Не твой наследник
Шрифт:
— Это не комплимент. Выглядишь нездорово.
— Это не твое… — возмущенно начинаю я.
— Знаю, знаю, — перебивает Марк раздраженно. — Это дело Яна. Но раз уж ему плевать…
— Ему не плевать, он просто уснул, а я не хотела его будить!
— Я думал, беременные любят гонять мужей за едой посреди ночи… Господи, да что ты так смотришь на этот чертов пирог, возьми уже второй кусок, я никому не скажу. Сделать тебе кофе или чай?
— Молока, ефли мовно, — меня не надо уговаривать дважды: токсикоз так редко дает мне передышку, что в эти короткие моменты я готова слона съесть.
— Подогреть?
— Ефли тебе не трудно, — пытаюсь благодарно улыбнуться, но это довольно сложно сделать, если я не хочу выронить пирог изо рта.
Вздохнув и явно подумав про себя что-то вроде «Ох, уж эти беременные», Марк извлекает пакет молока и включает конфорку.
— Слушай, я не моя мать, и не люблю лезть в чужие дела. Но ты бы и правда сходила к врачу.
— Как только на работе все устаканится, сразу запишусь.
— Работа… — Марк хмыкает.
— Что? Опять начнешь эти свои подколки, да? Что я не работаю, я шляюсь по любовникам? Ну давай, вперед. Отведи душу.
— Скажешь, у меня нет оснований так думать? — он вскидывает бровь.
— По себе людей не судят, — короткое, как мне казалось, перемирие, снова переходит в боевые действия, а у меня нет ни сил, ни желания тратить нервы. — Можешь сам выпить молоко… — встаю из-за стола, чтобы уйти, но Марк в два шага оказывается рядом и перехватывает мое запястье.
— Сядь, — требовательно произносит он, не убирая руку.
Его прикосновение обжигает, по моему телу пробегают крошечные электрические токи, в груди что-то сжимается. Я вижу, что Марк тоже не в силах меня отпустить, что-то удерживает его. Мы будто оказываемся под колпаком, в вакууме, окружающая действительность растворяется и перестает иметь значение. Как тогда, в массажном кабинете. Наше дыхание смешивается, и мне становится одновременно хорошо и невыносимо плохо. Какой-то частичке меня хочется прижаться к Марку, уткнуться носом в его шею, втянуть знакомый мужской запах. Внизу живота разливается приятное тепло, тело словно просыпается и тянется навстречу сильным рукам. Хочется закрыть глаза, забыть обо всем, снова ощутить на спине жаркие и жадные ладони, которым можно отдаться целиком. Потемневшие глаза Марка гипнотизируют, затягивают, и, кажется, ничто не может заставить нас отвести взгляд и разойтись в стороны.
Все тает и плавится, превращается в розоватое марево. Или это я таю, как кусочек льда на полуденном солнце? Внутренний голос отчаянно пытаться дозваться меня, достучаться до здравого смысла. Оттолкни его, сейчас же! Немедленно! Что ты творишь?! Вы же в доме его родителей! Ты же выходишь замуж за его брата! Он ведь будет еще сильнее презирать тебя, если ты снова поддашься искушению! Я слышу этот голос, я понимаю, что он прав, но он звучит так издалека, а Марк так близко, что биение его пульса я слышу гораздо лучше. Ту-тух… Ту-тух… Это завораживает меня, превращает в марионетку. Я уже не владею собой, я будто наблюдаю со стороны, как Марк склоняется надо мной, как призывно приоткрываются его губы. И знаю, что ничего в жизни я не хотела так сильно, как ответить на его поцелуй.
Он нежен. Господи, он так нежен… В тот раз меня словно раздавило, разнесло в клочья ураганом, а сейчас… Его губы ласкают, утешают и дают сил, отбирая волю. Он аккуратно касается моих волос, словно я сделана из тонкого хрусталя и могу разбиться в любую секунду. Его язык касается моего, по спине прокатывается сладкая дрожь предвкушения. Я хочу больше. Я хочу ощущать его не только во рту — и не только язык. Я хочу его целиком.
