(Не)учебный роман
Шрифт:
— Но это правда, лисёнок, как и то, что я всегда тебя любил, и буду любить, хотя говорил другое.
— Почему? — Только и смогла выдавить из себя.
— Злой до сих пор на тебя за то, что ты к нему пошла, когда мы расстались. А ещё злой за то, что деньги Вольского на операцию Ани подсунула через благотворительный фонд. А ещё злой, что со свадьбы тогда со мной не ушла, ведь мне нужно было время, а ты не захотела ждать, глупая, — Тимур прижимал мое трепещущее тело к своей груди, а я, не скрывая эмоций, продолжала трястись от шока, как осенний лист на ветру.
— Почему
— Ты знаешь правду. Это было условием твоего мужа, чтобы я мог восстановиться на предыдущей должности, а мне она была нужна, и ты знаешь для чего.
34
"Это было условием твоего мужа", — фраза царапала всю душу. Условием? Да когда есть любовь, какие к чёрту условия? Ещё несколько месяцев назад я думала совсем по-другому. Сначала пыталась ненавидеть, потом пыталась искать оправдания, потом через гордость свою переступила, предложив сердце. А он все перечеркнул, сжигая за собой все мосты.
Я долго молчала, до последнего не отвечая на его признание. Он держал меня за руку, сжимая её своими пальцами. Шумно дышал, вздымая грудной клеткой высоко вверх. Выжидающе смотрел, не отводя взгляда. А затем на колени опустился, низко склонив голову передо мной:
— Лисёнок, скажи, что простила меня. Скажи, что ты готова обо всем забыть.
Вздрогнула. В лёгкие побольше воздуха набрала, облизав пересохшие губы, а затем каким-то странным голосом произнесла:
— Забыть? А ты бы забыл? А ты бы простил, Тимур? Как? Как можно это все забыть?
— Мы справимся, вместе справимся, — он так и не ответил на мои вопросы.
— Ты потерял нас, — смахнув одинокую скупую слезу на щеке, я окинула тяжелым взглядом знакомые до боли черты лица. А затем сняла с безымянного пальца правой руки кольцо и вложила в мужскую руку. — Читай.
— До скончания времен, — произнес низким, едва не охрипшим голосом.
— Вольская до скончания времен, а не Ариевская, понимаешь? — Тяжелое молчание воцарилось в комнате. А затем на лице Тимура появился злобный оскал. Он резко вскочил на ноги и направился к выходу, сжимая в кулаке мое обручальное кольцо.
Побежала за ним, когда поняла, что он собрался сделать. Выскочила из дома в том тоненьком халатике, несмотря на декабрьский морозный день. Кожу обжигало ветром, но внутри всё горело огнём.
— Стой! — Кричала ему вслед, но он не останавливался. Делал широкие размашистые шаги, отдаляясь от меня всё больше и больше.
Думала, охрипну от собственного крика. До последнего думала, что он образумится и остановится. Но он не остановился, пока не ступил на мокрый песок. У меня уже дыхание сбилось, когда я на шатающихся ногах подбежала к нему. Он стоял ко мне спиной, смотря куда-то вдаль перед собой. Морские волны омывали безлюдный пляж, и лишь крик птиц напоминал о том, что мир всё ещё жив, не рухнул только что, когда он выбросил в пучину Черного моря моё обручальное кольцо.
Не раздумывая
Тимур за мной в море кинулся. Пытался из воды вытащить, да только я отбивалась до последнего. Размахивала в воздухе ногами и руками со словами: "Отпусти".
— Дура, что ты творишь? — Орал на меня Ариевский, не церемонясь.
На руках к дому нёс, несмотря на все мои попытки вырваться. Тело предательски обмякло, выбившись из сил. Сопротивляться ста килограммам — не простая задача для любой женщины, а для меня — вообще оказалась непосильной. Тимур не выпустил меня из рук даже, когда в дом зашли. Вместо того, чтобы поставить меня на ноги, он понес в ванную комнату. Усадил на край ванны, крепко держа за руку, чтобы не смогла вырваться, а сам включил горячую воду.
В это время я закипала от немыслимого гнева. Если бы можно было убивать человека одними только мыслями, то Ариевский был бы уже трижды отправлен на тот свет за непростительную выходку.
— Не трогай меня, — я стукнула по его руке, когда он потянулся к поясу моего халата. — Больше никогда не смей меня трогать.
Но Тимура не волновали мои громкие фразы, как и попытки сопротивления. Когда ванная набралась до половины горячей водой, Ариевский насильно меня раздел и усадил. Интуитивно я начала прикрываться руками, стараясь спрятать от его странного взгляда интимные зоны. Ещё какое-то время Тимур стоял напротив, смотря на меня сверху вниз, а затем, вышел из комнаты, напоследок, сказав: "Какая же ты дура, Вольская". Когда дверь захлопнулась изнутри, я вздрогнула от вибрации, настолько сильно Ариевский был взбешен.
Я не знаю, как долго просидела в ванной, но вода уже давно успела остыть. Не торопилась выходить до последнего. Не хотела видеть его и возвращаться к незаконченному разговору. Я хотела только одного — домой. Меня необъяснимо тянуло в тот небольшой коттедж в столице. Мысли так и крутились в недалеком прошлом. Тогда у меня была стабильность, тогда было мало мальское представление о завтрашнем дне. А сегодня, сейчас, у меня не было ничего, и я не знала, кого винить за крутой поворот в своей жизни.
Дверь шумно отворилась, и на пороге комнаты появился он. Застыл, как стена в дверном проёме, не шевелясь. Взгляд холодных серых глаз скользнул на мои оголенные плечи, ключицу, и задержался на руках, скрещенных крест-накрест, чтобы прикрыть грудь.
— Леся, выходи, — только и произнёс, а сам и с места не сдвинулся.
— Не выйду, пока ты будешь тут стоять. — Ответила, как отрезала, отчего Ариевский вверх глаза закатил. — Чего я там раньше не видел?!
Вопрос прозвучал, как риторический, но я всё-таки набралась смелости ответить: