Не уходи
Шрифт:
— Ошибаетесь, Гальдер, — мрачно возразил Дитер. — Мы устоим. — Он вернулся к телефону и связался со штабом. — Вторжение началось, — бросил Дитер в трубку. — Они уже здесь.
Бомбежка продолжалась всю ночь, порой бомбы рвались где-то вдалеке, над Шербуром, иногда в пугающей близости от Валь-ми. Лизетт покинула кабинет Дитера и поднялась по лестнице в башню. В дневное время оттуда просматривалась вся полоска земли и море, а сейчас Лизетт видела только облака, проплывавшие на фоне луны, да самолеты, следовавшие волна за волной. Распахнув окно, она высунулась
Ночь казалась бесконечной, но потом медленно и словно нехотя начало светать. Наступили предрассветные сумерки. Сквозь утренний туман проступили очертания мыса и скал. Лизетт пристально вглядывалась в море. Сначала она ничего не видела, но затем небо озарила серебристая полоска света, и перед ней предстали корабли. Множество кораблей, закрывших весь горизонт.
Лизетт подбежала к радиоприемнику, включила его и прижалась ухом к динамику, чтобы лучше слышать сообщения сквозь грохот артиллерийской канонады и разрывы бомб.
— Говорит Лондон, — донесся сквозь помехи слабый голос диктора, — передаем срочные инструкции верховного главнокомандования. Жизнь многих из вас зависит от быстроты и точности их выполнения. Более всего это касается тех, кто проживает в двадцатимильной прибрежной зоне. Немедленно покидайте города и деревни. Держитесь подальше от основных дорог. Уходите пешком, с собой берите только самое необходимое. Как можно скорее…
Снаряд разорвался так близко, что Лизетт уже не слышала слов диктора. Здравый смысл подсказывал ей, что надо побыстрее спуститься в погреб, но оттуда она не увидит берег и приближающиеся к нему корабли.
Пренебрегая опасностью, Лизетт снова подошла к окну и почувствовала, как от стрельбы береговой артиллерии дрожит под ногами пол.
Оглушительный грохот и плотный дым мешали ей рассмотреть, что происходит на улице. Стекло в окне разбилось и вылетело, чиркнув осколком ей по лбу. Самолеты продолжали реветь над головой. На огонь немецких батарей боевые корабли отвечали разрушительными залпами. Лизетт зажала уши ладонями. Из-за дыма, вползавшего в комнату, ей стало тяжело дышать.
Затем она увидела в небе вспышку, и один из самолетов, охваченный пламенем, вывалился из боевого порядка. Он с воем пронесся над скалами и рухнул в буковую рощу позади Вальми. Лизетт заметила, как раскрылся один парашют, затем другой, услышала пулеметные очереди и поняла, что стреляют в беззащитных людей, висящих на стропах.
Она бросилась к лестнице, спустилась вниз, ворвалась в кухню, распахнула массивную заднюю дверь и, выскочив во двор, очутилась в аду, в который превратилась Нормандия.
Грохот пулеметов и пушек оглушил ее; в воздухе столбом стояла пыль, пахло дымом и порохом. Кровь из пореза на лбу заливала глаз, но Лизетт, не замечая этого, понеслась через сад в поля.
Самолеты все так же кружили над головой, бомбя береговые батареи. Иногда они промахивались, и тогда их смертоносный груз падал на луга и поля. Сначала Лизетт увидела среди деревьев один купол парашюта, затем второй. Судорожно глотая ртом воздух, она перебралась через невысокую изгородь, отделявшую сад от рощи, и побежала к белеющим парашютам.
Люк Брендон яростно выругался, когда пулеметная очередь задела его ногу. Черт побери, он совсем не так намеревался ступить на землю Франции! Не хотелось умирать, не сделав ни единого выстрела по врагу. Люк попытался разглядеть, жив ли его второй пилот, но это ему не удалось из-за парашюта, повисшего среди деревьев.
Поджав губы, Люк попытался прикинуть, какие у них шансы остаться в живых. Выполняя роль корректировщика, он передал последнее сообщение на линкор «Техас», известив о том, что колонна грузовиков быстро движется к Сент-Мари-де-Пон, деревне, находившейся в полумиле от места их падения. Немцев в этом районе так много, что ускользнуть не удастся, тем более с раненой ногой. Люк вытащил пистолет и стал ждать. Да, их здесь много, но хоть одного из этих сволочей он заберет с собой на тот свет.
Лизетт подбежала к первому парашюту и замерла. Никогда еще ей не приходилось видеть убитых. Летчик был совсем мальчик, лет восемнадцати-девятнадцати, и на лице его застыло удивление. Оправившись от страха и оцепенения. Лизетт двинулась дальше, в рощу.
Второй, лежавший на животе возле дерева, приподнялся на локтях. В дрожащих руках он сжимал револьвер «веблей». Выскочив из кустов, Лизетт остановилась и уставилась на ствол револьвера.
Сначала она испугалась, что он застрелит ее. Его указательный палец лежал на спусковом крючке, но, увидев девушку, летчик медленно опустил револьвер.
— Простите, — произнес он по-французски с английским акцентом, — я подумал, это немцы.
Лизетт подбежала к летчику и опустилась возле него на колени.
— Вы можете встать? А идти?
Прядь темных волос упала ему на лоб, когда он помотал головой, морщась от боли. Лизетт осторожно просунула руку под плечо летчика.
— Обопритесь на меня. Быстрее.
— Нет, я слишком тяжелый. Мой второй пилот упал поблизости. Найдите его, скажите, что мне нужна его помощь.
— Он мертв. Опирайтесь на меня и делайте то, что я говорю.
Лизетт увидела в его глазах горечь и злость, но он подчинился. Девушка согнулась под его тяжестью.
— Вы здесь одна? — спросил летчик. По его лицу струился пот.
Лизетт кивнула.
— Молчите, сейчас не время для разговоров.
Летчику было на вид лет двадцать шесть — двадцать семь. Его холодный взгляд не выражал никакой тревоги. Он дважды терял сознание, и тогда Лизетт опускала его на землю.
— Куда вы меня тащите? — Летчик тяжело дышал, лицо его покрывала мертвенная бледность.
— К себе домой. В Вальми. Больше мне негде вас спрятать. Прошу вас, не разговаривайте, берегите силы.
Летчик что-то пробормотал, но Лизетт не разобрала слов, и их мучительное путешествие продолжилось.
Из леса они вышли в поле, потом пробрались в сад, а оттуда в замок. К тому времени как за ними захлопнулась дверь кухни, Лизетт едва держалась на ногах. У нее все плыло перед глазами, дыхание с хрипом вырывалось из груди. Она опустила летчика на каменный пол, дотащилась до раковины и налила в чашку воды. Ему необходим доктор, а в замке, кроме нее, никого нет. Так что жизнь летчика все еще была в опасности.