Не вилка. Сборник рассказов

Павлюк Дмитрий

Мне хотелось уйти, раствориться, захлебнуться этим тяжелым воздухом, но я не мог сделать ни единого вздоха, воздух будто убегал от мня, пока я задыхался, но не умирал. Деревья становились то толще и ближе, давили на меня, сжимали в свои тески и не желали отпускать, то отодвигались дальше, оставляя меня на пустой и темной опушке, лишенной хоть какого-либо проблеска света. Ветви цепляли меня за ноги, я рвался, а они вновь обвивали меня, тянули назад, отталкивали, не давая пройти, но я рвал, ломал их, упорствуя. Я был на краю отчаяния, Мне хотелось кричать, но что-то сдавливало горло, мне хотелось звать на помощь, но никого не было рядом, мне хотелось отвлечься, но все, что я видел – мой

лес, решивший ополчиться против меня, решивший навеки заточить меня в себе, пронизывать меня острыми ветками и не отпускать. Земля уходила из-под моих ног, но возвращалась.

Но я рвался вперед, я бился со своим же лесом, бился и проигрывал, но не желал отступать, пути назад у меня не было, я готов был сбросить с себя свое тело, разорвать свою грудь и скинуть с себя всю плоть, как комбинезон, чтобы никто и ничто не смогло уцепиться за меня, и продолжить идти, но мои руки обвили крепкие ветви и я не мог даже пошевелиться. Это был конец, я думал, что это конец, я не видел пути, ветви тянули меня в разные стороны и, казалось, прямо сейчас разорвут меня на части, я упаду на мягкую холодную землю и исчезну.

Но вдруг я заметил что-то, похожее на дверную щель, откуда сочился белоснежный свет. Я не мог поверить в это, я не мог верить ничему. Меня будто выворачивало наизнанку, но этот свет успокаивал, убаюкивал меня, заставлял затихнуть нарастающий шум листвы, выбрасывал из головы весь бардак и освобождал место только для себя. Я не чувствовал больше, как что-то давит на меня, любые оковы стали совершенно безобидны, я двинулся вперед, настолько легко мне было тогда, что казалось, будто бы я вовсе не касаюсь земли, а парю в пространстве.

Я забыл обо всем: о дыхании, о боли, о тяжести – все это было настолько мелко и незначительно по сравнению с этим белым светом. Я медленно двигался к нему, все отчетливее и отчетливее различая очертания двери. Мне вовсе не показалось странным ее присутствие, я в каком-то роде давно знал, что она будет здесь, ведь этот лес мой, а значит, и все в нем – мое.

Дверь находилась в небольшом углублении, откуда по земле шли небольшие волны. Она была центром, от нее все и идет. За ней, возможно, находится то, что я так долго и упорно искал – ответы. Больше, чем мне нужно, больше, чем вопросов, что я задавал. Я дотронулся до ручки, она не была ни холодной, ни теплой, ее не было вовсе, я лишь представил ее.

Дверь открылась, но свет был настолько ярок, что я не видел ничего, кроме чистого белого пространства. Я тянулся к нему, а оно тянуло меня к себе, поглощало мой разум, очищая его, ставя все на свои места. Я был совсем рядом, я уже ощущал его тепло, как вдруг все резко изменилось. Все потухло. Меня охватило неприятное ощущение, я вдруг снова стал осознавать все происходящее, мир вокруг меня и мое собственное тело, еще живое, но будто бы вот-вот должное умереть.

Я посмотрел вниз и заметил, как огромная толстая ветка пронзила мой живот, как медленно она ускользает обратно, совершив то, что должна была, как неприятно скользит меж ребер, как касается поврежденных тканей, вызывая жуткое ощущение боли, будто бы не моей, а чужой. Я взглянул вверх, но свет пропал, и в двери царил мрак. Все рушилось, деревья падали, ломались, все будто бы горело, я слышал отчаянный рев двух моих спутников, со всех сторон сыпались тлеющие листья, иссохшие ветви падали и рассыпались на сотни щепок, земля дробилась на части и тряслась, будто бы из недр ее вот-вот вырвутся потоки раскаленной лавы, все шумело, кричало, но я уже был далек от всего этого.

