Не верь, не бойся, не проси или «Машина смерти»
Шрифт:
За полтора десятка лет на должности криминального репортера в моей жизни бывало всякое: следил я, следили за мной, так что с азами оперативной работы я кое-как знаком. В городе очень трудно долго пасти кого-то с помощью всего одной машины. Вот такой мой примитивный маневр — и вся слежка насмарку. То, что «ауди», проехав на моем хвосте через половину Центра, не затормозила вслед за мной, рискуя привлечь внимание, а покатила себе спокойно дальше, означает: меня ведут вполне профессионально. Кто-то, возможно, даже и не один, остался сзади. Они будут сменять друг друга за моей спиной, поочередно удаляясь и приближаясь, где-то даже обгоняя в потоке других автомобилей, стараясь
Гром грянул, когда я уже подъезжал к редакции. Бабахнуло так, что моим напряженным нервам показалось, будто выстрелили у меня над ухом. Похоже, природе это тоже не понравилось, она гневно потемнела лицом: сумерки сгустились почти мгновенно, словно осветитель за кулисами сдвинул реостат аж до упора. Молния развалила небо напополам, и из трещины хлынуло мне на лобовое стекло так, что щетки перестали справляться с потоками воды. Конечно, на площадке перед конторой как на грех не видно было ни одного свободного места. Пришлось приткнуть машину на самом краю, метров за сто от входа. Не знаю, продолжали меня пасти или нет, но твердо уверен, что последнюю спринтерскую дистанцию по пузырящимся лужам от стоянки до дверей редакции я прошел в полном одиночестве.
До своей комнаты мне удалось добраться почти незамеченным: в голове уже складывались первые абзацы будущего материала, а в такие минуты неохота с кем-либо общаться, особенно с начальством. Только у самых дверей кабинета меня цепко схватила за рукав пожилая девушка Рита Блюм, которую все, независимо от возраста, называют Ритатуля. Сколько себя помню, она ведет в газете рубрику «Горячие новости», которую язвительный Чепчахов называет «Горячие глупости». Ради двух-трех строчек информации Ритатуля готова проехать пол-Москвы, чем вызывает мое глубокое профессиональное уважение. Она въедлива, дотошна и настырна, но при этом действительно глупа как пробка. Слава Богу, ей позволяют только собирать новости, но не разрешают комментировать их в газете. Ритатуле не остается ничего другого, как делать это в коридоре редакции.
— В зоопарке родился слоненок, так они назвали его Моськой! — сообщила она мне с возмущением. — Нет, Игорь, ты только представь: слон Моська!
Чтобы поскорее от нее отделаться, я решил ей поддакнуть:
— Это что, вот у меня есть приятель, его вообще после института распределили механиком на нефтеналивной танкер «Джордано Бруно».
У Ритатули азартно расширились глаза.
— Какой порт приписки?
Я понятия не имел какой, поэтому быстро соврал первое, что пришло в голову:
— Уже спохватились и переименовали. Теперь он «Галилео Галилей».
После чего мне удалось наконец прорваться к себе в кабинет.
Ливень за окном не то чтобы выдохся, а взял более спокойный, размеренный темп, как марафонец, перед которым впереди еще большая трудная дистанция. Капли уютно барабанили по жестяному подоконнику. Я запер дверь, зажег настольную лампу, положил перед собой стопку чистой бумаги и взял ручку. Начало и конец — две необычайно важных вещи в материале. Но начало всегда дается труднее. Если не первой фразой, то хотя бы первым абзацем надо дать читателю по мозгам, привлечь его внимание. Начало и конец. Посредине, как в жизни, может быть все, что угодно, но начало и конец — это то, что останется, то, что запомнится. Ручка довольно долго совершала бессмысленные пируэты над пустынным пространством белого листа, прежде чем вывести первую букву. Потом я начал писать.
"Смерть от пули в нашем городе теперь дело обычное. Мы привыкли к ней, как солдаты на фронте. Каждый день то ближе от тебя, то дальше строчат автоматные очереди, рвутся мины и бомбы, гранаты из противотанковых базук лупят по автомобилям и окнам домов. Заказные убийства стали таким рутинным явлением, что газеты порой уделяют им не больше нескольких строчек: размер заметки зависит от положения, которое занимала в обществе жертва, да еще, пожалуй, от изобретательности киллеров, дающих репортерам пищу в описании новых подробностей.
Все это похоже на игру с хлапштосом. Есть такой термин у игроков на бильярде, от немецкого «удар с хлопком». Хлапштос — это не просто удар, точно направленный в цель. Хлапштос — это когда шар влетает с оглушительным грохотом, когда кость шара угрожающе трещит, сталкиваясь с железной окантовкой лузы, сотрясая весь огромный мраморный стол на толстых дубовых ножках, вызывая дрожь у пораженных зрителей.
Но профессионал играет на хлапштосе, только когда нужно напугать противника, морально разложить его. Профессионал не станет с треском класть шары, если не хочет до времени обнаружить своего профессионализма. Тычок его кия будет в этом случае тихим, для стороннего взгляда почти неуверенным, а шар упадет в лузу как бы случайно. Однако это тоже будет удар профессионала.
Мы привыкли к смерти на хлапштосе. В назидание другим, слишком жадным или слишком самонадеянным, железо и кость то и дело с шумом и грохотом бьются друг о друга. С наших улиц, как с полей сражений, выносят трупы банкиров и коммерсантов, журналистов и политиков, преступных авторитетов и воров в законе.
Киллеров поймать трудно, найти заказчиков еще труднее. Найти нельзя, зато вычислить — можно. По принципу «кому выгодно». А вот это уже не всем нравится. На войне как на войне, юридическими доказательствами никто себя не обременяет. На гангстерской войне — тем более. Если тебя «вычислили», последствия могут быть вполне определенными...
Поэтому, коли нет задачи продемонстрировать силу, профессионал не станет просто так что есть силы лупить по шарам. И тогда в город войдет другая смерть: как бы случайная, малозаметная. Похожая на несчастный случай. Но не переставшая от этого называться убийством. Умышленным убийством в корыстных целях, совершенным на заказ руками умелых киллеров.
Ваш корреспондент провел собственное расследование, изучив обстоятельства ряда «случайных» смертей, произошедших за последнее время в нашем городе. Результаты оказались ошеломляющими".
Я перечитал написанное. Не слишком ли напыщенно с этим хлапштосом? Подумал и решил пока оставить так: в крайнем случае потом подредактирую. Пожалуй, все это можно будет пустить как врезку к материалу. Тогда имеет смысл остальное разбить на главки. Может, придумать к каждой по маленькому заголовку? Это всегда читается лучше, чем слепой текст.
Например, про главбуха исчезнувшего инвестиционного фонда: «НАДЕЖДА» УМИРАЕТ ПЕРВОЙ". Или о судьбе обворованного книгоиздателя: «САМАЯ СТРАШНАЯ СКАЗКА ВСЕХ ВРЕМЕН И НАРОДОВ». Больше с ходу ничего не придумывалось. Правда, по поводу убийства молодого нефтяного магната само собой просилось «ДЕЛО ПАХНЕТ КЕРОСИНОМ», но я отверг этот вариант: слишком близко лежало.