Не вчера родился. Наука о том, кому мы доверяем и во что верим
Шрифт:
Когда узнаешь об этих результатах, как и о безотрадных исторических примерах, казалось бы, свидетельствующих о том же явлении, трудно не согласиться с огульным заключением политического философа Джейсона Бреннана: «Люди так устроены, что ищут не истины и справедливости, а консенсуса. Они скованы давлением социума. Они слишком почитают власть. Они склоняются перед общим мнением. Ими движет не столько разум, сколько желание сопричастности, эмоциональное притяжение и сексуальное влечение» [25] . Психолог Дэниел Гилберт с коллегами вторят этому суждению: «То, что люди в действительности более доверчивы, чем подозрительны, пожалуй, “может считаться одним из первых и самых распространенных понятий, свойственных нам от природы”» [26] [27] .
25
Brennan, 2012, p. 8.
26
В цитату включены слова Декарта.
27
Gilbert, Krull, & Malone, 1990, p. 612.
Если
28
Цит. по: Гераклит. О природе [Фрагменты] / Антология мировой философии в 4 т. Т. 1. М.: Мысль, 1969. В оригинале автор цитирует перевод Гераклита с древнегреческого на английский американского поэта Брукса Хэкстона.
29
Heraclitus, 2001, fragment 111.
Две с половиной тысячи лет спустя мысль Гераклита была повторена в менее поэтичной, но более лаконичной форме в заголовке Би-би-си: «Почему люди так невероятно легковерны?» [30]
Доверчивость как адаптация
Если социальные психологи, по-видимому, вознамерились доказать, что человечество доверчиво, то большинство антропологов воспринимают это как должное [31] . Многие не усматривают проблемы в устойчивости традиционных верований и форм поведения: дети просто впитывают культуру, которая их окружает, таким образом обеспечивая ее непрерывность. Понятно, что антропологи уделяют мало внимания детям, считающимся лишь сосудами для знаний и умений предыдущего поколения [32] . Антропологи описали допущение, что люди поглощают любую окружающую их культуру, в виде теории «исчерпывающего культурного переноса» [33] , или, более уничижительно, «интернализации “по модели факса”» [34] .
30
David Robson, “Why are people so incredibly gullible?” BBC, March 24, 2016, http://www.bbc.com/future/story/20160323-why-are-people-so-incredibly-gullible.
31
К Ашу это не относится; см.: Friend et al., 1990.
32
Hirschfeld, 2002. Хотя это, вероятно, справедливо по отношению к большинству антропологов, не уделяющих особого внимания детям в своих исследованиях, в антропологии и социальной психологии также существует старая и мощная традиция изучения культурной ассимиляции (напр., Linton, 1963).
33
Boyer, 1994, p. 22.
34
Strauss & Quinn, 1997, p. 23.
При всей своей простоте эта модель культурного переноса помогает понять, почему люди должны были бы быть доверчивыми: так они усваивают знания и навыки, приобретенные поколениями предков. Биолог Ричард Докинз, например, объясняет «запрограммированную доверчивость ребенка» ее «полезностью для научения языку и традиционной мудрости» [35] .
Нетрудно вспомнить проявления «традиционной мудрости», от веры в колдовство до бинтования стоп [36] , которые лучше было бы не наследовать от старших в своем роду; однако эти вредные обычаи являются исключением. В целом б'oльшая часть усваиваемых из культуры представлений достаточно разумна. Мы ежедневно демонстрируем культурообусловленные формы поведения, слишком многочисленные, чтобы все их можно было упомянуть: это в первую очередь способность говорить, а также умение чистить зубы, одеваться, готовить пищу, делать покупки и прочее.
35
Dawkins, 2010, p. 134.
36
Древний обычай в Китае, сохранявшийся практически вплоть до недавнего времени. Об этом рассказано, в частности, в изданной в 1991 г. в Великобритании и ставшей международным бестселлером книге Юн Чжан «Дикие лебеди: Три дочери Китая» (М.: Издательство Ивана Лимбаха, 2008. Перевод Р. Шапиро). Вот как описывает автор книги эту пыточную процедуру: «Ноги бабушке забинтовали в двухлетнем возрасте. Ее мать, ходившая на таких же ножках, сначала спеленала ей ступни шестиметровым куском белой ткани, подогнув все пальцы, кроме большого, под подошву, потом придавила ногу в подъеме камнем, чтобы сломать кости. Бабушка кричала от страшной боли… Даже сломанные ступни следовало держать забинтованными день и ночь, потому что без повязки они сразу начали бы срастаться».
Археологические и антропологические свидетельства также указывают на то, что культурные навыки очень долго имели решающее значение для выживания человека. Поныне члены малочисленных социумов опираются на традиционное знание и практические умения в собирательстве, охоте, приготовлении пищи, изготовлении одежды и разнообразных инструментов, без которых их существование невозможно [37] .
