Не верь, не бойся, не проси или «Машина смерти»
Шрифт:
Тоненько, как бормашина, заверещал звонок. Откуда-то из-за спины дядя Гриша извлек сотовый телефон, щелкнул крышечкой, приблизил аппарат к розовому ушку.
— Да, я, так точно, — говорил он невидимому абоненту. — Как раз сейчас работаем... Отчего ж? Успешно. Да, да, начал понимать. А куда ж он, милок, денется? Есть! Есть! И вам того же!
Закончив беседу, старая сволочь качалась туда-сюда в кресле, улыбчиво наблюдая за моей реакцией. А реакция у меня была плохая. Отвратительная была реакция. Он играючи сделал со мной то, что мне не удалось с ним. Я был не просто разозлен, я был напрочь выбит из колеи, и хотя умом понимал, что, выйдя из себя, могу наделать непоправимых глупостей, совладать с собой уже не мог. Изо всех сил
Понятно, что старый пердун не стал бы вот так запросто сидеть со мной на веранде, если б не был уверен в мерах безопасности. Но ведь и на старуху бывает проруха... Была не была — я слегка склонился вперед, принимая позицию стартующего бегуна, и ринулся напролом головой вперед.
Не знаю, переоценил ли я себя, но дядю Гришу явно недооценил. Не удивлюсь, если узнаю, что в молодости он проходил подготовку в какой-нибудь школе спецназа. Чертова перечница проявила совершенно неожиданную прыть: он успел одновременно подставить ногу, о которую я успешно споткнулся, и выставить руку, чтобы схватить меня за шиворот. Но слишком долго торжествовать я ему не дал: сказалась четверть века разницы в возрасте. Испытав краткий, но сладострастный миг, я локтем с размаху заехал ему в птичью харю и, прежде чем вырваться из его когтей, успел удовлетворенно заметить, как брызнула во все стороны его поганая кровь. После этого, перемахнув через парапет, я бросился к забору, но было поздно.
Сразу с трех сторон мне наперерез устремились давешние битюги. Один из них с ходу двинул мне ногой в пах, другой нанес страшный удар кулаком в голову. Что сделал третий, я уже не увидел, потому что лежал на земле, закрывая голову руками и даже не столько чувствуя, сколько слыша глухие удары тяжелых ботинок по спине, по почкам, по ребрам.
— Так его, так, так, — крякая при каждом пинке, радостно приговаривал старый вертухай, стоя где-то неподалеку, и вдруг в какой-то момент, спохватившись, заорал: — Стой! Хватит! До смерти забьете!
Но как быстро они выполнили этот приказ, мне судить было не дано. Я опять потерял сознание.
Снова к жизни я возвращался так, как, наверное, умирают: с ощущением, что у меня болит не одно какое-то место, а тяжело и мучительно саднит весь организм. Во рту было солоно от крови, но, проведя легонько языком по зубам, я с некоторым изумлением обнаружил, что все они целы, хотя два или три качаются. Картина будет неполной, если забыть сказать, что в чувство меня привело вылитое сверху ведро ледяной воды, судя по всему, далеко не первое. На этот раз я обнаружил себя не на кушетке, а посреди кафельного пола просторной душевой. Впрочем, по большому счету сейчас это было безразлично.
— Очухался, штымп, — без всякого выражения сказали над моей головой. И сразу где-то рядом заблеял старческий тенор дяди Гриши:
— Вот и хорошо, вот и славненько! Оттащите его, мальчики, в предбанник, пусть сохнет. Он нам утречком сухим нужен. — Меня схватили под мышки, волоком вытащили в соседнее помещение и свалили у стенки. Надо мной нависла, полностью загородив горизонт, огромная фигура, кто-то грубо схватил мою правую руку и защелкнул на ней наручник. Другой наручник окольцевал трубу батареи отопления.
