Не трогай нас

Айзенберг Михаил

«Пересыпано песком захолустье…»

Пересыпано песком захолустье,тем и дорого, что так безотрадно;тем и памятно, что если отпустит,то уже не принимает обратно.Там живущее – родня светотени,в изменениях своих недоступно,потому и не бежит совпаденийкак единственной природы поступка.Нестяжание его тем и пусто,что усилие никак не дается.Но какое-то стеклянное чувствопоявляется, вот-вот разобьется.

«Эта местность, сколько б ни светилась…»

Эта местность, сколько б ни светилась,как в песке налипшая слюда,есть еще неснятая судимость,что в тени осталась навсегда.И на слух чем тише, тем безмерней,ветром разнесен по сторонамголос умирающих губерний,пение, оставленное нам.

2

«Или мир был добрей…»

Или мир был добрей?Но всегда пробирало ознобомот его доброты. У дверейоказаться б на выходе новомда бежать поскорей.Настоящее видишь из прошлого.Но сегодня в другом измеренииоткрывается карта дорожная,объявляется новое зрение.Где Европа моя, где Америка —вся подробная их машинерия,опыт, сложенный, как палиндром?Я смотрю изнутри недоверия:возмещение или урон?Я смотрю изнутри муравейника.

«Вот одна большая идет зима…»

Вот одна большая идет зима,а за ней другая, не лучше той.И хозяин льна, господин зернаговорит про тяжелые временапрямо-таки с хозяйственной прямотой.Говорит, что и всходы за рядом рядна удачу выросли, вкривь и вкось,словно сонный сеятель наугадтам зерно разбрасывал, как пришлось.Этот мир, дичающий на глазах,берегли наша кротость и наша злость.На домашних взвешивали весах,что осталось и что нам не удалось.Берегли как одежду на каждый день,как одно обещание на устах.Потому всегда уходили в тень.Нелегко нас в темных искать местах.Мы природный слухМы одно из двухна краю пустом(объясню потом)Мы подземный пластМы болотный газМы древесный угольНе трогай нас

«Ту бумагу, что завелась на каждого…»

Ту бумагу, что завелась на каждого,не прочесть ни издали, ни вблизи —чересчур несет от листа бумажного,как от тех, кто все извалял в грязи.Мы бывали в тысячах – вышли сотнямиодиночных призванных голосов,чтобы стать охотничьими угодьямидля бескрайних свор беспородных псов.Погляди на сход чепухи и грязи —не мечталось так никакому штази.И ему еще не видать концов.Сколько темных видели превращенийодного в другое. И что теперь?Те всегда могли проходить сквозь щели,а теперь мы им сами открыли дверь.

«Вот и опять над кремлевской стеной…»

Вот и опять над кремлевской стенойночь ожидает сигнала.И обращается свет солянойв тусклую желть Арсенала.Время со мной говорит в мегафон.Носится говор кромешныйи, опускаясь, как черный грифон,низко парит над Манежной.

«Фотоснимки, сложенные в стопки…»

Фотоснимки, сложенные в стопки,память с именами на слуху.Не пригодный даже для растопкиопыт, превратившийся в труху.Комментарий, мелкие курсивы.Матрицы некрепкие клешни.И души медлительные силы —

Конец ознакомительного фрагмента.