Не в счет
Шрифт:
А потому, выйдя из квартиры, Кузнецова я увидеть рассчитывала.
Однако, не увидела.
И на водительское место, звучно хлопнув дверью, уселась Полька.
— Где-где, в далёком нигде, — она, перестраиваясь в правый ряд и включая поворотник, бормочет ожесточенно. — Мы расстались. Сегодня утром. Или ночью. Половина пятого — это как, уже утро или ещё ночь? Да Арчи, не мешай, иди к Калине!
На ребёнка, что курсирует с её колен на мои и обратно, Ивницкая прикрикивает раздраженно, подпихивает в мою сторону.
А я ловлю.
И
— Чего?!
— Ничего, — я, утешительно гладя четырехлапого ребёнка по макушке, отвечаю машинально. — Арчи, мы кололи её полдороги и полчаса. Причину расставания мне теперь выпытывать два дня, да?
— Не два, — она огрызается мрачно, ругается витиевато на кого-то, кто влезть в ряд перед ней самоубийственно вдруг решает. — Чтоб тебя, козёл тут у… умный нашёлся!!! А причина? А у нас всё прозаично и просто, Калина!
Пожалуй.
И что скажет Ивницкая дальше, я уже понимаю, но слушаю, смотрю, как плечами она нервно передергивает.
— Я замуж хочу, а Артём Николаевич не хочет. Зачем? И так нормально живем. Брак ведь есть рудимент общества, пережиток прошлого, — его слова она явно передразнивает, усмехается горько. — Он, знаешь, что мне тут сказал? Что если сильно надо, то и сам печать поставить может. Точнее через полгода сможет, когда диплом получит и врачебную печать прикупит. А там и поставит. Хоть в паспорт, хоть на лоб.
По рулю, остервенело сигналя, Ивницкая врезает от души, как и по тормозам. Выражает в нецензурной форме всё, что про умного козла, который всё же влезает перед нами и даже успевает проскочить на жёлтый, думает.
Думает же Ивницкая обычно много и забористо.
— Вот же у… урод!
— Не только он… — я поддерживаю меланхолично.
Разглядываю нескончаемый в этом городе поток машин, что мимо нас проносится. Даже в тёмную полночь и час перед рассветом по широким проспектам и длинным улицам кто-то и куда-то безостановочно движется.
Туда-сюда.
Кому прямо, а кому — повернуть.
Я вот сегодня тоже… поворачиваю, закладывая крутой вираж.
— Слушай, а хочешь мы его прикопаем? — я, моргая и прогоняя ненужную мысль, предлагаю проникновенно, продолжаю по отточенному годами чёрному юмору и привычке, что столь заразной оказалась. — Да не козла, а Тёму! Я некоторым место на кладбище давно присмотрела. Хорошее такое, тихое. Главное, вместительное. На двоих точно хватит.
— Он мне в шутку про печать сказал, — Полька, сжимая руль до побелевших пальцев, поясняет глухо и не сразу, смотрит пред собой, но загоревший вновь зелёным светофор не видит. — Только в каждой шутке правда. А я… Ну, не могу же я прийти и попросить. Кузнецов, подлый трус, женися на мне!
— Поехали.
— Всё-таки просить?
— Вперёд, Ивницкая! — глаза, пока на меня косятся, я закатываю показательно. — Нам сигналят. Зелёный. Поехали.
— А? Да, поехали, — она соглашается рассеянно. — Я не стану просить, а он сам не додумает. Я… я только теперь тебя поняла. Есть вещи, которые первым должен сказать именно он, пусть и старомодно это. Он же не говорит. И это, правда, выходит тупик.
Или замкнутый, порочный, круг.
Польке ведь важно и нужно, чтоб замуж Артём позвал её сам, чтоб это было его решением, а не её жирным намёком, просьбой в лоб или тем более требованием. И, значит, сегодня она рассталась с ним без объяснений.
Или вообще…
— Ивницкая, только не говори, что втихомолку собрала вещи и ушла!
— Не скажу, — обещает она покладисто и стремительно, продолжает дальше независимо и невозмутимо. — Он был на смене. И да, на звонки я отвечать не стала. Я не знаю. Вот что я ему скажу? Если правду, то он предложение сделает, только получится, что я его вынудила. А оставлять всё, как есть, я тоже больше не могу. И не хочу. Ещё свадьба твоя… Я дура, да?
— А когда мы с тобой были умными, Ивницкая?
— Никогда, это не наше.
Вопрос и ответ, который мы задавали друг другу так много раз, вызывают улыбки и теперь. И легче от этого делается.
Особенно, когда Ивницкая задумчиво и, кажется, с сожалением добавляет:
— А прикопать его не выйдет. У нас лопат нет.
— Вот из-за таких упущений и не становятся звёздами криминальной хроники! — я сообщаю назидательно.
Переключаюсь на вид из окна, за которым чёрно-белый угол «Gran Hotel» уже вырисовывается. Показывается строгий фасад, высокие арочные окна первого этажа и корзинные маркизы, из-за которых с Ивницкой мы поругались и от очередного варианта едва не отказались.
Идея устроить утро невесты в отеле была моя.
А вот непосредственно отель, споря до хрипоты и летающих подушек, мы выбирали с Ивницкой на пару. Сошлись после жарких прений и независимого мнения в лице Женьки на…дцать каком-то варианте, узнав, пожалуй, все отели и гостиницы города.
Ну и то, что мы два папуаса без чувства какого-либо вкуса.
Или макаки.
Последнее было добавлено моей любящей и нежной старшей сестрой, что внутри отеля нас теперь уже явно ждёт. И за опоздание, нарезая круги и посматривая на наручные часы, прибить готова.
Женька, она такая.
Даром, что Еней её дома ласково зовем.
— Ну чего, идем? — Ивницкая, глуша мотор и отстегиваясь, спрашивает с неуместным сомнением.
Или волнением.
И припарковаться, пока я разглядывала фасад, она благополучно успела. Отыскала в самом центре города единственное свободное место.
— Ага, — я соглашаюсь почти с тем же сомнением.
Выбираюсь всё же наружу.
Но… телефон, взрываясь знакомой песней, остановиться на месте даёт. Он даёт пару секунд или минут ещё, и из кармана, отдавая Ивницкой Арчи, я его вытаскиваю. Только вместо ожидаемой надписи «Любимый Женюсик-Енюсик» я вижу имя «Сава».