Не уходи, никогда!

Часто бывает, что мы не замечаем, как проходят наши дни. Воспринимаем все, как должное, вот сейчас: отведу детей в садик, школу, побегу на работу, вечером заберу, приготовлю ужин, спать уложу. В субботу день рождения у мамы, подарок нужно купить, а в следующем месяце отчет сдавать, придется до поздней ночи сидеть. Муж пришел с работы усталый, но обнял, телевизор сел смотреть. И все это жизнь, обычная, спокойная, надежная. И вдруг она трещит по швам, резко так, сразу. Утром был человек, а вечером его нет. Он больше не придет, не обнимет, не прижмет. Все, что было связано с ним остается мертвым

грузом: в разбросанных или аккуратно сложенных в шкафу вещах, его любимой чашке с танком или бабочкой, его сорт кофе или ее духи на полке. А самого человека нет. Вначале ты ждешь звонка, поворота ключа, вздрагиваешь, наткнувшись в телефоне на его контакт или на фотографию в соцсетях. И вспоминаешь, а его же нет, но он вот он, улыбается, держит сына на руках или свечи на торте задувает. Или вот она из роддома с цветами и улыбкой.

Понимание приходит позже, когда начинаешь себя обрывать на словах «Надо сказать ей, что опоздаю к ужину», а сказать некому… Только там, на кладбище, когда приходишь сначала на сорок дней, потом полгода или год, а может чаще или реже, удивляешься, а как я так живу? Ее то нет, а я есть. Живу без нее, без заботы, смеха, ласки, без любви …

Утром проснулся, когда солнечный луч начал нагло рваться в глаза. Не задернутая до конца штора стала причиной пробуждения в это субботнее утро. Открыл глаза, вытягивая руку, стараясь нащупать теплую грудь Нади, и наткнулся на холодную подушку. Так и есть, жена уже встала и видимо спустилась вниз, оставив меня одного. В доме было тихо, но даже сюда донесся вкусный запах жареных блинчиков. Завтракать я хотел, но больше мечтал, что проснусь, обниму еще сонную Надюшку, заберусь руками под короткую футболку, сожму упругую теплую грудь, а дальше… Ох, чтобы я сделал дальше. Вчера лег поздно, жена уже спала, отложил занятие любовью на утро, а теперь мучаюсь. Как назло, первый выходной за месяц, а мечты пропали впустую.

Встал с кровати, морщась от болезненной твердости внизу живота. Мой друг жил своей жизнью и требовал удовольствия. Когда я занимался сексом? Месяц или два назад? Новый проект настолько завалил меня работой, что я только что не спал у себя в офисе. Приходя домой почти падал на кровать, желая только одного, выспаться. А утром уезжал, не всегда успевая позавтракать. И вот, проект сдан, выходной есть, а жены рядом нет. Гадство!

Прошел в ванную, остановился, разглядывая себя в зеркало. Ну что, Даниил Николаевич, завтра вам тридцать пять. Вы многого добились: свой бизнес, счет в валюте, хороший дом в два этажа с бассейном и сауной, а да, еще маленькая дочь, которой три года и красавица жена, которая сбежала на кухню. Супер!

Залезаю под душ, включая почти холодную воду, чтобы снять возбуждение и выскакиваю из него через пять минут, клацая зубами. Зато своего добился, могу спокойно надеть тренировочные штаны и боксеры, не порвав их по швам. Вышел из комнаты, спускаясь по широкой лестнице, слушая, как из кухни доносятся голоса дочери и жены. Заглядываю тихо в кухню и улыбаюсь. Мои девочки вдвоем пекут блинчики. Надюшка стоит у плиты, рядом с ней на невысокой скамеечке дочка и наливают в сковороду тесто, затем ловко переворачивают золотистый блин. Рот наполнился слюной, не часто Надя печет блины, а сегодня суббота и домработница на выходном, вот и орудуют они сами на кухне.

– Папа! – спрыгивает Вика со скамейки и подбегает ко мне, – Ты сегодня дома? – спрашивает дочь, цепляясь за мою ногу и поднимая взгляд котенка.

