Не вижу, не слышу, не чувствую боли
Шрифт:
– Все, что он рассказал нам несколько месяцев назад, в Йоркшине, при встрече - что попал в неприятности, сразу после экзамена на Хантера. Где-то, через неделю, как мы разделились и отправились каждый по своим делам, - изрек серьезно Киллуа, вставая с пола и отряхивая ладони. Он ведь подозревал что дело не чисто, еще в ресторане, но поверил безмятежной улыбке друга и не стал допытываться.
– По его словам, Курапика попал в беду, а затем познакомился с человеком, который научил его Нен, помог реабилитироваться. И самое главное - из-за травмы головы, он потерял всю свою память. Курапика не может вспомнить, что с ним произошло более чем год назад, - мальчишка сел обратно за стол, но к своему шоколаду уже не притронулся.
– Может, из-за того, что с ним сделали, он ничего и не помнит?
– предположил Гон глухо. Он убрал руки под стол и зажал ладонью одной, кулак другой, чтобы удержать себя, а не бежать тут же, разыскивая Курута. Постфактум, его накрыло волной страха и паники,
– Вполне возможно, - согласилась Биски, внутренне досадуя на этот факт. В таком случае, расспрашивать выжившую жертву Мастера Желаний не имело смысла - он вряд ли мог рассказать что-то внятное, даже если бы и захотел общаться на такую болезненную тему. Она помолчала немного, решаясь рассказывать ли ученикам все, но глядя в собранные и удивительно серьезно-взволнованные мордашки, не смогла утаивать факты.
– У всех найденных жертв в мозгу было обнаружено золото - как будто в черепную коробку, вогнали сотню платиново-золотых гвоздиков, деформируя на разной глубине виртуозно нервные центры, отвечающие за восприятие боли. Врачи, к которым обратились занимающиеся расследованием охотники, подтвердили, что это было сделано в целях того, что бы... жертва... могла пережить последующую болезненную процедуру вживления рисунков в тело - они располагаются не только по внешнему кожному покрову, но идут в глубину, до самых костей.
– Биски замолчала, почувствовав, как аура сидящих рядом мальчишек завихрилась единым жутким смерчем после слова "жертва". Хисока перестал улыбаться, глядя на своих подопечных, под его глазами начали залегать тени, от такого впечатляющего зрелища демонстрации огромного потенциала и настоящей жажды крови. На него самого, слова мисс Крюгер не произвели особого впечатления - он и так знал подробности всех тех дел в деталях. Как вообще можно было пройти мимо такой выдающейся фигуры, как Мастер Саргатанос? Ох, с каким удовольствием бы фокусник сразился с ним. Правда, в том случае, его, скорее всего, размазали бы по стене тонким слоем - Хисока это признавал. За сто пятьдесят лет жизни, Мастер Желаний накопил море опыта и невиданную мощь.
– То есть кто-то... поиздевался над нашим другом..., а затем, просто выкинул его?
– произнес Гон с такой ощутимой горечью, что Биски защипало корень языка от воображаемого привкуса желчи и чужой боли. Отвечать на этот вопрос женщина не стала - это означало сделать мальчику еще хуже.
– Знаешь, Гон...
– протянул вдруг хрипло Хисока.
– Я бы не стал на твоем месте, так оскорблять друга. Если он тебе, конечно, друг, - мужчина хмыкнул, он выглядел сейчас более чем дико и опасно, распространяя во все стороны убийственную возбужденную ауру. От чужих слов, маленький Усилитель вздрогнул, разжимая кулаки и, кажется, напряжение спало - он чуть настороженно и опасливо отодвинулся от фокусника, тем не менее, смотря на него требовательно-недоуменно.
– Когда мы расстались с ним, Курапика не выглядел грустным. И отсутствие памяти, не особо тяготило его. Я бы сказал, что он был вполне себе... счастлив. И своей жалостью, ты можешь только оскорбить то, как он вышел из этой ситуации с гордо поднятой головой, - мужчина не выдержал - облизнулся кончиком острого алого языка. Мышцы лица у него подергивались едва заметно, а внизу живота все стянуло сладко-возбужденной нервной судорогой, от воспоминаний их игр с Курута, на грани фола. Мальчишка же, точно не считал себя жертвой обстоятельств - он действительно являлся принцессой в том положении, в котором оказался.
– Хисока прав, - Биски покачала головой, словно не обращая внимания на очередной приступ их спутника. Она уже уяснила, что лучше не выказывать лишних эмоций в данном случае - тогда он имеет шансы справиться с собой и успокоиться. А вот если продемонстрировать в его сторону страх или агрессию - вполне может кинуться, либо попытаться напасть.
– Раз ваш друг сумел с этим справиться, и даже после потери памяти вернулся к вам, то возможно не стоит бередить так сильно старые раны.
– Она допила залпом последние глотки своего коктейля.
– Так что, давайте собирайтесь и подождем на побережье. Хоть, его спутники, мне и не нравятся.
– Последнее произнесла негромко себе под нос. Но вот сам мальчишка... свое мнение о чужой красоте Биски не забирала обратно. Он завораживал, так и хотелось потрогать. Эх... жаль, что его наверняка не интересуют женщины за пятьдесят.
