Не в счет
Шрифт:
— Куда? Куда-а-а ва-а-ама? На Курфюрстенд-а-а-амма, — я тянула и растерянно, и отчаянно, и с долей раздражения.
Три круга вокруг двух корпусов больницы этому раздражению крайне способствовали. Особенно, если прибавить субботу на календаре, восемь часов три минуты на часах и минус два на градуснике.
То, что учиться в меде — на квесты не ходить, за два месяца оной учёбы я поняла и осознала весьма так хорошо, местами даже прониклась, но… такое «но». Всё началось в прошлую субботу,
«Идете сразу туда, — в самом конце пары бодренько сообщил наш дражайший Анатолий Борисович и на всякий случай уточнил. — Сюда заходить не надо. Поняли?».
Поняли.
А вот теперь понимали окончательно, что туда — это непонятно куда.
В первом, терапевтическом, корпусе никакого паллиативного отделения, как сказали на вахте, не было. В хирургическом же внизу было пусто, поэтому четырёхэтажное здание, ставшее за последние двадцать минут мне таким родным и близким, в поисках каких-либо указателей и вывесок я обошла на четыре круга.
Поозиралась после в поисках если не знака свыше, то хотя бы людей, которых, впрочем, не наблюдалось, а потому в телефон, замедляясь и открывая задушевную беседу группы, я вновь уткнулась.
Там было интересно.
И вот с одной стороны, сообщение Валюши, что она опаздывает, но точно будет, пока же пробирается сквозь какое-то болото, меня успокаивало. Даже дарило надежду, что не опозданием единым, а вполне так коллективным пройдет сегодня пара.
То бишь люлей отвесят не мне одной.
Это же радовало и радует всегда.
Но с другой стороны… дождь, начавшийся противной моросью, быстро превратился в мерзкий ливень. Образовались озёра луж, в которых искупать и промочить сапоги я пару раз благополучно успела.
Замёрзла, как цуцик.
Потекшая тушь, оказавшаяся вопреки рекламным обещаниям совсем не водостойкой, хорошего настроения тоже не добавляла.
Да и… часть группы до нужного места всё ж добралась и даже написала, что по этажам, разделив на могучие кучки, их развели. Правда, отвечать на животрепещущий вопрос — Куда именно идти?! — вызвалась только Катя.
Она же староста, которой Сусаниным подрабатывать можно, ибо объяснять пути-дороги Катька никогда не умела.
До сих пор, к слову, не умеет.
Поэтому выслушав её сумбурные и невнятные — вот прямо от шлагбаума до дома, потом налево к дому и жёлтое здание увидите — указания, я приуныла.
Карты, выручавшие обычно, показывали, что на территории пятой больницы я уже нахожусь, а следовательно, свою задачу выполнили. Искать конкретное отделение они отказывались. Уточняющие вопросы, отправленные в беседу, кроме бродящей по болоту и тоже взывающей о помощи Валюши, никто не читал.
А потому, нарезав ещё один круг и даже подойдя к явно техническому одноэтажному зданию с трубами, я уже решила повернуть назад и с чистой совестью уехать домой, но… увидела Измайлова.
Он, забив, кажется, на время и дождь, неспешно вышагивал мне навстречу. Серое пальто, чёрные перчатки и зонт, не заляпанные грязью штаны и ботинки. Невозмутимое выражение лица и идеально уложенные волосы.
Ни дать ни взять ожившая картинка аристократа.
Идеального Кена, который своей идеальностью и непробиваемостью все два месяца и шесть дней учебы меня так… задевал. Бесил, если честно. Ещё выводил из себя и цеплял раз за разом мой взгляд.
Высокомерный, снисходительный, напыщенный, самодовольный, равнодушный, ехидный… О, я могла подобрать много эпитетов к этой идеальной роже, ехидно поднятой брови и потрясающему безразличию в глазах!
За два месяца учёбы я насобирала уйму этих эпитетов.
Вот только в ту субботу они все позабылись.
А я, не до конца веря глазам, моргнула, чтобы в следующее мгновение не удержаться и подпрыгнуть, провопить, размахивая руками, на всю пустую больничную аллею:
— Глеб! Боже, ты не представляешь, как я рада тебя видеть!
— Можно без боже, — он, останавливаясь в паре шагов от меня, уточнил невозмутимо. — Можно просто Глеб.
— Ты знаешь куда идти?
От его ехидства я отмахнулась.
Хоть просто Глеб, хоть индюк… божеский, в тот момент меня это не волновало.
— Прямо до дома?
— Какого дома? — я на его выгнутую бровь прошипела взбешенной кошкой, дёрнула за рукав пальто, чтоб указать. — Прямо забор, за которым лес! И бараки жилые. А здесь, на территории, только два корпуса. И из терапевтического меня уже два раза выставили!
— Однако… — он, озираясь по сторонам, протянул менее уверенно, поморщился едва заметно, чтобы вновь уверенно пробормотать. — Ладно, сейчас всё найдем.
Что ж… мы нашли.
Сначала Валюшу, которая из болота самостоятельно выбралась и до бараков, теряясь уже среди них, добралась.
Потом паллиативное, чтоб его, отделение, которое почему-то вместе с частью других корпусов находилось в полукилометре от детально изученных нами корпусов. И для начала следовало выйти обратно на улицу, пройти вдоль бараков с лесом и миновать многоэтажку, за которой больничный забор оказался.
Нашелся даже упомянутый Катькой шлагбаум.
И вывеска на одном из зданий нужного нам отделения, в которое мы, промокшие насквозь и замершие, явились около девяти. Поплутали ещё минут десять по подвалу в поисках раздевалки, а затем в поисках хоть кого-то, кто сказал бы куда идти и что делать.
Но с этим мы тоже справились.
И на первом этаже, в компании тоже опоздавших Лизы и Златы, оказались. Пошли мерить давление, пульс, температуру, забирать пустые тарелки после завтрака и просто слоняться, мешаясь всему персоналу под ногами.