Не уходя в атаку

Толкач Михаил Яковлевич

Екатерина Самойловна, дрожа не от испуга, а от жалости к людям, прикрывала голову внучки худыми трясущимися руками.

В калитку протиснулась пожилая женщина в запыленном дырявом тулупе. За плечами у нее был мешок, на руках стонал мальчик с перебинтованной головкой. Беженка злыми глазами поглядела на Екатерину Самойловну, которая своим креслом загораживала ей дорогу дальше, во двор.

— Пусти, барыня! — прохрипела она, отталки-еэя кресло в сторону. — Сиди, жди. Отольются вам наши слезы.

— Опомнись, бабонька! Бог с тобой! Неходячая я...

Екатерина Самойловна возмущенно поправила на коленях платье и хотела что-то добавить, но тут же взяла себя в руки, поняв раздражение путницы.

А та присела под яблоней и, не считаясь с тем, что глубоко обидела хозяйку, попросила:

— Пить бы...

Галя подала беженке ковш с водой, стала впереди бабушки, готовая в любую минуту прийти ей на помощь.

Напоив ребенка, женщина смочила себе голову, посадила сына рядом.

— Замаялась. Седьмой день в дороге. Вот Витюше щеку пробило...

Она смотрела усталыми мутными глазами и ровным голосом жаловалась:

— День и ночь на ногах, день и ночь. А до своих, ой, как далеко — за неделю не дойти...

Екатерине Самойловне захотелось утешить женщину, сгладить ее горе. Но чем она может помочь, чем? Предложила поесть — та отказалась.

Когда беженка поднялась и стала надевать на плечи лямки от мешка, Палкина быстро сказала:

— Галя! Вези сюда тележку. Вези скорее! Отдай тете.

Женщина поблагодарила Екатерину Самойловну. Усадив сына в тележку и уложив кладь, добавила:

— Конечно, дело твое больное. Уходить надо от германца. Насмотрелась я их в восемнадцатом. Добра не жди...

Простились, как родные.

Хозяйка скорбным взглядом проводила беженку. И собственные заботы показались ей мелкими: она дома, имеет над головой крышу, муж недалеко...

— Зачем, бабушка, ты дала тележку? — спросила Галя, хмуря белесые брови. — Тетка злая.

— Не злая, несчастная она. Трудно очень им...

— А мы на поезде поедем? Да, баба? Скоро?

— Конечно, поедем.

— А папка с мамкой фашистов побьют? Да, побьют? И мы вернемся... Уже малина поспеет... Вкус-ная-вкуоная!..

Но бабушка плохо слушала внучку, отвечала невпопад, прислушивалась к перестрелке. Вот донесся гудок паровоза: жив Трофим! Она облегченно вздохнула.

Галя тихо покатила кресло к дому.

8

За день по разным делам Мороз набегался до гудения в слабых ногах и теперь спешил: его тревожила затянувшаяся перестрелка у моста. Связав военно-полевой кабель узлом и соединив провода скруткой, монтер направился к воронке на путях: скоро ли они там восстановят?

Из разбитого дома, что напротив вокзала, выкатился серый комочек, догнал связиста и жалобно замяукал. Мороз перепуганно оглянулся, словно на него кинулся невесть какой зверь. Озлившись, монтер отшвырнул его ногой, но котенок почему-то не отставал. Мяукая, он скакал за связистом до самого полотна дороги.

На котенка наткнулась Зоя. Она обрадованно взяла его, приласкала. Котенок замурлыкал. На нее повеяло чем-то мирным, безмятежным, трогательным. Оказавшись рядом с Акуловым, девушка отозвала его в сторону и, блестя глазами, подала ему котенка.

— Сохрани его, Захар, — попросила она. — Вместе с ним догоняй меня...

Захар Николаевич оторопело смотрел на котенка, на улыбку Зои и не знал, то ли сердиться, то ли принять все это за шутку. Но обстановка была слишком напряженной, не до шуток, и он молча взял котенка, сунул его в боковой карман френча. И тут же забыл о нем, поглощенный заботой об отправке поезда. А котенок мяукнул раз-другой, затих и уснул.

Вот и оуть готов. Акулов снова подошел к бомбе, дал сигнал отправления.

Палкин опять поступил по-своему, а не так, как хотела Демина: не потихоньку, а рывком тронул он поезд, набрав полный ход за секунды. Над бомбами мчались на предельной скорости.

Демина неотрывно следила за машинистом. Она видела его посеревшее лицо, поджатые губы, медленный тяжелый взгляд, но признаков волнения не замечала. Только пальцы на реверсе сжимали рукоятку с такой силой, что побелели суставы.

Смирнов чувствовал какую-то неизведанную радость оттого, что рядом находилась Зоя. Пусть посмотрит, как он умеет вести себя в опасности! Он до пояса высунулся из будки. И если бы не болела грудь от недавней контузии, он, наверное, загорланил бы песню. А может, и нет. В такой обстановке он как-то незаметно для себя становился сдержанней, серьезнее.

Мухин молча бросал уголь в топку, из-под бинта на лбу пробивались капли пота. Деминой казалось, что этому вот молодому парню, сильному в плечах, с широкими ладонями, нет дела до того, что волнует всех. Но вот в другой стороне грохнул взрыв,и лопата в руках кочегара дрогнула: комки угля посыпались на пол. И неожиданно Деминой стало легче. Она протиснулась к окну, встала рядом с Павлом, глазами нашла Акулова. Вот он, спокойный, неподвижный, бесстрашный — у места, где под ногами смерть. Встретятся ли они? Поедут ли в Гомель к родным, как мечтали, или вечная разлука разъединит их...

Акулов с напряжением ждал поезд. Наконец мимо прошел паровоз, земля чутко отзывалась на движение, подрагивала под каждым колесом. И так же тонко подрагивали у Акулова нервы, напряглась, чудилось, каждая клеточка тела. Скорей, колеса, скорей! Вот и Зоя. Прощай, дорогая! Что? А, котенок! Он машинально тронул карман: тут!

Будет ли взрыв? Побежали вагоны. Один... второй, еще один... четвертый.

А он стоял, ветер шевелил его мягкие волосы, обдувая воспаленное лицо.

В дверях теплушки появилась санитарка, приветливо помахала ему на прощанье маленькой рукой. И он ответил ей, со стыдом сознавая, что ждет каждую секунду взрыва и только огромным напряжением воли заставляет себя стоять тут, над бомбой.