Не верь глазам своим
Шрифт:
— Правда? Ну, это будет сложно, поскольку Кики не пожелает иметь дело ни с кем из «Базза». Есть идейка. Промоутеры часто получают новых клиентов через менеджеров знаменитостей, поэтому никогда не отказывают им в общении. У меня есть один знакомый менеджер, мой должник. Попробую попросить его подергать за веревочки.
— Здорово. Спасибо, Джесси. А что представляет собой Кики?
— Странная женщина, на мой взгляд. Ей около сорока пяти, а она продолжает бегать в мини-юбках и строить из себя девочку. А еще коллекционирует всякое барахло, что бесплатно раздают звездам на разных церемониях. Складирует у себя все, до чего дорвутся загребущие руки.
— Хиллари сказала, она защищает своих клиентов, как тигрица детенышей.
— Обычно я не согласна с тем, что говорит Хиллари, но тут она права.
— А если бы кто-то собрался публиковать гадости о ее подопечной, как бы она себя повела?
— Как и все: вопила бы и орала с угрозами подать в суд на журнал и редактора лично. Промоутеров никто не учит, что можно добиться лучшего результата дипломатической тактикой. Иногда мне кажется, они ведут себя так для того, чтобы отчитаться перед знаменитостью — мол, я и вопила, и орала, не помогло.
Кики в самом деле кричала на Мону на вечеринке. Отстаивала ли она права Евы? Могла ли зайти дальше? Как все было? Мона плевала на заботы Кики и послала ее к черту. Кики заметила, как Мона уходит, и прокралась за ней. Кстати, Брэндон бросил между делом фразу о том, что Кики где-то пропадала. Она надеялась вернуться к животрепещущей теме, а Мона просто велела ей заткнуться. В бешенстве Кики ударила ее, затем еще раз. Но тогда откуда взялся человек в Маленькой Одессе? Неужели он простой грабитель? Или он в одной упряжке с Кики? При одном воспоминании об ужасе, испытанном под машиной, мне стало плохо.
Чтобы отогнать дурные мысли, я принялась за работу. Достала блокнот с записями и набросала слова Дикера и Харрисона. Затем взяла тетрадь и просмотрела хронологию событий, отметив там, что встреча с Дикером длилась максимум пять-десять минут. Что-то в его словах вызывало подозрение. Я снова взяла блокнот и вернулась к записи разговора с Эмми. Она сказала, что Мона попросила пожелать ей удачи, поднимаясь к нему в кабинет. Как правило, такое говорят, когда предчувствуют опасность или страх перед начальством. В то же время Дикер утверждает, что она зашла всего лишь сообщить о невинной передовице. Почему Дикер не потребовал отчета раньше? И почему Мона не захватила с собой распечатку статьи, чтобы показать ему?
Я поднялась из-за стола и направилась к кабинету, который временно занимала помощница Моны Эмми. Девушка угрюмо пялилась в листок бумаги, словно и не шевельнулась с моего последнего визита.
— Когда ты собираешься вернуться на прежнее рабочее место? — спросила я на пороге.
— Может быть, на следующей неделе, когда прибудет Бетти. Там как-то жутковато сидеть одной. К тому же я не уверена, не сократят ли меня.
— Не сомневайся, обстоятельства сложатся в твою пользу. Послушай, Эмми, хочу задать тебе еще один вопрос. Когда Мона отправилась тем вечером к Дикеру, она могла намереваться рассказать ему о передовице?
— У нее не было с собой бумаг.
— Но может, она просто хотела передать общий смысл.
— Тогда бы просто позвонила. Поверьте мне, миссис Ходжес старалась найти любой предлог, чтобы не встречаться с ним лично.
Значит, Дикер обманул меня.
— А как на твой взгляд, зачем она поднялась к нему? — спросила я. — При чем здесь удача?
— Что?
— В прошлый раз ты сказала, Мона попросила пожелать ей удачи.
— Ах да. Вероятно, собиралась сообщить Дикеру нечто неприятное. Например, что мы превысили выделенный бюджет. Такие вещи всегда выводят его из себя.
— Ясно, спасибо, — поблагодарила я. Похоже, я вынудила Дикера солгать. Но зачем ему скрывать истинную причину прихода Моны? Интересно, выдал ли он полиции ту же версию, что и мне? Я развернулась уходить, но тут остановилась. — И еще одна деталь. В прошлый раз ты сказала, что в редакции оставались Шустрик и Харрисон. А Райан уже ушел? — поинтересовалась я.
Эмми подняла глаза и покосилась влево.
— А я разве вам не говорила?
— Нет. Так он был там?
Да, он тоже задержался допоздна. Извините, что забыла упомянуть его. Шустрик и Харрисон сидят ближе ко мне, поэтому их присутствие ощущается более остро.
Со словами благодарности я удалилась и вернулась к столу. До сих пор надо заполнить пару прорех — опросить Кики и Кимберли, во что бы то ни стало связаться с папарацци, — но пора приступать и к написанию статьи. Буду надеяться, что получу полную информацию до понедельника.
В следующие полтора часа я сделала первый набросок. Пришлось совмещать объективность с повествованием от первого лица, и хотя жутковато было будоражить в памяти события того вечера, от себя писалось как-то легче. Закончив набросок, я отослала его Нэшу по электронной почте, чтобы он составил представление о моей задумке. Хорошо бы успел взглянуть на него до нашей сегодняшней встречи.
Я перелистнула блокнот на ту страницу, где записала реплики Дикера. Если они с Моной разговаривали не о передовице, то о чем? И почему всего лишь пять минут?
Эта мысль не давала мне покоя. В грязном белье «Базза» сведуща Кэт Джонс. Она может быть в курсе повышенного напряжения между Моной и Дикером. Если подруга до сих пор чувствует себя виноватой за то, что уволила меня, обязательно уделит мне время на этой неделе.
Я набрала ее номер, и трубку, естественно, подняла помощница. Я объяснила, что хочу урвать полчасика у Кэт сегодня или в воскресенье, поскольку в субботу барбекю у Дикера. Также добавила, что готова довольствоваться телефонным разговором.
— Кэт сейчас на совещании. Подождите секундочку, спрошу, сможет ли она прерваться.
Замечательно. Совесть мучает ее еще больше, чем я предполагала.
Я ждала около двух минут, представляя жизнь в «Глоссе»: знакомые лица сотрудников, по которым так скучаю, угрюмые модели, переполнявшие приемную в день кастинга, сумасшедший отдел моды в кабинете напротив, где наряжали манекена, прозванного толстозадым. Прошло всего шесть недель, а казалось, целая вечность.
— Вы еще на проводе?