(Не)твой
Шрифт:
Антон ждёт меня в коридоре, нервно расхаживая туда-сюда. Он волнуется, я вижу это, и переживает, что от Ярослава меня спас не он.
— Антош, всё в порядке, — подхожу к нему и кладу руку на плечо, чуть поглаживая, пытаясь успокоить, но пока не действует ничего.
— Я не понимаю, что ему нужно?
— Я не знаю, — пожимаю плечами. Я действительно не знаю, — возможно, просто поиздеваться надо мной.
Неосознанно потираю руку в том месте, где меня хватал Ярослав, потому что ощущения не самые приятные, и Антон тут же берет мои пальчики в свою ладонь, поднимая руку к лицу. На предплечье
— Оль, я точно сломаю его. Оль, клянусь, убью и глазом не моргну!
— Ага, и сядешь! — злюсь. Я поэтому и не хотела, чтобы Антон успел мне помочь. Он точно ввязался бы в драку, а Ярослав это так не оставил бы. — А что я делать буду без тебя?
— У тебя Матвей есть.
— А что, если я хочу, чтобы ты тоже был у меня?! — признаюсь. Лучше ведь не найти времени, да?
— Что ты сказала? — он словно не верит. Как будто бы до сих пор думает, что я снова могу начать его отвергать. От этого становится очень стыдно и грустно.
— Я сказала, что ты мне нужен. Желательно целый и невредимый.
— То есть, — от злости почти не остаётся и следа. Он начинает улыбаться, смотрит на меня с прищуром, подходит впритык, как обычно, — мы будем пробовать рассказать Матвею правду?
— Это будет сложно, Антош. Он правда очень сложный ребёнок, когда дело касается этой темы. И если ты готов…
— Не-не, — перебивает меня, — ты скажи, что в этом есть смысл. Я хоть гору пешком перейду, только если в этом будет смысл, понимаешь?
Он… он просит дать гарантию, что мы точно будем вместе, когда он завоюет сердце моего ребенка. Потому что это в своей голове я уже все решила, а вот Антону ещё не призналась, что окончательно утонула в нём, и что выныривать мне не особо хочется.
Я осторожно киваю. Почти незаметно, но Антон видит. Он всё видит. И тут же целует меня, улыбаясь, и я снова забываю вообще обо всём на эти сладкие пару минут.
— Мне пора, — шепчу, с трудом оторвавшись от Антона, — там Матвей один.
— Иди, конечно, — он целует меня в лоб, а потом поднимает руку и целует все синяки, которые оставил мне бывший, и я в сотый раз понимаю, насколько правильный выбор я сделала. Антон уходит, все ещё улыбаясь, а потом оборачивается и негромко говорит мне: — Все преодолеем, Оль.
И я ему верю.
Глава 28. Антон
Абсолютно дерьмовое чувство, когда от надоедливого бывшего любимую спасаешь не ты, а твой друг, который катает к ней яйца. Я увидел Олю с этим Мудославом уже когда с ними стоял Лёха, а этот быстро убегал, понимая, видимо, что могут начистить рожу. Спасибо, конечно, что Лёха появился вовремя, но чувство все ещё дерьмовое.
Мне хочется всегда быть рядом, чтобы суметь её защитить, когда это будет необходимо. И хоть головой я понимаю, что это физически невозможно, то сердцу очень хочется Кроху веревками к себе привязать и не отпускать вообще никогда, чтобы в любую секунду успеть на помощь, а не просрать очередной раз.
Вообще, её бывший реально мудак. Ну, либо у него с головой непорядок какой-то.
Мелкий испуганный был, Кроха моя в синяках. А до этого говорила, что «он хороший отец». Ну-ну, хороший. Видел я, какой он хороший. Желание найти его и сломать ему пару рёбер просто сумасшедшее. И кажется, появись он рядом со мной или с Олей — не сдержусь.
Меня вообще остановило от того, чтобы догнать его и прописать в нос пару раз только Оля со своим смущённым признанием. Я правда сразу всю злость растерял, улыбался как дурак стоял. Мне все ещё не верится, что она сдается, после стольких-то отказов. А тут говорит, что нужен, что с мелким будем вместе разбираться как-то, что действовать я не зря буду.
Вот она точно ведьма. Два слова сказала, а я все, поплыл. Рычал, как тигр, а тут чуть ли котом не стал мурлыкать от признаний Крохи.
Я домой ехал с улыбкой, еду с улыбкой заказывал, даже курьеру на чай оставил больше, чем обычно, потому что жизнь словно счастливым светом затопило, сладким таким, тягучим.
Что ещё надо для счастья влюбленному идиоту? Взаимность! И всё. И сразу все налаживается, даже растянутые мышцы на шее не болят, курить снова не хочется.
Перед сном переписываюсь с Олей, она рассказывает, что Матвей без умолку болтает о хоккее, так впечатлился пацан тренировкой. А мне и лучше, это лишняя тема для разговора с ним, надо же как-то втираться в доверие.
В мессенджере вижу фотку Даши и значок, что она в сети. Пишу, спрашивая, все ли у нее в порядке, потому как тот случай с преследованиями не даёт мне покоя. Она отвечает, что всё в порядке, и говорит, что больше не ходит по улице одна, и я, спокойный и счастливый, отрубаюсь до самого утра.
А утром снова счастливый тащусь в спорткомплекс, потому что тренировки сегодня две, и нужно приехать пораньше, чтобы застать Олю до того, как я буду вымотанный и уставший.
На месте подхожу к уже знакомой мне бабушке и покупаю самый красивый букет ромашек, что у нее есть. Точнее, покупаю три средних, который мы собираем в один большой. В прошлый раз из-за тупости мне не удалось Оле подарить ромашки, сегодня хочу исправить оплошность и порадовать Кроху, чтобы она улыбнулась.
Несусь в кабинет почти на крыльях, уже представляю, как Кроха зароется носом в букет, а потом сладко-сладко поцелует меня с благодарностью, но…
— Пливет, — говорит сидящий за столом Крохи Матвей, рисующий что-то карандашами в её блокноте, когда я открываю дверь. Ну пливет…
— Привет, — говорю с улыбкой. Ладно. Вчера, когда мы вместе были на льду и я для него был просто парнем из хоккейной команды, было куда проще, чем стоять сейчас перед ним с букетом для его мамы, зная, что он может это не одобрить.
— Зачем тебе цветы? — спрашивает с любопытством, даже карандаши откладывает, разглядывая меня с ног до головы. Мелкий даже прищуривается! У меня полное ощущение, что я не перед пятилеткой стою, а перед следователем в допросной.