Не верь, не бойся, не проси
Шрифт:
– Тащи Алика сюда. Может, он чего видел.
– Сей момент, командир!
– козырнул Ванька и помчался во двор.
Через пару минут он вернулся, сосредоточенно и нелюдимо, как заправский конвоир, толкая перед собой пыхтящего взволнованно Алика. Сосед улыбался заискивающе и, сложив на груди сдобные ладони, мелко, подобострастно кивал.
– Асселям алейкум...
– Ты видел, кто без нас в доме был?
– не давая опомниться, грозно подступил к нему Новокрещенов.
– Нишава не видел, - радостно закивал Алик.
– Дома спал.
– Кто-то сюда заходил. Вот, - Новокрещенов указал на погреб и от волнения тоже заговорил с акцентом на манер Алика.
– Человека отсюда забирал и выпускал. Понял? Нужного мне человека. Я его здесь закрывал, а он выпускал!
Алик, вытянув шею, опасливо, бочком, приблизился к погребу, глянул по-птичьи одним глазком вглубь и сразу отскочил.
– Кто там?
– Да никто теперь, дятел!
– рявкнул, потеряв самообладание, Новокрещенов. Принялся объяснять, словно глухонемому, жестикулируя.
– Вот тут пленный сидел. Под крышкой, в погребе. Сверху - шкаф. Кто-то в окно залез - видишь, разбито? Шкаф отодвинул, погреб открыл и пленника выпустил.
– А-а!
– сообразил вдруг и закивал радостно Алик.
– Мой все понял. У тебя там раб сидел! У меня тоже раб дома был, доверительно сообщил он Новокрещенову.
– Давно был. Русский раб. Хороший. Много-много работал и мал-мал кушал, - и заверил льстиво: - Русский раб - самый лучший раб!
– Вот сволочь, - взъярился Ванька и влепил Алику оглушительную затрещину. Тот мотнул от удара головой, схватил себя за пухлую щеку, надул плаксиво толстые, будто напомаженные алые губы.
– Зачем бьешь, брат?!
Ванька смущенно потер костяшки пальцев, сказал сконфуженно:
– Ты тоже, сосед, виноват. Говори да не заговаривайся!
– и, повернувшись к Новокрещенову, заступился за пострадавшего: - Да не видел он ни хрена! Говорю ж - с улицы залезли!
– Ладно, - согласился Новокрещенов и указал ошарашенному Алику пальцем на дверь.
– Иди отсюда. И - молчок! Понял?
– Понял!
– угодливо закивал сосед, заколыхал животом согласно и удалился, пятясь.
– Что делать-то будем, шеф?
– Ванька обескураженно почесал пятерней сивые вихры на затылке.
– Я уж договорился с летунами насчет письма. Обещали передать в лучшем виде... У вояк там тоже кое-какие связи есть. А как теперь пацана из плена вытащить - ума не приложу... Интересно, какая все-таки падла у нас чечика стырила?
Новокрещенов досадливо поддел ногой крышку люка, захлопнул с грохотом, потом подошел к низенькому окну, нагнулся, осторожно коснулся пальцем ощерившихся в раме осколков.
– Нам с тобой, Ваня, отступать нельзя. Найти надо чечика.
– Да где ж его теперь ловить?
– жалобно шмыгнул носом приятель.
– Ищи ветра в поле...
Новокрещенов распрямился, охнув, потер поясницу.
– Радикулит, ч-черт... Я, кажется, знаю, кто нашего чеченца увел... потом поинтересовался буднично.
– Ты пистолет почистить собирался? Вот и займись этим прямо сейчас. А заодно покумекай, как глушитель к нему примастырить. Сможешь такую штуку сконструировать?
– Запросто!
– Ванька пошарил глазами по комнатке, схватил пыльную, давным-давно неизвестно зачем валявшуюся на полке большую, как почерневшая груша, клизму, сдавил, хрюкнул резиной.
– Во, в самый раз.
– Издеваешься, да? Мы к бандитам пойдем. Их клистиром не проймешь... вспылил Новокрещенов.
– Да вы не поняли, шеф, - обиженно возразил Ванька.
– Пипку вот эту срежу и донышко. Натяну на ствол - мировой глушак получится. Если, конечно, только пару раз стрельнуть. Больше не выдержит. Сколько выстрелов-то будет?
– Два, - твердо пообещал Новокрещенов и уточнил: - Один на поражение, второй - контрольный.
Глава 21
После полудня к Самохину прибежал новокрещеновский шнырь Ванька и поведал о таинственном исчезновении чеченца. А потом, видя искреннее недоумение и негодование отставного майора по поводу такого непредвиденного исхода тщательно разработанной и осуществленной операции, успокоил, намекнул на новый план, задуманный Новокрещеновым.
Для его обсуждения отставного майора приглашали на встречу в скверике, неподалеку от дома. Там его уже ждал Новокрещенов, сидя на лавочке и покачивая ногой.
Ванька опустился поодаль на корточки, достал из необъятного кармана пообтрепавшейся камуфляжной куртки бутылку пива, ловко сорвал зубами пробку и, приложившись, ополовинил посудину, клокоча горлом, в один присест.
Покосившись на Новокрещенова, Самохин обнаружил, что тот здорово изменился со времени их последней встречи. Песочного цвета костюмчик, в тон ему рубашечка с галстуком, новые, ласкающие взор персиковой замшей, ботинки... Но главное - глаза: серые, колкие, как шипы новой колючей проволоки на запретке...
– Ты, майор, Щукина-младшего знаешь?
– холодя его взглядом, деловито осведомился Новокрещенов.
Самохин вздохнул понимающе.
– Вот, значит, что у вас на уме... Встречал я этого паренька лет десять назад. В следственном изоляторе.
– Что за тип?
– Ну, сейчас не знаю... Если уж нынче даже дешевые фрайера, которых на зоне тогда за людей не считали, и то забурели, в авторитеты воровские вышли, то этот-то уже тогда вроде как в серьезных пацанах ходил. Хотя и не урка. Ни разу, кажется, на зоне не сидел. Так, попарился в сизо пару месяцев...
– Опасен?
Самохин поджал губы.
– Да кто ж так, с первого взгляда, может сказать... Я его в девяносто первом встречал. Типичный обкомовский сынок - избалованный, наглый. А попал под дубинал, ему дежурный наряд слегка хребет вправил, так сразу скис... Дерьмо, одним словом...
– Вот мы сегодня с этим дерьмом поближе и познакомимся, - заявил Новокрещенов, шалея глазами.
Самохин опять вздохнул, кивнул обреченно, сказал, тупя взгляд:
– Значит, это он у нас чеченца-то умыкнул?