Ветка, убившая меня, резко вырвалась из моего полумертвого тела и унеслась куда-то, лишив меня всякой опоры. Я пошатнулся, ноги, которых я не чувствовал,

как, собственно, и рук, и тела в целом, не держали меня. Я наклонился вперед и медленно начал падать в дверной проем, полный тьмы. Меня обдало ледяным холодком, я будто бы разделялся надвое – тело и сам я, мое сознание, мой разум. Я видел себя со стороны, как безжизненный кусок мяса падает в неизвестность, а я стою на краю и наблюдаю его падение, его смерть, и в то же время мои глаза видели дверной проем, в котором лес мой умирает вместе со мной, видели черную пустоту, окружающую меня со всех сторон. Проем удалялся, в нем лес умирал вместе со мной.

Мне почему-то захотелось спать, захотелось уйти от всего этого как можно дальше, уйти от моей мучительно долгой смерти и забыть о ней, как о сне. Я закрыл глаза, но ничего не изменилось, и мне даже показалось, что я их вовсе не закрыл, будто нужно закрыть еще раз.

Я засыпал, мысли путались и улетали далеко от меня, я не мог их поймать, потому что падал вниз, когда они стремились вверх. Все исчезало вместе со мной, я все еще падал.

Я не помнил, как очнулся, я просто вдруг осознал, что не сплю, что соленая вода бьет меня по лицу, что в рот и нос забрался песок и что я не могу дышать. Песок был холодным и мокрым, как после дождя, и это было даже приятно. Приятно не так, как обычно, приятно совершенно по-другому, намного легче и необъяснимее.

Я открыл глаза: серое мрачное небо, затянутое тучами, недвижно стояло на месте и в то же время менялось, будто бы внутри него что-то двигалось. Тучи были высоко, но, казалось, протяни руку, и достанешь до них, не вставая на носки.

Я промок, но меня не знобило, несмотря на довольно сильный ветер. Я лежал у берега бескрайнего темного океана, слившегося на горизонте с серым небом. Большие волны мерно разбивались о берег в тщетной попытке убежать из океана на сушу, пытались, ползли как можно выше по темному песку, пока океан не затягивал их обратно. Казалось, он дышал, двигался как одно большое существо. Он тянул и меня к себе, но мне нравилось лежать на берегу, нравилось слушать шум волн и нравилось, как они щекочут мне щеки.

Я лежал, и ничего не менялось, я лежал бы там вечность, отдыхая и ни о чем не думая, просто слушая, чувствуя, ощущая, дыша. Это был такой момент, когда ты ощущаешь не телом, а душой, чем-то большим, чем нервы на твоих руках, больше, чем чувства, вызванные выплеском гормонов. Это ощущение себя самого, принадлежащего чему-то большому, соединившегося с чем-то прекрасным, чем-то великим, могущественным, сильным.

Мои глаза закрывались, океан убаюкивал меня музыкой прибоя, минутное мое пробуждение от смерти подходило к концу и мне казалось, я не увижу этот океан еще хоть раз, не услышу его, не почувствую его, не стану его частью, не утону в нем с головой. Это был мой последний шанс на жизнь, это последняя предсмертная иллюзия, какой пичкает меня мое сознание, отвлекая от смерти, от конца моего существования, от гибели меня самого, когда тело давно пребывает в вечном сне, в забытьи, в котором вскоре окажусь и я.

Мне было хорошо, но я не старался удержать этот момент, не пытался через силу открыть глаза и изо всех сил бороться с тем, чтобы не уснуть. Я подчинился смерти, и она стала моей путевой звездой, моим проводником в иной мир, в ничто или во все сразу. Если я видел этот океан, это неестественное небо, значит, это была часть смерти и ничего с этим не поделать, нужно принять это таким, какое оно есть, потому что все так, как должно быть, а вовсе не так, как будет лучше нам. Я мертв, и мне больше нет смысла заявлять о своем мнении и своих правах, ведь даже тело дано было мне в аренду, и пришло время возвращать долг.