Не ты

Резник Юлия

— Просто… Тот парень… судьба с ним очень жестоко обошлась. Мне просто поддержать его хотелось. Вот…

— Сердобольная моя, — улыбнулся Дима.

— Уж, какая есть… — вернула улыбку Мура.

— Ладно. Ты адрес оставь, откуда тебя забрать. Я постараюсь справиться побыстрее.

— Хорошо. Я… ужасно по тебе соскучилась. Вчера всю ночь не могла уснуть.

Он тоже не мог. Вообще не понимал, почему отвез ее домой. Это было неправильно. Место Маши было возле него. И хоть женись… Кстати, Самохин был и не против. Только, опять же… Маша молоденькая, ничего не видела в жизни. Ему не хотелось лишать ее маленьких

радостей. Пусть его девочка насладится ухаживаниями по полной.

— Я тоже не мог…

Их разговор прервало появление начальницы юридического отдела, а дальше закрутила работа. До конца дня Маша любимого шефа не видела. Но теперь она знала, что Дима скучает по ней, что ждет встречи, и его отсутствие больше не вызывало в ней боли.

Как Мура и думала, Лизка от идеи пойти к Богатыреву на студию в восторг не пришла. Ругалась всю дорогу, пыхтела и всячески демонстрировала свое недовольство.

— Я бы с ним, после всего, на одном гектаре ср*ть бы не села, а ты все туда же! — скрипела, как старый башмак, Самойлова.

— Лиз… Ну, не виноват он в том, что тот придурок сделал. Сева сожалеет! Ты бы слышала, как он переживал!

— Меня это, конечно, радует, но факт остается фактом — он гов*юк и подонок. И друзья у него такие же. Ты думаешь, он сам не торчит с таким окружением?!

Маша остановилась. Свела брови, будто бы эта мысль ей самой в голову не приходила. Потянула из трубочки купленный в ближайшем кафе безалкогольный мохито и с сомнением повела плечами:

— Не знаю. Я не видела его вмазанным. И… знаешь, с его жизнью… Короче, не будь такой злой, Лизка.

— Не могу поверить! Ты его защищаешь! А ведь он и до аварии не был пай-мальчиком! Ты ведь этим его пытаешься оправдать? Только, знаешь, хе*ня это все! Инвалидность не дает автоматического права на искупление всех грехов! Ни ему, ни кому-то другому. Отсутствие ног — не индульгенция! Если козлина стал инвалидом, это ничего не меняет, Мура! Он так и остался козлиной! Только теперь он перешел в другую категорию — козлина в инвалидной коляске! И я буду говорить о нем все, что захочу, и в тех выражениях, которые посчитаю нужными!

Лизка все сильнее распалялась, а Мура… Ей было безумно жаль того парня, которого когда-то любила. Ей было безумно-безумно жаль.

— Ладно… Не кипятись. Я, в общем-то, согласна, но… Давай дадим ему шанс, Лизка? У него вся жизнь перевернулась. Возможно, мы хоть как-то сумеем помочь. По-дружески, ни о чем другом ведь даже речь не идет.

Самойлова ничего не ответила. Хмыкнула только и надулась еще сильнее. Но больше на распекала Богатырева, на чем свет стоит. Притихла.

Студия звукозаписи оказалась немного не такой, как себе ее представляла Мура, но было все равно интересно. Когда они пришли, Сева на пару с довольно взрослой дородной теткой как раз писал бэки, находясь за стеклянной перегородкой.

— Привет, девчонки. Маша, Лиза? Сева предупреждал, что вы можете заскочить. Падайте на диван. И постарайтесь не наступить на шланг, — мужчина кивнул на толстый кабель, тянущийся по полу. — Не то Чеб1 вам бошки оторвет, не посмотрит, что красивые. Кстати, я — Серега.

— Окей, без проблем, — улыбнулась Маша, осторожно переступая через провода.

Закончив свою партию, от работы ненадолго оторвался Сева. Вышел из-за двери.

— Привет. Уже думал, не придете… — обаятельно улыбнулся

он. — Здесь пончики и кофе. Налетайте…

Маша покосилась на открытую коробку с выпечкой и закусила губу. Богатырев каким-то образом узнал, что из всех сладостей она больше всего любит эти жутко калорийные кольца, и купил их, наверное, дюжину. Это внимание к деталям, совсем не похожее на прежнего Севу внимание, отчего-то заставило сердце сжаться.

— Спасибо, — откашлялась она.

— Нам здесь еще немного осталось. Беки с Жанной, и все, — парень кивнул на женщину, о чем-то беседующую с кем-то из присутствующих в студии музыкантов.

— Вот уж не ожидала, что за сладкоголосым голосом бэк-вокалистки скрывается такая ммм… весомая личность, — не удержалась от комментария Лизка.

— Да… — хмыкнул Сева, — но Жанна — наикрутейшая. Мне очень повезло, что сегодня она была свободна.

— Сев… есть напутствия…

— Валяй!

— Вот здесь ты петуха запустил… Мы можем вырезать, или перезаписать…

— Перезапишем! Мне нравится эта часть, — потер подбородок Сева.

— Да, неплохо.

— По словам, вроде, нигде не налажал? Текст новый. Не хочу запороть идею…

— Не, все годно! Сопливая милота, все девчонки обрыдаются.

— Да ладно, Стасян. Там биты годные, и читает он — на уровне, — добавил еще кто-то, — чистку сделаем, сведем, и хоть сейчас на птицеферму2.

— Они мне льстят, — очертив татуированным пальцем говорящих, хмыкнул Сева.

Маша улыбнулась. Всеволод нравился ей такой — беззаботный и расслабленный. А еще у него была какая-то совершенно особенная пластика. За его руками можно было наблюдать часами, и ей никогда бы не надоело — настолько здорово это выглядело. Кстати, сейчас Сева меньше всего походил на наркомана. Не то, чтобы Мура слишком разбиралась, как те выглядели, но почему-то была уверена, что абсолютно не так, как он. Девушка с удовольствием поедала свои пончики и прихлебывала кофе, наблюдая за увлекательным процессом рождения музыки. Лизетта по большей части отмалчивалась, и этому процессу никто не мешал. Самохин позвонил часа через полтора, когда работа на студии уже близилась к своему завершению, и все только тем и занимались, что пытались перекричать друг друга, споря о способах обработки звука.

— Алло?

— Еду за тобой. На Каштановую, правильно?

— Угу…

Несмотря на то, что теперь Мура практически целый день проводила бок о бок с Самохиным, ей его катастрофически не хватало. Каждый из них был занят своим делом, работы в фирме было невпроворот, и на внерабочие отношения в офисе у них просто не оставалось времени. Им едва ли удавалось перекинуться парой слов, о поцелуях и прочих вольностях речь вообще не шла. Все чинно и благородно. Еще, конечно, были вечера. Например, в среду, сразу после студии, Дима отвез ее в ресторан, в четверг — на премьеру нашумевшей французской драмы. Все хорошо, все по правилам, все, как надо! При желании с ее мужчины можно было писать портрет идеального ухажера, но… Так уж случилось, что ей хотелось совсем другого. Остаться дома, возможно, приготовить ужин в четыре руки, включить какую-нибудь глупую киношку, которую Самохин как-то предлагал посмотреть, да так и не дошли руки, а потом до утра заниматься любовью. Так что, когда пятница, наконец, наступила, Мура была едва ли не самой счастливой женщиной на планете!