Не верь, не бойся, не проси…
Шрифт:
– Ну, вот сейчас пригляделся, Дениса и Мишку где-то видел. А с Витьком даже вроде дрались…
– О, было дело компания на компанию после танцев, – смущенно начал Виталий, Артема-то он признал сразу, да не признался. – Нам тогда наваляли по-полной, с Темой были такие головорезы, что мама не горюй.
Мальчишки все засмеялись, а Максим сказал:
– Здесь выяснять отношения не будем в любом случае.
– Да я и не собирался, – ответил Витек. Он помнил, как Артем руками и ногами крушил его друзей. Да и самому ему неслабо прилетело.
– Я тоже не собирался, – сказал Павлов, – подрались и подрались. Бывает.
– Так и со мной ты дрался, – вдруг прорезало память у Мишки. – Ты был с какими-то мелкими задирами, похожими с лица, а я с корешом Пашкой. Он боксер и вырубил
Пацаны опять засмеялись.
– Да ты реально драчун,– начал Максим, когда смех поутих, – будем переделывать тебя в дрочуна. Точнее сам переделаешься, посидишь тут…
В коридоре послышался скрип давно не мазаных колес тележки. Открылся «кормяк» так называют специальное окошко в двери. «Баландер», такой же заключенный, который развозит еду, на всякий случай произнес: «Ужин». Мальчишки без спешки со своими тарелками подошли за пшенной кашей и еле сладким чаем. Новые друзья при этом стали доставать из сумок различные продукты, полученные в передачах от родственников. Они выставили на стол конфеты, печенье, колбасы копченые, масло, при этом угощая и Артема. Маслом приправили кашу, посыпав ее сверху сахарным песком, и она стала гораздо съедобнее. После вкусного ужина, Павлов попросил конверт, ручку и бумагу. Он решил черкануть письмо отцу, самому родному человеку на свете, не считая конечно брата. При этом не стал жаловаться на судьбу, доказывать, что он не виноват… Просто попросил по возможности прислать сигарет, чая, зубную щетку, белье…ну, и еды какой-нибудь, не очень дорогой. О себе написал кратко, мол, все нормально, приняли хорошо. Макс объяснил, что письмо надо на другой день взять с собой на прогулку. По пути будет большой почтовый ящик, бросить в него. Затем его прочитают в специальной части и отправят по адресу. Цензура довольно жесткая, все лишнее, зачеркнут до полной нечитаемости.
В двадцать два часа с коридора послышалась команда: «Отбой». Основной свет в камере погас, загорелся ночничок над дверью. Такой же тусклый, как в ИВС. Пацаны разместились по своим местам. Артема удивило то, что разговоры сразу прекратились. Видно молодые сидельцы уже втянулись в режим, а может просто недосыпают. Лежать на деревянном настиле с непривычки жестковато, но после такого же в ИВС и вообще без матраца, вроде как терпимо. Когда стал засыпать, почувствовал укус – ударил по этому месту ладошкой. Потом еще и еще. «Не иначе, клопы», – подумал новенький. С этой напастью он впервые «познакомился» еще в детстве, когда жили в старом доме на улице Комсомольской. Вывести ее совсем непросто, легче привыкнуть и не обращать внимания. Началась размеренная тюремная жизнь…
Запомнилась первая прогулка в дворике размером четыре на четыре метра. По коридорам следственного изолятора мальчишки шли цугом, один за другим. Руки держали за спиной. По пути с левой стороны стоял большой почтовый ящик с прорезью для писем. Павлов бросил туда свое послание отцу. Сзади пацанов шел сотрудник СИЗО. Он открыл обитую железом дверь, запустил арестованных вовнутрь и за их спиной вновь лязгнул ключ в замке. Над головой была решетка вместо потолка, и Артем понял смысл выражения «небо в клеточку» … Несовершеннолетним в следственных изоляторах положено два часа в сутки быть на свежем воздухе в любую погоду. А она в этот день была очень приятной. На улице почти лето – тепло и весело. Мальчишки взяли с собой сшитый из тряпок мяч. Был он весь такой кривобокий и тяжелый, но это не помешало им сначала поиграть в футбол, затем просто покидаться друг в друга. Конвойный сверху безразлично смотрел на их забавы. Дети, они и в тюрьме – дети… Когда надоело играть, Макс попросил показать пару ударов по воздуху ногами. Артем не отказал, показал связку ударов – майя, ура-маваши и маваши. Все пацаны были в восторге. Павлов ощутил, как растет его авторитет среди сокамерников. И это ему определенно нравилось.