–

Да, Котенок, дома, – улыбаюсь ей и подхватываю на руки. Вика довольно визжит и обнимает за шею.

– Мы с мамой блинчики печем, – сообщает дочь, – У нас есть сгущенка и сметана, ты с чем будешь? – смотрит на меня серьезно.

– И с тем, и с этим, – пытаюсь шутливо укусить ее за нос, отчего она визжит, смеется.

Подхожу к жене, наклоняюсь и провожу губами по изящной шее, покусываю ушко с золотой маленькой сережкой-гвоздиком с бриллиантиком.

– Предательница, – шепчу ей, намекая на неудавшееся утро. Надя улыбается и поворачивается ко мне, целуя в щеку.

– Вика встала рано, я ушла, чтобы не будить тебя, дать поспать, – оправдывается жена, а я рычу, пытаясь ее укусить. Надя смеется, а Вика восторженно кричит. Мои девочки.

– Вечером, – обещает жена и я закатываю глаза, – Отвезу Вику к родителям и весь вечер и ночь наша, – тихо шепчет мне на ухо, отчего в штанах снова становится тесно.

– Я запомнил, ты обещала, – наигранно сердито говорю ей, сажая Вику у стола на ее высокий стульчик.

– Обещала, значит, сделаю, – смеется Надя, а я провожу рукой по ее упругой маленькой попке, черт, как же хочу! – Не трогай, – шутливо бьет по рукам Надя и всовывает мне в руки тарелку с горячими блинами.

– Я голодный, как волк, – ставлю тарелку на стол и добавляю, – Похотливый волк.

– Папа, что такое похотливый? – сразу подхватывает Вика незнакомое слово, а я как всегда впадаю в ступор при таких вопросах дочери.

– Папа хотел сказать прожорливый волк, да папа? – грозно смотрит на меня Надя, и я выдыхаю с облегчением.

– Ага, прожорливый, ты не расслышала, котенок, – сажусь напротив дочери и тянусь к блинам, складывая себе на тарелку и обильно поливая сгущенкой. Жмурюсь от сладости и вкусности, блин будто тает во рту. – Вкуснотища то какая!

– Вкуснотища, мама! – сразу повторяет дочь, но это слово можно, поэтому я киваю с набитым ртом.

Надя ставит передо мной чашку экспрессо, а перед Викой какао и садится сама.

– Мы сейчас уедем к маме, я отвезу Вику. Мама с отцом собрались вести ее в парк, а потом на день рождения к Варапаевым, там Вику ждет Инга. – докладывает Надюшка, поедая вареное яйцо всмятку. Жена вечно сидит на диетах, хотя мне ее фигура нравится, даже можно чуть мясца нарастить. Она и так стройная, высокая, с длинными волосами пшеничного цвета, красота моя. Сижу любуюсь ею, соскучился, месяц почти не видел.

– Ты только отвезешь Вику и сразу домой? – уточняю я, хочу приготовить ей сюрприз, романтический вечер.

– Немного побуду у родителей, но в парк с ними не поеду,

– Хорошо, – лукаво улыбаюсь я, одной из своих чарующих улыбок.

– Так, Золотницкий, ты что там задумал? – прищуривается Надя.

– Я? Ничего, – поднимаю руки будто сдаюсь и все равно хитро улыбаясь.

– Ну —ну, – не верит мне Надя.

Как не собирались, а выехали только через час. Мама уже мне весь телефон оборвала «Выехали или нет?». Потом пришлось переодевать Вику, схватила блин со сгущенкой в последний момент и ляпнула пятно на светло-голубое платьице. Стою на крыльце, ожидая пока спустится дочь, а сзади подходит Даниил, прижимается ко мне бедрами.

– Ого, Золотницкий, ты в полной боевой готовности? – смеюсь я и поворачиваюсь к мужу, ловлю его горячий поцелуй.

– Может, задержитесь на пол часика? – целуя меня, спрашивает Даня, – Мультики Вике включим?