По дороге к тому месту пляжа, где она виделась с другом своих учеников, Хисока пропал куда-то на целый час. Вернулся мужчина лишь, когда окончательно стемнело, пахнущий кровью, и довольно облизывающийся. Гону с Киллуа явно не терпелось поскорее увидеться с другом, и от этого они как всегда впали в гиперактивность, отдохнув от тренировок в том кафе неплохо. Они носились по пляжу и гоняли волейбольный мяч, который достали из книги. Порой, женщина только поражаться могла, сколько всяческого хлама эта парочка умудрялась таскать с собой. Одновременно, ей было приятно смотреть, как мальчишки играют во что-то простое и не забывают при этом использовать полученные навыки - к примеру, совсем недавно освоенное Шу. Особенно сильно оно получается у Гона - мяч после него, летит как пушечное ядро, и Киллуа лишь за счет своей скорости умудряется отбивать чужие подачи. Они даже,
Чуткий слух женщины, уловил едва заметный шум слабого мотора вдалеке. Мальчишки бросили мяч и кинулись к берегу, на ходу сбрасывая обувь. С ума сойти. Биски даже замерла ошарашено, глядя на эти лучащиеся искренним счастьем лица, яркие глаза. Словно подростки вмиг скинули с себя весь возможный груз забот, только от одного предвкушения встречи с кем-то настолько ими любимым, что это не укладывалось в ее голове. Неужели, тот мальчика настолько хорош? Она впервые видела своих учеников такими. Рядом, поднялся, отряхиваясь, с песка Хисока. От волны чужого незамутненного счастья и восторга, он тоже будто посвежел и распрямил плечи. Эти двое, сейчас, были ярким свежим морским бризом, несущимся вперед и заставляющим любого, кого они задели, так же становиться радостней и свободней.
Шалнарк, чуть повернув голову, наблюдал, как в глазах Курапики разгорается нечто нежное и прекрасное, по мере того, как они приближались к берегу. Где-то внутри, что-то дернулось и социопат замер, переваривая неожиданное чувство. Кажется, сейчас, он в полной мере осознал, почему Уво с самой первой встречи вцепился так в едва знакомую девчонку, почему Фэйтан и Финкс так оберегали мальчишку, словно самое ценное сокровище, почему даже их замкнутая Мачи, позволяла себе расслабляться рядом этим существом и почему... почему Куроро никогда не может отпустить их четвертый номер. Он сам не сможет. Лучше убьет, если когда-либо, эта принцесса решит покинуть их. Но самое неожиданное - он знал, что Курута их не бросит. Просто по тому, что смотрит на них точно так же, лишь чуть более приглушенно и через маски - ведь они не так давно знакомы. Аналитик посмотрел на Усилителя немного растерянно, от собственных чувств. Тот усмехнулся и покачал головой, понимая - наконец, до его немного отмороженного партнера дошло то, что он давно уже ощущает сам. Что Курапика - часть семьи.
Парень обернулся к Шалнарку, будто хотел что-то проговорить и замер, глядя в зеленые, немного растерянные, но решительные глаза. Улыбнулся мягко, осторожно коснулся чужого виска, убирая короткую прядь волос за ухо Манипулятора.
– Все хорошо, - сказал негромко. Слова, которые он мог бы в другое время произнести с трудом, опасаясь непонимания и насмешки над слишком сентиментальным новичком, сейчас сами сорвались с языка.
– Вас, я люблю не меньше, чем их.
– Аналитик просто не мог шевельнуться, ощущая чужие ледяные пальцы на своей коже, прикосновение к виску и к уху, завороженный отраженным светом в глазах, напоминающих кристалл - самых красивых драгоценностях, что любой из Пауков видел. Курапика поцеловал его невесомо в скулу, ощущая, как переплетаются ауры всех троих - его собственная, Увогина и Шалнарка. чуть сливаясь по краям. Даже без татуировки Паука, просто неся в себе кусочки Нен Куроро, что он когда-то вливал в него, подпитывая, Курута мог воссоздать ниточку этой необычайной связи. Курапика улыбнулся шире и, перекинув ноги через борт, соскочил в воду. Они были уже в нескольких метрах от берега, и соленая влага плескалась здесь на уровне икр. Он так и оставил свои босоножки, на дне лодки, устремившись вперед, к друзьям. Перед его глазами, в свете нового видения, сияли две невысокие фигуры - золотая и ярко-синяя, искрящая как переливы молнии. Блондин заключил эти две стихии в объятья, встав на колени, прижимая к себе крепко-крепко, ощущая, как же он соскучился по ним. Вдохнул воздух полный озона и тепла солнца, яркий от смешения энергий аур мальчишек. И если в Йоркшине, ему приходилось вести себя холодно, чуть отстраненно перед незнакомцами, которыми тогда были Пауки, то теперь, он мог не скрывать своего отношения к этим подросткам.
– Курапика, - выдохнул Гон. Что-то кольнуло в сердце. Не просто тепло как обычно, но яркая любовь к этому человеку. Он, будто, сам не осознавал, насколько волновался, достигнув пика ярости сегодня вечером, во время рассказа Биски, пока не увидел снова их друга. Киллуа рядом замер, стискивая чужое тонкое и обманчиво-хрупкое тело в таких же крепких ответных объятиях. Для него, не знавшего никогда привязанностей вне семьи, это было еще большим сокровищем, чем для маленького Усилителя. Острая любовь, которая впилась в сердце не хуже одной из игл брата.
– Курапика, - повторил эхом Киллуа, тычась лицом в чужие волосы, как кот, выпрашивающий ласки. Их друг пах так хорошо - лимоном и хвоей, чистой кожей, морской солью. Лишь чуть дальше, присутствовала тревожная нотка металла от татуировок по телу и, коснувшись случайно губами завитка на чужом виске, Киллуа чуть не вздрогнул от диссонанса холода золота и тепла живой кожи. А затем, просто прижался всем телом, впитывая эту новую часть их друга, на которую так преступно мало обратил внимания в прошлую встречу. Он не будет его жалеть - это и правда унизительно. Он просто будет его любить, таким, какой Курапика есть, со всеми его плюсами и минусами, с отсутствующим прошлым и тихими кровавыми тайнами за пазухой.