Через день на автозаке привезли в центральный отдел милиции к следователю. Это была та же молодая женщина, что уже допрашивала Артема. Был и адвокат, но другой – мужчина, невысокий, склонный к полноте, лет сорока пяти – пятидесяти, одет в старомодный серый костюм и при галстуке. Он попросил у следователя разрешения поговорить с Павловым с глазу на глаз. Она разрешила.
– Меня зовут Алексей Анатольевич. Со мной заключил договор на твою защиту брат Сергей. Он и оплатил мои услуги. Буду защищать тебя и на следствии и в суде. В деле много неувязок, для их устранения тебя и вызвали,– начал адвокат, – отвечай обдуманно, сомневаешься – посоветуйся со мной.
– Хорошо, – кратко ответил Артем.
…Ему почему-то вспомнилось, как гулял летним вечером по улице Ленина с братьями Нещадимовыми Денисом и Максимом. Предварительно выпили бутылку «Кагора» прямо из горлышка и без закуски, она подняла настроение. Курили и громко гоготали, не обращая внимания на прохожих, которые старались обходить подростков стороной. А на двухэтажном здании рядом с перекрестком с улицей Фрунзе, напротив магазина №44, висела рекламная вывеска «Адвокат Козлов принимает в кабинете юриста». Смеялись все трое до боли в животах. Им по смыслу показалось, что адвокат принимает козлов в кабинете юриста, это и вызвало неудержимое веселье. «Не из этой ли конторы Алексей Анатольевич,– подумал с внутренней ухмылкой подозреваемый, – так я вроде и не козел вовсе».
Вернулся следователь. Заставил в который раз назвать фамилию, имя, отчество, когда родился и где, расписаться, что предупрежден об ответственности за заведомо ложные показания. Павлову недавно исполнилось шестнадцать лет, и эта процедура была обязательной.
– Скажите, подозреваемый, как вы могли успеть совершить разбой, если после сборки пяти палаток, со слов вашей бабушки вы были у нее, брали пироги на продажу?
– А я быстро собрал палатки, взял нож, маску…и также быстро ограбил камеру хранения, – вопреки совету адвоката, не думая, ответил Артем.
– Зачем вы ударили ножом заведующую камерой хранения, – спросил следователь.
– Она стала орать, – ответил подросток.
– Вы хотели ее убить?
– Нет, просто, чтобы она не орала.
– В какую область тела вы нанесли удар?
– В область головы.
– Кровь была? – спросил следователь.
– Да, вроде…
– Почему на вашей одежде ее следов не обнаружено?
– Так я замыл потом рубашку и брюки водой.
– Куда вы дели окровавленный нож?
– Выбросил, где не помню.
– В белой шестерке были ваши знакомые? Кто они? Как их зовут.
– Нет, я был один.
– А потерпевшая говорит, что вас было двое, – продолжал допытываться следователь.
– Нет, она путает, я был один.
– Куда вы дели товар со склада?
– Отдал своим знакомым под реализацию.
– Кому? Кто эти знакомые?
– Не скажу.
– Вы понимаете, что укрывая своих соучастников, вы оказываете себе «медвежью услугу»?
И Артем замолчал. Ему надоело врать. Он сам не понимал, зачем сейчас наговаривает на себя. Ему никто не разъяснил, что те показания, которые он устно давал оперативникам в отсутствии адвоката никакого значения не имеют. И именно сейчас у следователя он теряет свой последний шанс на справедливость. Зато оговорив себя, он понял, что впереди тюрьма…и, возможно, немалый срок. Не стал он разговаривать и с адвокатом после допроса. В голове засело только то, что следователь предъявил ему обвинение, но хочет направить на психиатрическую экспертизу в Иваново. Зачем, Павлов не понимал, да и не хотел понимать, считая это обычной формальностью, которая на его судьбе никак не отразится.
В свою камеру он вернулся в плохом настроении, но пацаны расспрашивать, ни о чем не стали. Тюрьма их приучила не задавать лишних вопросов. Могут заподозрить в нездоровом любопытстве. Все понятия взрослых сидельцев распространяются и на малолетних, и нарушать их никому нельзя. Артем залез на верхние нары, лег на спину. Задумался: «Как там отец? Получил ли он письмо? Что думает братан Серега по поводу моего ареста? Неужели они верят, что я совершил такое дерзкое преступление? Ножом женщину по горлу… Они же знают меня, я на такое не способен». Ему мнение близких людей было более важно, чем то, что думает женщина-следователь. А вся его дальнейшая жизнь зависела именно от нее, от этой невысокой и симпатичной девушки.