Простота этой «модели факса», описывающей передачу культуры, подчеркивает многие выгоды обучения из среды, окружающей человека, однако очевидны и ее ограничения. Начать с того, что такая модель в огромной мере недооценивает степень культурной вариации, наблюдающейся даже в мельчайших, почти полностью самообеспечивающихся сообществах. Если какие-то действия могут совершаться всеми членами группы очень сходным образом, например определенный ритуал, то в большинстве видов деятельности есть существенные различия. Не все охотники делают одни и те же выводы из узора следов. Не все собиратели пользуются одними и теми же приемами поиска ягод. Не все творцы создают одинаково привлекательные песни, скульптуры или рисунки. Даже тот, кто слепо копирует предыдущее поколение, должен всякий раз принимать решение: «Кого копировать?»
37
См.: Henrich, 2015.
Одну из новейших концепций, отвечающих на этот вопрос, выдвинули антрополог Роберт Бойд и биолог Питер Ричерсон [38] . Их теория, которая называется генно-культурной коэволюцией, предполагает, что в процессе эволюции человека гены и культуры влияли друг на друга. В частности, Бойд и Ричерсон утверждают, что культура формирует нашу биологическую эволюцию. Если выбор того, какие фрагменты культуры, к которой принадлежит данный человек, копировать, настолько важен, то мы должны были посредством естественного отбора выработать механизмы, помогающие решать эту задачу максимально эффективно. Мы уже выработали у себя предрасположенности, отвечающие за разнообразные проблемы, с которыми сталкивались наши предки: формирование в целом точного представления о своем окружении, сбор съедобной пищи, избегание хищников, привлечение брачных партнеров, умение заводить друзей и т. д. [39] Было бы логично предположить, что у нас также образовались механизмы, помогающие перенимать культурные установки своих сверстников и предшествующих поколений.
38
Boyd & Richerson, 1985; Richerson & Boyd, 2005. Их работа посвящена главным образом материальной культуре, для которой проблема доверчивости, пожалуй, менее насущна, чем в случае коммуникаций.
39
E.g., Barkow, Cosmides, & Tooby, 1992; Pinker, 1997.
Отвечая на вопрос, у кого учиться, мы можем для начала взглянуть на лучшего в своем деле. Например, Алекс превосходно готовит, а Рене – душа любой компании; что ж, имеет смысл поучиться у них. Однако, даже сузив задачу подобным образом, мы имеем возможность копировать много разных действий. Как мы выясняем, каким именно образом и почему Алекс сумел приготовить такое великолепное блюдо? Интуиция помогает нам вычленить некоторые факторы (и дело точно не в его прическе!), но остается много других составляющих – от наиболее явных, таких как ингредиенты или время готовки, до самых неочевидных, вроде конкретного сорта лука или способа варки риса. Как мы убеждаемся, пытаясь повторить рецепт, успех порой определяется далеко не самыми понятными условиями [40] .
40
Henrich, 2015.
Чтобы помочь нам лучше учиться у других, Бойд, Ричерсон и их коллеги – например, антрополог Джо Хенрик и биолог Кевин Лаланд – предположили, что люди наделены набором простых эвристических моделей, управляющих усвоением нами культуры [41] . Одно из этих практических правил расширяет нашу способность учиться у самых успешных. Поскольку бывает трудно определить, какие из действий успешных людей обеспечивают их успех, скажем, почему Алекс сумел хорошо приготовить данное блюдо, может быть, стоит копировать без разбора все, что делают и думают успешные люди, вплоть до их внешнего вида или прически. Мы можем назвать это предвзятостью успеха.
41
О стратегиях социального обучения Лаланда см., напр.: Laland, 2004.
Другая модель состоит в копировании того, что делает большинство, – это предвзятость соответствия [42] . Она имеет смысл при обоснованном допущении, что если каждый индивид обладает некоторой независимой способностью к приобретению ценной информации, то любая общепринятая мысль или форма поведения заслуживают того, чтобы их перенять.
Можно представить себе еще много таких эвристических моделей. Например, Джо Хенрик и его коллега Франсиско Джил-Уайт предложили использовать вариацию предвзятости соответствия для корректировки предвзятости успеха [43] . Они отметили, что даже выяснить, кто именно успешен, бывает трудно. Так, в малочисленных социумах не сразу понятно, кто из охотников добудет больше всех дичи, поскольку день на день не приходится [44] . Как решить в такой ситуации, кому из охотников подражать? Можно посмотреть, что делают остальные. Если многие берут пример с данного лица, – иначе говоря, если его престиж несомненен, – есть смысл ему подражать. По мнению Хенрика и Джил-Уайта, предвзятость престижа высокоадаптивна.
42
Или конформистская передача, относящаяся к группе «предубеждений, основанных на частотности»; см.: Boyd & Richerson, 1985; Henrich & Boyd, 1998. Новую критику этих стратегий как бесполезных см в: Grove, 2018.
43
Henrich & Gil-White, 2001; обзор новых свидетельств см. в: Jim'enez & Mesoudi, 2019.
44
K. Hill & Kintigh, 2009.
Бойд, Ричерсон, Хенрик и другие построили сложные модели, показывающие, как опора на примитивную эвристику позволяет индивидам наилучшим образом использовать окружающую культуру. Другое преимущество этих эвристических практик состоит в их когнитивной дешевизне – они не требуют сложных расчетов, сопоставления затрат и прибылей: выясни, во что верит большинство, и усвой те же взгляды или узнай, кто делает что-то лучше всех, и повторяй все, что он делает [45] .
45
Richerson & Boyd, 2005, pp. 162–167, 187.