— Лежи и не рыпайся, — посоветовал все тот же невыразительный голос. Но затем, видимо, для лучшего усвоения, нога в здоровенном тупоносом ботинке сделала ленивый замах и пнула меня в бок. Боль рванула по всему телу, как от электрического разряда, и я не заорал только потому, что не было сил. После чего все покинули предбанник, оставив меня наедине с моими мыслями и чувствами. Вероятно, я на какое-то время снова впал в забытье, потому что, когда в следующий раз разлепил глаза, за маленьким окошком было уже совершенно темно. Свет в комнате был погашен, однако в коридоре горел, вероятно, из соображений безопасности моего здесь содержания. С удивлением обнаружив на левой руке часы, я при помощи светящегося циферблата выяснил, что время близится к трем часам ночи. До утра, вернее, до того, что утром должно случиться, оставалось совсем немного. А я, побитый физически и морально, скован цепью с чугунной батареей, такой же холодной и бесчувственной, как мои мучители. Впору было заплакать, но я сдержался. В конце концов, как верно заметил однажды Иван Федорович Аркатов, безвыходное положение бывает только под крышкой гроба. Вот он, бедняга, теперь по-настоящему в безвыходном положении. А у меня должна быть надежда.
С трудом кое-как сев, я уперся спиной в ребристую грудь радиатора и оглядел помещение. Типичный предбанник сауны, весь облицованный деревом, на полу тоже доски. Посередине длинный стол с лавками, в одном углу уютно фырчит холодильник «Розенлев», в другом умывальник с краном, из которого мелкой дробью сыплется в металлическую раковину тонкая струйка воды. И больше ничего. Прямо будем говорить, весьма скудный арсенал для начала действий. Тем не менее я к ним приступил.
Первым делом, стараясь производить при этом как можно меньше шума, я попытался определить границы своей деятельности. Вскоре выяснилось, что до «Розенлева» я, хоть и с трудом, могу дотянуться левой рукой, но вот раковина, а главное, кран остаются для меня практически недоступными. Ладно, решил я, начнем с того, что доступно.
Холодильник был соединен с сетевой розеткой коротким, но толстым шнуром. Вытянувшись так, что правая, прикованная к батарее рука чуть не вылетела из плечевого сустава, я сумел дотянуться до основания кабеля и ухватить за него. Теперь предстояло самое трудное: выдернуть шнур из импортного, отлично подогнанного нутра «Розенлева». Я дернул со всей силой, на какую был сейчас способен, но результата не достиг. Тогда я переменил тактику. Уперся ногами в батарею и стал тянуть на себя кабель, используя теперь силу не только руки, но также спины и ног. Раздался короткий хруст, я с размаху треснулся головой об пол, но мог торжествовать победу. В моей руке оказался шнур, на конце которого грозно посверкивало раздвоенное жало оголенных проводов. Другой его конец уходил в электросеть.
Нет сомнений, это было грозное оружие. Но ближнего боя. Я бы сказал, очень ближнего. Шансов на то, что мне удастся подманить к себе охранника на столь малое расстояние, было ничтожно мало. Требовалось что-то еще.
Теперь моей целью стала раковина. Она находилась между мной и дверью в коридор, но к двери сильно ближе. Это и решило план кампании. Однако прежде чем начать сражение, предстояло подготовить как следует поле боя.
Я развернул туловище в другую сторону. Это, с учетом моей неразрывной связи с батареей отопления, оказалось не так просто, однако я справился. Грудь, бока, спина и шея при каждом движении отзывались пронзительной болью. Но мне было из-за чего стараться и страдать.
Выяснив, что все равно не могу дотянуться до крана, я оставил эти бесплодные попытки и сосредоточился на сливной трубе. К счастью, она была пластмассовая. К несчастью, даже приняв совсем уж немыслимую позу, я еле-еле доставал до нее носком ботинка. Тогда я пустился на хитрость. Стащив левый ботинок, я одной рукой кое-как насадил его на носок правого и таким образом удлинил атакующую конечность. Плохо было, что теперь она в известной мере утратила жесткость. Хорошо, что с четвертой или пятой попытки мне все же удалось нанести по трубе решительный удар и выворотить ее из гнезда. В изнеможении откинувшись на жесткую поверхность батареи, я с умилением наблюдал за делом ног своих: поблескивая в отдаленном свете коридорной лампочки, на дощатом полу растекалась лужа.