Не унесу я радости земной...
Шрифт:
Ни до этого, ни после этого не было на всем Восточном фронте случая, чтобы главные силы стрелковой дивизии действовали таким образом: шесть ее полков, сосредоточенные в одной деревне, выстроившись в одну колонну, начали двигаться вдоль реки без дороги, без связи с тылом, без связи с соседями по фронту.
Надо было в кратчайший срок пройти самый опасный участок и поскорее выбраться на плоскогорье.
Можно было бы заполнить много страниц описанием тех трудностей, которые дивизия встречала на своем пути. До этого лишь дикие звери да одинокие охотники
Не раз бывало так, что тропинка, по которой мы шли вдоль самой кромки воды по сырому песку или щебню, вдруг обрывалась, исчезала. Впереди — то теснина, в которой река кипела, как в адском котле, то тишь да гладь, но под зеркалом воды — безданные ямы, которых мы боялись больше всего.
Беспокойство вызывали у меня и военкома Николая Кузьмича не только трудности движения. Мало того, что весь день, а затем всю ночь идут бойцы без дороги. Страшнее другое. Кругом все одно и то же: лес и лес, горы и горы — и так без конца и края.
Мне доводилось в жизни неоднократно воевать в горах: и в первую мировую войну, и дважды в Уральских горах, потом в отрогах Саян, потом на Яблоневом хребте, в отрогах Гималаев, на границе с Афганистаном. Везде были свои трудности, везде неожиданные препятствия. Но Юрюзанский поход запомнился ярче всего и не может идти в сравнение с последующими военными действиями в горах…»
Начинало вызывать тревогу настроение бойцов да и некоторых командиров. Что будет с этими хрупкими висячими мостами, если вдруг придется повернуть назад? Как будут подвозить боеприпасы и продовольствие, и разве можно по такой дороге увозить в тыл раненых и больных?
Чем глубже полки вторгались в дебри Урала, тем острее вставали эти вопросы, тем труднее становилось на них отвечать. И командир дивизии, и комиссар видели теперь свою главную задачу в том, чтобы поддержать моральный дух бойцов. Измотанного тяжелыми переходами солдата общими словами не возьмешь. Поэтому была раскрыта тайна. Бойцы наконец узнали, куда и зачем они идут. Узнали, что их задача и спасение — нагрянуть на противника неожиданно, а для этого нужно идти еще быстрее, чтобы как можно скорее выбраться из проклятых ущелий, выйти на плоскогорье. И солдаты снова шли.
Наступление авангардного Карельского полка, которым командовал В. К. Путна, было настолько стремительным, а появление 26-й дивизии на Уфимском плоскогорье настолько неожиданным для врага, что он растерялся, это и решило весь исход операции.
В деревне Ахуново стоял белогвардейский полк из резервного корпуса генерала Войцеховского. Полк с полным основанием считал, что находится в глубоком тылу. Оба возможных пути наступления красных на Урал надежно закрыты, и выйти в район Ахуново красные смогли бы, только опрокинув части армии Ханжина на Старо-Сибирском тракте. В тот момент, когда Карельский полк выходил к Ахуново из Юрюзанского ущелья, белогвардейский полк восточнее деревни занимался строевой подготовкой.
Головные дозоры Карельского полка сразу заметили белых. Их было около семисот-восьмисот. В узком речном ущелье Карельский полк не смог бы развернуться для успешного боя, он оказывался как бы в ловушке. И Путна решился. Отдав строжайшее распоряжение не стрелять, он приказал полку таким же форсированным маршем идти в сомкнутой колонне прямо на деревню. Приняв карельцев за своих, за части какого-то из соседних полков, возвращающихся с полевых учений, белые спокойно продолжали строевые занятия. Подойдя к самой окраине деревни, Карельский полк без единого выстрела, без криков «ура», молча бросился в штыки…
К этому времени голова колонны 26-й дивизии уже выходила из ущелья. Эйхе приказал Путне на плечах торопливо отходящих белых ворваться в ближайшую деревню Мусатово.
Следующий удар был на деревню Насибаш, через хутор Остроумовку. Но белое командование уже успело прийти в себя. Под Насибашем карельцы встретили крупные силы врага. Пришлось бросить на помощь еще два головных полка и несколько батарей. Попытка белых задержать дивизию Эйхе под Насибашем кончилась неудачей. Наступившая темнота положила конец преследованию белых.
Получив донесение о разгроме двух полков 12-ой пехотной дивизии резервного корпуса Войцеховского неизвестными частями Красной Армии в глубоком тылу, Колчак экстренным поездом прибыл 1 июля 1919 года на станцию Бердяуш, в штаб Западной армии генерала Ханжина. Здесь, как потом выяснилось из захваченных документов, решались два вопроса: первый — во что бы то ни стало удержать Урал; и второй — срочно уничтожить две красные бригады, которые каким-то пока неустановленным путем вышли в тыл. Правда, теперь они уже попали в железные клещи корпуса Войцеховского.
Положение передовых полков 26-й дивизии было, действительно, незавидным. К вечеру они были в полном окружении — даже связь с Юрюзанским ущельем была прервана. Продолжать движение на Кропачево в окружении двух пехотных дивизий и казачьей бригады было невозможно. Стоять на месте — верный разгром.
В этой безвыходной обстановке родилась мысль: нанести удар не на отдаленное Кропачево, а на более близкую станцию — Яхино, до которой всего около сорока километров, почти вдвое ближе, чем до Кропачево, притом правый фланг будет постоянно прикрываться горными кряжами, а левый, восточный, — Юрюзанью.
Тяжелые бои третьего июля ни одной стороне не принесли какого-нибудь заметного успеха. Правда, в одной из штыковых атак в полевой сумке убитого командира одного из белых полков был найден приказ по 12-й дивизии, из которого стали ясны замыслы врага. Наступил решающий день четвертого июля. Неожиданный удар бригады Гайлита дал некоторый выигрыш во времени и расширении плацдарма. Началось успешное наступление на станцию. Но когда бригада, выполнив свою задачу, стала отходить, белые перешли в сильное контрнаступление. Особенно трудно стало, когда цепи полков стали свертываться в походные колонны, готовясь к отходу. Нужно было как-то оторваться от врага.