Не в своей шкуре
Шрифт:
– Я решил стать хорошим человеком.
– Ты?
– Разве я совсем безнадёжен?
– Для меня ты был и так хорошим.
– Ладно, дорогая, давай не будем расстраиваться и трепать друг другу нервы. Ты найдёшь ещё себе хорошего человека.
"Ну и свинья же этот Авдей, а я ещё хорошо думал о нём", – подумал после звонка незнакомки Секретов.
В дверь постучали.
– Проходите, – в голосе Секретова уже начали прорезаться
– Можно.
В кабинет прошёл Драчёв и сел на стул сбоку от Секретова. Он достал из папки листы с каким-то текстами и протянул мэру. Секретов положил бумаги перед собой.
– Что тут? – спросил он.
– Проекты, которые могут быть полезны обществу.
– Своими словами расскажи, а то у меня нет времени всё это читать.
– Можно в городе построить баню. Старая баня не работает уже три года.
– Интересно.
– Есть проект бассейна.
– Ещё что?
– Парк. У нас нет городского парка. Можно намутить парк с атракционами.
– Это мне нравится.
– Ещё есть проект дома досуга для детей и взрослых.
– Это что такое?
– Это что-то типа кружков, какие были в советское время.
– Это самое оно. Запускаем этот проект и проект парка.
– Деньги есть только на что-нибудь одно.
– Тогда дом досуга.
Заседание суда состоялось быстро, спустя неделю после задержания Авдея, пребывающего в теле Секретова. Был погожий солнечный денёк. В зале суда было немного народу. У Авдея был бесплатный государственный адвокат Евстигней Крючков, советовавший своему подопечному ничего не отрицать и во всём соглашаться со следователем. Авдей теребил адвоката, просил, чтобы тот добился штрафа или на худой конец наказания в виде исправительных работа в течение месяца-двух. Крючков был молодым, вечно улыбающимся и приветливым с большой головой и серыми умными, как казалось Авдею глазами. Евстигней заверял Авдея, что сделает всё возможное и невозможное, чтобы вытащить его. Авдей сидел в наручниках в специальном закутке. Прокурор Беленьков описывал Авдея, как опасного для общества социопата и уголовника:
– Посмотрите на этого человека. Сегодня он украл велосипед, а завтра что он украдёт? Пойдёт грабить банк? И не посчитается с жертвами. Вы скажите, что он не сможет убить? А я скажу, что сможет. Вы только загляните в его бессовестные глаза. Я не вижу в них ни капли раскаяния.
Авдей чувствовал, что заседание подходит к концу и наклонился к своему адвокату, сидевшему впереди него:
– Спросите же у потерпевшего, есть ли у него претензии ко мне, и напомните, что я готов выплатить моральный ущерб.
Евстигней неохотно попросил слова и высказал всё, о чём его попросил Авдей. Судья повторил сказанное потерпевшему. Гражданин сидел в первом ряду в зале. Он встал и сказал:
– Да, шут с ним. Он же старый совсем. Пусть гуляет на свободе. У меня нет к нему претензий.
Через десять минут судья объявила приговор:
– Гражданину Секретову суд назначает наказание в виде отбывание срока в течении одного года в колонии общего режима.
Авдей вскочил с места.
– Вы офонарели совсем! Уроды! Палачи! Изверги! И это за велосипед! У потерпевшего нет ко мне претензий! Вы слышали?!
Крючков попытался его успокоить.
– Господин Секретов, успокойтесь. Это всего лишь год, а не десятка. Время пролетит незаметно. Будете в колонии книжки читать и играть в шахматы.
Авдей плюнул в лицо адвокату.
– Ты – мразь! Ты не защищал меня. Ты идиот! Почему ты работаешь государственным адвокатом?! Потому что ни хрена не знаешь и не умеешь!
Был вечер. Секретов вернулся домой с работы. Дома его ждал изысканный ужин при свечах. На стол накрывала домработница Рита, та самая, которую Секретов увидел впервые, когда первый раз переступил порог дома Авдея. Таня одела красивое платье для ужина. Рядом с её тарелкой в большом бокале было налито багрово-красное вино. Секретов нацепил вилкой мясо и попробовал его.
– Странный вкус, – заметил он.
– Недоперчили? Или мало добавили абхазского соуса и пряностей? Надо вставить втык Рите, – сказала Таня.
– Никому не надо ничего вставлять. Вкус изумительный и мясо нежное. Никогда не ел такой курятины.
– Курятины? Ну ты даёшь, Авдей. Это же оленина.
– Оленина?
– Конечно. С севера. Как ты любишь.
– Да ты что? Видимо совсем вкус перебился. Может быть после простуды?
– Ты стал каким-то странным.
– Все меняются со временем.
– Ты перестал ругаться матом.
– И это хорошо, мат оскверняет человека, само его существо и общество, в котором он употребляется.
– Как ты научился красиво выражаться. Только в последние вечера и ночи ты опять стал волынить: на меня ноль внимания.
Конец ознакомительного фрагмента.