
Господи, как можно перенести такую боль? Ей казалось, что она просто умерла. Она закрыла глаза, и тут же перед ней поплыли картинки: улыбки и смех Натана; как он занимался с ней любовью. Сегодня утром он попрощался с ней, просто как с хорошей знакомой...
– Черт возьми, да ты плачешь!
Виктория открыла глаза при неистовых словах отца и с ужасом осознала, что по ее щекам действительно катились слезы. Прежде чем она успела дотянуться до платка, отец вложил ей в руку свой. Затем, нахмурившись, он залез в карман жилета и достал свернутый лист бумаги.
– Мне велели не отдавать это тебе до прибытия в Лондон, но поскольку ждать я не обещал, то и не собираюсь.
Он вручил ей листок с красной печатью.
– Кто велел?
– Натан. Дал мне это вчера и наказал держать при себе, пока мы не доедем. Чтобы дать тебе время подумать, решить, чего ты хочешь. Но даже слепой увидит, что у тебя разбито сердце, тебе плохо, а я не могу больше смотреть на это. Если тебе станет хоть чуточку легче от того, что он там написал, я не пожалею о несдержанном обещании.
Виктория дрожащей рукой взяла листок. Сломав печать, она медленно развернула письмо и с колотившимся сердцем прочла аккуратно написанные строки:
«Моя дорогая Виктория! Вот еще один рассказ, который надо включить в «Сказки матушки Гусыни». Он называется «Обычный человек, который влюбился в принцессу».
Однажды, давным-давно,
Память об этом поцелуе жила в его сердце, горя, как свеча, которую он не мог погасить. Спустя три года он снова увидел эту принцессу. Она была еще прекраснее, чем раньше. Но тогда ей уже было суждено выйти замуж за богатого принца. Зная, что за обычного человека она не выйдет и что сердце его будет разбито, он все равно не мог не влюбиться в нее, потому что она была не только красивая, но еще и добрая, любящая. Храбрая, честная, умная. Она заставляла его смеяться. И даже будучи слишком простым для принцессы человеком, он должен был попытаться выиграть ее любовь, потому что не мог отпустить ее без борьбы. Так, он предложил ей все, что у него было, – свое сердце. Преданность. Честь и уважение. И всю свою любовь. И потом он решил, что даже простой человек может получить принцессу, – ведь богатства любви несоизмеримы ни с чем.
Мое сердце твое навеки.
Натан».
В глазах у Виктории помутнело от слез. Затем она подняла взгляд на отца, вопросительно смотревшего на нее.
– Ну? – спросил он.
Она полусмеялась, полуплакала.
– Разворачивай карету.
Натан стоял на берегу и смотрел на пенные волны, бившиеся о скалы и песок. Ветер дул все сильнее, предупреждая о надвигавшемся урагане, и мрачное серое небо было как раз под стать настроению доктора.
Прошло только два часа с ее отъезда? Что, всего сто двадцать коротких минут, с тех пор как ему показалось, что из него вырвали душу? Черт, было ощущение, что его сердце просто исчезло. Как будто его голову держали только легкие – они тоже болели.
Он провел руками по лицу. Да, он поступил правильно, отпустив ее. Но от этого боль не уменьшалась.
– Натан.
Он резко повернулся на звук ее голоса. Она была в нескольких шагах от него, прижимая к груди листок с красной печатью. Он замер, затаив надежду. Ее глаза были наполнены такой тоской и любовью, что он даже боялся моргнуть, – вдруг это видение растает?
Он словно прирос к земле, глядя, как она приближается. Встав совсем близко, она погладила его рукой по щеке.
– В тебе нет ничего обыкновенного, Натан, – сказала она неровным шепотом. – Ты необычный, во всем. И я всегда это знала, с того самого момента, как увидела тебя три года назад.
Он повернул лицо и поцеловал ее ладонь, затем взял ее руку в свои.
– Твой отец отдал тебе записку?..
Все еще сжимая листок, она обвила руками его шею.
– Потом поблагодаришь его.
– Я хотел, чтобы у тебя было время подумать...
– У меня его было достаточно. Я только и делала, что думала! Я знаю, чего хочу.
– И что же это?
– Ты уверен, что желаешь знать?
– Абсолютно.
– Ты, – прошептала она, глядя ему в лицо. – Мне нужен ты.
Внутреннее опустошение и разруха тут же исчезли, новые силы жизни наполнили его. Убрав ее руки с шеи, он держал их перед собой.