Не теряя времени. Книжник
Шрифт:
А если Сильви Баржо не спалось, она перечитывала чудные открытки от Робин Крута.
Людей, которым помогли, которых утешили и поддержали его открытки и которые, несмотря на пережитую смуту, обрели надежду и зажили счастливей, чем прежде, было великое множество.
Было столько вещей, о которых Бен и его друзья знать не знали и которые бы разогнали его черные мысли. А думал он непрестанно о тех, кто погиб, да о страшном лице Фонтанны.
К счастью
К счастью, по радио
Бен прибавил звук и стал притопывать. Ковбой, сидя в постели, поднял руки и защелкал пальцами. Фонтанна стала танцевать и постепенно стягивать с себя одежки.
Бен дослушал песню до конца, потом убавил звук, перестал притопывать и сказал:
— Пошли пройдемся!
Фонтанна опять оделась, Ковбой встал.
А дом, услышав Бена, услышав наконец хоть что-то вразумительное, тут же переместился поближе к парку, тому самому, где Бен с Фонтанной обжирались грейпфрутами.
И вот друзья вышли за порог. В городе было тихо и безлюдно, как прежде. Парк выглядел заманчиво, они направились туда.
Фонтанна узнала фонтан, у которого стала Фонтанной. Она хотела улыбнуться, но губам стало больно.
Трое друзей плотным рядком шли по парку.
От усталости они не могли говорить, не могли даже думать, а только шли и смотрели на деревья. Дошли до середины парка и сели на траву — теперь они только дышали.
Бен погладил руками траву. Потом вдруг выщипнул клочок и стал жевать. Ковбой выкопал ямку, набрал пригоршню земли и тоже поднес к губам. Фонтанна нарвала листьев и набила себе рот. Потом они смешали землю, листья и траву и продолжали есть.
Пошел дождь, но не помешал им. Наоборот, запрокинув голову, они его пили.
Шло время, день клонился к закату, а они все сидели под дождем, и ели, и пили, как вдруг к ним сзади кто-то подошел.
— Что это с вами? — спросил парковый сторож.
Они не отвечали. Глаза пустые, рты полные земли.
— Видели бы вы свои физиономии!
Они переглянулись.
— По-моему, вам надо отдохнуть.
Тут наконец друзья взглянули на него.
— Отправляйтесь-ка спать! — посоветовал он. — Когда устанешь, невесть что творишь!
Они послушались совета и отправились спать.
Но от усталости невесть чего натворили.
Первым стал чудить Ковбой: сказал, что хватит уж ему надоедать Фонтанне с Беном, что даже Билли Кид его терпеть не может и что он пошел домой.
И пошел, а дома рухнул на скамью-качалку на террасе и горестно заснул.
Потом стал куролесить Дом. Когда друзья застряли в парке, он решил, что его снова бросили, и двинул прочь, с котом внутри, уже спокойно спящим.
Последним номером Фонтанна с Беном решили, каждый за другого, что лучше поселиться порознь, тем более и дом исчез. И потащились в старые квартиры.
Они так одурели от усталости, что обменялись на прощание номерами телефонов и рукопожатиями да так и разошлись.
Знай они оба, сколько предстоит проспать, они бы приложили все усилия, чтобы лежать все это время рядом, в одной постели, но они не знали и от усталости творили невесть что.
Они проспали целый месяц
Ковбою целый месяц снился сон о сказочно красивой женщине.
Он видел ее лишь со стороны, никак не мог приблизиться, но временами, как ему казалось, она ощущала на себе его взгляд.
Женщина тоже была совсем одинокой, и Ковбой во сне хотел написать ей, но ничего не получалось. Он потратил уйму времени, пытаясь выразить в письме, до чего она хороша, и вызволить ее письмом из одиночества. Он перепробовал тысячи слов, извел сотни бумажных листов, но такое письмо, как хотелось — и ему, и, он чувствовал, ей, — не писалось никак.
Не раз он порывался бросить, но тут она смотрела на него так грустно и доверчиво, с надеждой и тревогой, будто знала, как нелегко ему приходится, как трудно подобрать слова, и ободряла, не давала отступиться.
Ковбоя равно трогали и красота, и одиночество той женщины, и он старательно писал, писал, писал… и все напрасно.
Прошел месяц, и первой проснулась Фонтанна.
Открыла глаза — на дворе зима.
Ей было холодно.
Хотелось есть.
Хотелось Бена.
Фонтанна потянулась крепко, сладко, за целый месяц сна, пощупала лицо — все зажило, залезла под обжигающе горячий душ и потеплей оделась.
Потом уселась на кровать и стала ждать. Ждать чуда.
И вот она его услышала: что-то покатилось по полу, потом увидела: блестящая, круглая чудная… банка овощного рагу!
Ее принес Ковбой для Билли, но Билли к ней не прикоснулся, поскольку его уже не было дома, и банка долго дожидалась своего часа. Фонтанна подняла ее и в кои-то веки возрадовалась тому, что у ее кота такие причудливые вкусы.
«Рагуша — вот как его надо бы назвать!» — подумала она, весело орудуя консервным ножом.
Теперь, когда она согрелась и наелась, неутоленной осталась только жажда Бена.
Она снова уселась и снова стала ждать. Ждать телефонного звонка. А пока его нет, решила навести порядок в скопившихся за месячную спячку снах, прикидывая, как бы рассказать их Бену, чтобы не было скучно. Она старалась выкинуть из памяти кошмары первых дней и удержать видения последних.
Через несколько часов проснулся Бен.
И сразу посмотрел на свои часы — узнать, какое число.
— Тридцать три дня, — проговорил он после сложных подсчетов, и эта цифра ничего не всколыхнула в его памяти.
Пару секунд он полежал, уставясь в потолок, потом вскочил, как встрепанный, и бросился звонить Фонтанне.
Она взяла трубку с первого звонка:
— Как поспал?
— Бегу к тебе!
— Постой!
— Что?
— Как ты одет?
— Как был, когда ложился.