Не только на Рождество
Шрифт:
Можно ли считать меня крупной породой? Наверное, нет. Поэтому я робко наступаю одной ногой на черный резиновый коврик и забираюсь внутрь. Конструкция кажется выдерживает мой вес, и коврик слегка пружинит под ногами. Одной рукой я хватаюсь за центральную ось рамы и делаю пробный шаг. Колесо легко скользит подо мной, и я качусь вперед. Потом выравниваю положение и делаю еще несколько шагов, чувствуя, как плавно движется колесо под ногами. Я расслабляюсь и шагаю в обычном темпе, получая удовольствие от упражнения и даже начиная завидовать хомякам. Я продолжаю ходьбу, и колесо украдкой набирает обороты, так что вскоре я вынуждена ускорить шаг. Проблема в том, что я не очень понимаю, как остановить эту штуковину,
Я приземляюсь на пол лицом вниз, и в ушах звенят слова врача: Никаких контактных видов спорта, никаких физических нагрузок и занятий, связанных с риском падения. Рядом со мной вращается пустое колесо. Постанывая, я медленно переворачиваюсь. Ясное дело, это орудие пытки. И еще ясно, что я идиотка, раз залезла в него. Я дотрагиваюсь до уха, которое адски жжет, и чувствую влагу. Упс.
– Дело в том, что оно не предназначено для двуногих, – раздается мужской голос позади меня. Я поворачиваю голову и вижу высокого, лет тридцати с небольшим, темноволосого мужчину в линялых джинсах, клетчатой рубашке и бордовом пуховом жилете. Он стоит в дверях, скрестив руки на груди; на его лице – легкое замешательство, но тон несколько покровительственный. Даже боковым зрением я могу различить его грубоватую притягательность: волнистые волосы, сильный подбородок, мускулистые предплечья. Не писаный красавец, конечно, но определенно из тех, кого Шан называет мачо.
– Тут нужны четыре ноги, – продолжает он. – Иначе центробежная сила начинает работать против вас.
Я смущенно поднимаюсь с пола, отряхиваясь от налипшей соломы, и бросаю взгляд на кончики пальцев, перепачканные кровью с уха.
– Физика никогда не была моим любимым школьным предметом. – Я сжимаю пальцы в кулак, скрывая следы крови. Мачо подходит ко мне. Через плечо у него перекинут рюкзак.
– Видимо, в ЛСМП [17] вы тоже не были сильны, – говорит он. – Или, может, просто прогуливали занятия по здравому смыслу?
17
Факультативная программа личного, социального и медицинского просвещения в британских школах.
Ничего себе. Парень прямо-таки излучает презрение. Я упрямо вскидываю голову.
– Понятия не имела, что это задумано не для людей, – с некоторым вызовом отвечаю я.
– Заметно, – бросает он. – Вы собирались испытать и эти? – Он кивает на ряды гигантских пластмассовых обручей, установленных на приподнятых деревянных подставках. Я одариваю его самой хладнокровной из улыбок.
– Я никогда не прыгаю через обручи. – У нас своего рода патовая ситуация, во время которой я не могу не заметить, что глаза у него необычного голубого оттенка.
– Вам повезло, что вы не раскроили себе череп, – говорит он.
Опять
– Да что вы говорите? – Вообще-то я подозреваю, что раскроила-таки ухо, потому что оно чертовски болит. Надеюсь, под волосами это не заметно.
– Позвольте мне взглянуть. – Он сбрасывает рюкзак на землю и делает шаг вперед. Прежде чем я успеваю возразить, он тянется к моему подбородку и слегка поворачивает его в сторону, хмурясь при виде синяков, полученных при взрыве. – Ух ты! Это свежие? – Судя по всему, он более чем озадачен.
– Э-э… нет. Это старая история. Уверена, что со мной все в порядке, – говорю я, когда он приподнимает мои волосы.
– Ага. Вы повредили ухо. Порез неглубокий, но его нужно обработать, – продолжает он в манере, которая кажется слишком компетентной. Он наклоняется и расстегивает рюкзак, роется внутри и достает пару пакетиков с бинтами и пузырек с физиологическим раствором. Он снова тянется к моему подбородку, резко поворачивая голову набок.
– Вы случаем не представитель одной из гуманных профессий? – бормочу я с некоторой подозрительностью.
– Вообще-то да, – тихо отвечает он. Кончики его пальцев слегка щекочут мне шею, и я чувствую прилив тепла от его дыхания, которое действует на мою нервную систему как электрошокер. Но в следующее мгновение холодная струя раствора попадает на рану, обжигая ее огнем.
– Ой! – Я отстраняюсь. Жидкость стекает по щеке и подбородку. Он хмурится и снова наклоняет мою голову вбок.
– Постойте смирно хотя бы секунду, – говорит он. – Мне нужно промыть рану. – Это не просьба, скорее приказ. Он несколько раз прикладывает к моему уху ватный тампон, после чего вскрывает пакет стерильных повязок и заклеивает порез. – Я не собираюсь расспрашивать, откуда у вас те ушибы, – бормочет он по ходу дела тоном только что не школьного учителя.
Так и не расспрашивай! Потому что я не намерена ничего объяснять. Но он явно ждет ответа, и между нами повисает неловкое молчание.
– Да так, небольшая домашняя авария, – говорю я.
– Хм. – По его ухмылке можно сказать, что мачо мне не верит.
Кто он вообще такой?
– Кстати, меня зовут Кэл. Я – ветеринар.
Вот те на. Я и забыла о визите ветеринара.
– Стало быть… вы крупный рогатый Кэл, – с легкой усмешкой говорю я. Он хмурится.
– На моей визитке значится совсем другое. – Он заканчивает и убирает свою аптечку обратно в рюкзак, закидывая его на плечо.
– Извините. Просто Джез сказала мне, что вы специалист по коровам.
– Я лечу коров. Если вы это имеете в виду. И не только коров, но и других животных. – Может, это мое воображение, но Крупный Рогатый Кэл выглядит немного сердитым.
– Кэл, который лечит коров. – Я пытаюсь смягчить неловкий момент. – Звучит. – Он бросает на меня выразительный взгляд.
– Я не об этом думал, когда выбирал профессию.
Смотри-ка, усмехаюсь я про себя. Крупный Рогатый Кэл даже не улыбается.
– Ну а я – Чарли, кузина Джез. Приехала погостить на несколько дней.
– Откуда?
– Из Лондона.
Он кивает – пожалуй, слишком многозначительно. Как будто уже поставил на мне клеймо бестолковой горожанки.
– Приехали насладиться прелестями сельской жизни? – В его голосе звучат издевательские нотки. В какой-то момент я подумываю о том, чтобы рассказать ему про взрыв, но прихожу к выводу, что не нуждаюсь в его сочувствии.