Не верю в доброту братвы
Шрифт:
Глеб уже привык к такой работе, но все равно тяжело. И объявленный перекур за радость. Такой кайф забраться на бревна, сесть, достать сигарету, закурить, вытянув натруженные ноги.
– Умаялся? – спросил Густав.
Глеб открыл глаза и удивленно взглянул на «смотрящего». Его-то какая нелегкая сюда занесла? Неужели работать заставили? Ну да, все к этому шло.
– Есть немного.
– Присяду? – спросил Густав, и не дожидаясь ответа, забрался к нему на бревна.
– Осторожно. – Если бревна покатятся, Глебу придется скакать на
Но Густав сел аккуратно.
– Поговорим? – спросил он, многозначительно глянув на других грузчиков.
Мужики все поняли, разошлись.
– А чего не поговорить?
– Как-то нехорошо получается, мужики тебя реально уважают, а ты бревна здесь ворочаешь.
– Ну так, может, это мое призвание, – усмехнулся Глеб.
– Да нет, твое призвание в другом…
– В чем?
– «Бугром» тебя надо ставить. Сколько ты уже здесь, полтора года?
– Ну почти.
– Братва тебя уважает и слушаться будет, если ты «бугром» станешь.
– Не стану.
– Почему?
– А Еким зуб дал, что бревна до конца срока ворочать буду.
– Чешуя! Еким здесь ничего не решает.
– Тогда почему я на этой каторге до сих пор торчу?
Глебу работу в цеху предлагали, за пилорамой, он даже согласие дал, но не перевели его. И не трудно догадаться почему.
В цеху крыша, и зимой там тепло, а здесь под открытым небом приходится впахивать. Сейчас еще ничего, а в дождь и мороз не знаешь, куда деться.
Нет, «кум» ничего не забыл. Потому и в долгосрочном свидании Глебу отказал.
Нину он видеть не хотел, и она к нему не напрашивалась. А Оксана приезжала, с липовой бумажкой. «На лапу» дала, чтобы с Глебом свидание получить, но Еким послал ее лесом.
– Ну, с Екимом и договориться можно.
– А чего ты такой добрый?
– Так предложение у меня. Ты помогаешь мне, я помогаю тебе.
– Что надо? – Глеб догадывался, чего хочет от него «смотрящий».
– Человечка одного надо подчистить.
Что-то в этом духе он и ожидал услышать. Даже знал, кого нужно убрать.
Не заладилось у «смотрящего» с новичком. Юра Сокол огреб на первом разборе, но это было его единственное поражение. На следующий день он избил самого Густава, за что получил десять суток штрафного изолятора.
Отмотал Сокол десять суток, вернулся в отряд, братва попыталась его прессануть, но снова вышел облом. Вот потому и бесится Густав.
Не такой уж он и крутой, каким хочет казаться. И с Вагоном в свое время справиться не смог, пришлось его в свою кодлу звать. Как бы и Сокола к себе в союзники не взял, чтобы лохом не выглядеть. Только вряд ли это. После таких отлупов Густаву ничего не остается, как убить Сокола. Сам он на это идти не хочет. Ну да, он же типа босс, и ему как бы нельзя убивать своими руками. А «быки» его на «мокрое» дело идти, видимо, не очень-то хотят.
– Это не ко мне, – покачал головой Глеб.
– Ты можешь.
– Могу, но я не палач. Я только за себя подписываюсь.
– Я
Глеб усмехнулся. Ничего не сделает Густав, не в его это силах. Лагерное начальство прессовать его начало, всю его свиту работать заставили. Он один в «отрицалах» остался, но так ведь и его на «промку» рано или поздно загонят. Или уже?..
– Не надо мне «бугром», я уж тут как-нибудь. Ты же знаешь, я сам по себе, мне чужие проблемы не нужны.
– Как бы свои проблемы не пришлось решать, – ухмыльнулся вдруг «смотрящий».
– Что-то я не понял, брат, – резко посмотрел на него Глеб.
– Выхода у тебя, пацан, нет. Если я предложил тебе дело, ты должен его исполнить. Если согласен, хорошо, если нет, значит, сам во всем виноват.
– В чем виноват?
– Ты думаешь, почему тебе Вагона не пришили?
– Вот оно что, – осуждающе покачал головой Глеб. Никак не думал он, что Густав опустится до банального шантажа.
– Ты все правильно понял.
– И выхода у меня нет?
– Есть. Решишь мою проблему, и никаких проблем.
– Ну да… И кого надо сделать?
– Вот это уже другой разговор… – засуетился Густав.
– Сокола?
– Его… Скользкий тип.
– И не говори.
– Хорошо ты ему втащил.
– Да уж, было разок.
– Он и на тебя зуб точит.
– Ну да, ну да…
– Значит, берешься?
– Ну, если заточку дашь, прямо сейчас его и сделаю. А чего тянуть?
– Вот и я о том же.
Густав выдернул из-за голенища «прохоря» остро заточенный прут с рукоятью из изоленты, протянул Глебу.
– Да погоди ты, люди вокруг.
Глеб взял его за правую руку, будто для того, чтобы спрятать заточку от посторонних глаз, стал опускать ее вниз к сапогу и вдруг с силой ударил по кулаку, в котором она была зажата.
Он не жаждал крови, напротив, ему это ни к чему. Именно поэтому и приговорил Густава. Эта сволочь хотела взять его на дешевый шантаж, и если бы он купился один раз, то рано или поздно последовал бы другой. А у Густава намечались большие проблемы с лагерной администрацией, и он мог натравить Глеба на кого-нибудь из ментов. Да и «смотрящий» по зоне стал смотреть на Густава косо, как бы Глебу не пришлось решать и эту проблему.
Он согласился «исполнить» Сокола, чтобы сбить Густава с толку, выиграть время и нанести спасительный для себя удар. Но вдруг оказалось, что Густава можно было убить прямо сейчас. Слишком уж неудачно для себя он вытащил заточку, и Глеб смог повернуть это оружие против него…
Ударом по кулаку он загнал заточку в печень приговоренного и тут же соскочил с бревен так, что они мгновенно обрушились, придавив умирающего Густава.
– Твою мать! – заорал Глеб. – Он же сам себя пырнул!
Со стороны именно так все и выглядело. Густав достал заточку, в это время бревна посыпались вниз, и он упал, случайно проткнув себе печень.