Марк чувствует мою реакцию и, тихо застонав, крепко прижимает к себе. Затвердевший член упирается в мой живот — и с губ слетает короткий вздох, а между ног становится горячо и влажно. Тело помнит тот сумасшедший оргазм, и наливается соками, требуя повторения.
Руки Марка жадно блуждают по моему телу, пробираются под короткую ночную рубашку, возбуждают и жалят обнаженную кожу. Нащупывают отяжелевшую грудь, сжимают соски, и перед глазами все плывет.
— Боже… — машинально тянусь к его члену, через ткань спортивных штанов накрываю ладонью толстый крепкий ствол. Я помню его: красноватый, блестящий от моей смазки, он покачивался прямо передо мной, после того, как Марк кончил в меня.
— Что ты со мной делаешь… — рычит Марк, подсаживает меня на стол, и я, раздвинув ноги, жду второго акта. А он уже приспускает штаны, высвободив перевитого венами красавца с гладкой шелковистой головкой, сдвигает в сторону узкую полоску моих трусиков и одним движением врывается внутрь, заставив содрогнуться от острого наслаждения.
— Боже… снова шепчу я, впиваясь в плечи Марка, и в эту самую секунду мы оба слышим громкое шипение: молоко, забытое на плите, пеной бежит на варочную панель, как страсть, здравый смысл.
Реальность бьет по щекам, отрезвляя.
— Твою мать!.. — Марк резко отстраняется от меня, подтягивает штаны и снимает молоко. — Твою мать!
— Я не… — лепечу, понятия не имея, что говорить дальше. После того, что произошло, никакими словами не получится изменить его мнение обо мне.
— Лучше молчи, — Марк упрямо мотает головой, будто пытаясь избавиться от наваждения. — Это… Черт, я не знаю, что это вообще было. Что ты со мной творишь… Это моя вина.
— Подожди…
— Нет. Я не должен был к тебе приближаться, — он старается даже не смотреть на меня. — Прости. И… И лучше не говори Яну.
Марк убегает от меня с таким видом, будто я прокаженная, и лишь в дверях заставляет себя обернуться.
— Извини, думаю, на свадьбу мне приходить не стоит.
Мгновение мы смотрим друг на друга, ошарашенные и не понимающие, как это могло произойти, а потом Марк исчезает за дверью, и спустя пару минут я слышу, как на улице, прошелестев гравием, срывается с места машина.
13
Марк
Они назначили свадьбу на конец августа. Мама все уши мне прожужжала этой подготовкой, бомбардировала меня фотографиями так часто и много, что я пожалел, что научил ее пользоваться мессенджерами. Вот такой будет торт, а вот такое меню, а вот такие платья у подружек невест. Уверен, ее допустили к приготовлениям не потому, что Саша или Ян этого хотели, а потому что не смогли отвертеться. Чем меньше я старался думать о Саше, тем активнее доставала мама. Последней каплей стал снимок УЗИ с подписью: «Ты только посмотри, какой хорошенький у тебя будет племяш!» Я хотел удалить все сразу, но взгляд зацепился за непонятную черно-белую картинку, и я невольно залип, разглядывая контуры будущего человека. А потом сделал то, чего никогда себе не позволял и считал проявлением слабости и неуравновешенности: швырнул телефон об стену. Вдребезги.
Я злился на себя за каждую подобную мысль, но временами на меня накатывала дикая ненависть к брату. Да, он не виноват в том, что встретил Сашу первым. Он не виноват в том, что успел до меня заделать ей ребенка. И, наверное, поступил правильно и честно, когда предложил ей пожениться. Но мне от этого не легче. Жизнь — не всегда справедливая штука. Кому-то приходится тянуть лямку и вкалывать, рискуя потерять все нажитое из-за одной глупой ошибки, кто-то скачет по жизни беззаботным козликом, собирая сливки и ягодки. Мы с адвокатом готовимся к суду, а Ян — к свадьбе с женщиной, которая могла бы сделать меня счастливым. Да, я превратился в завистливого мизантропа, брюзгу, который ненавидит все и вся, включая собственного брата и самого себя. И началось это в ту ночь, когда мы с Сашей чуть не занялись любовью прямо на кухне.