Не влюбляйтесь в негодяев
Шрифт:
— Добрый день, Филлип. — Хорошо хоть не «мистер Грин». — Чем обязаны?
— О, — воскликнул американец, — ничем особенным. Хочу вот сводить Свету в кафе на обед, обсудить… свой новый проект.
Мне стало смешно, когда я увидела, как скривился Макс. Чисто формально Фил, как клиент фирмы, имел право обсуждать со мной любые рабочие вопросы. А уж в обед или нет — решать мне.
Но это формально…
— Обед — личное время сотрудника, — сказал Юрьевский, опять неодобрительно покосившись на тюльпаны. — Вряд ли Светлана хочет жертвовать…
— Почему же, — я улыбнулась сначала Максу, потом Филу. — Я с удовольствием. Желание клиента —
— Конечно-конечно, — затараторила Варя, забирая у меня цветы. — И поставлю, и полью… Всё, что хочешь. Приятного аппетита.
— Спасибо, — ответила я, выходя из-за стола, обогнула перегородку — и взяла Фила под локоток. — Пойдём скорее.
И мы пошли. И я с трудом погасила в себе желание обернуться и показать Максу язык.
Вот так ему, да. Пусть поревнует. Может, благодаря этому он тоже сообразит, что я нужна ему не меньше, чем он мне?
Минут через десять после начала обеда мне захотелось сбежать от Фила куда подальше, закопаться в землю, засыпаться песком и посадить сверху цветочки. Это же надо — быть таким… громким.
Я давно заметила, что наши люди по поведению гораздо тише иностранцев. В общественных местах это как-то особенно чувствовалось. Ржущие во весь голос итальянки или американцы, обсуждающие какой-нибудь архи важный вопрос на полный децибел — это для них нормально. Но когда эти люди попадают в Россию…
Мне было неловко. Фил так громко, искренне и непосредственно пытался меня развеселить, рассказывая какую-то историю и размахивая руками, словно ветряная мельница, но я не развеселилась. Я, как Урри, искала у этого Электроника кнопку. Кнопку, чтобы уменьшить звук и яркость улыбки…
В общем, да — я абсолютно испорченное нашим обществом существо. И даже вид чистенького американца в галстуке и при полном параде меня не радовал.
Особенно эти улыбки. Как они так улыбаются? Будто их кто-то за уши дёргает.
То ли дело Макс. Он почти никогда не улыбается. Но если уж улыбнётся, то по крайней мере искренне…
— Слушай, Фил, — перебила я очередной монолог американца, — я очень ценю твою настойчивость, но правда, не стоит. Я не для тебя.
Он вздохнул.
— Почему у вас, у русских, всё так сложно? Особенно у женщин.
— Что же ты тогда здесь третий год торчишь? — фыркнула я.
— А я всегда любил сложные задачки… Простые в сторону откладывал, а сложные решал.
— Понимаешь, Фил… — я повертела в руке стакан с соком и ухмыльнулась. — У нас с вами разная школьная программа. То, что в Америке проходят в девятом классе, в России изучают в пятом, а то и в третьем.
— Тогда почему вы от нас отстаёте? — нахмурился Фил. — По технологиям и вообще…
— А давай я вместо ответа тебе лучше сказку расскажу. А ты сам выводы сделаешь… Жили-были заяц и черепаха. Черепаха была тихая, медлительная, всё сидела и книжки читала под своим кустом. А заяц носился по полянке да везде свой нос совал, всё-то ему надо было. Ты, крот, почему тут тоннель роешь? Ты не там роешь, надо вот здесь. Ты, бабочка, почему над этим цветком летаешь? Ты над другим летай, а этот не тронь. Ты, птичка, почему по утрам так громко поёшь? Ну и так далее. И раз пристал заяц к черепахе: говорят, мол, ты — медлительная да отсталая, а давай проверим, кто из нас быстрее добежит до опушки на краю леса? Черепаха поправила на носу свои очки, подумала и согласилась. И вот, в назначенный час пришли на полянку все звери лесные — смотреть,
Ух, как Фил ржал… Чуть в суп мордой не свалился.
— Х-хыхы-хы… Креат-тивщица…
— У нас таких полстраны. А ты говоришь — Америка, Америка… Нас и тут неплохо кормят.
Мы ещё немного посмеялись, а потом я всё же отговорила Фила за мной ухаживать. Он даже поклялся. Американским флагом.
Для них это, оказывается, святое.
Смешные люди, право слово…
Какая-то ерунда. Разве так можно? Стоять и смотреть на часы, считая минуты. Пять, десять, двадцать, тридцать… Долго.
И внутри что-то грызёт. Нет, даже не грызёт, а выгрызает, как червяк яблоко.
А ты дарил ей цветы?
А ты приглашал её в кафе?
Да ты… да ты её только трахал! Трахал до умопомрачения, до вытекания мозгов, до полной отключки. И если поначалу так было правильно, то теперь… что теперь?
Утром ты сказал ей про вещи, потому что представил — сейчас она уйдёт, и вы до пятницы будете видеться только на работе. Ерунда полная, ведь целых десять с лишним лет это срабатывало. «Отношения», точнее, секс по выходным — и никаких обязательств. А сейчас почему не срабатывает?
Света ведь ничего не требовала. Но Макс видел её глаза, направленные на букет, и вдруг осознал — ей хочется. Вот этого всего, что любят женщины. Цветочков, подарочков, розовых соплей… Тьфу.
Да он уже забыл, как это делается.
А главное — зачем? Трахай и наслаждайся. Надоест — скажешь «адьос» и попрощаешься.
Но откуда тогда червячок-то этот? И тошно, душно даже… Будто ему целых десять лет что-то сжимало горло, а теперь разжало — но он, кажется, всё равно больше не может дышать полной грудью.
Не получается. Не получится.
Резко и неприятно зазвенел телефон, и Макс вздрогнул, очнувшись от своих мыслей, поднял трубку.
— Максим Иванович, вы просили сказать, когда Крылова вернётся с обеда.
— Да, спасибо, Вика. Позови её ко мне.
Юрьевский положил трубку и едва заметно усмехнулся.
Да… кажется, он вспомнил, как называется всё то, что с ним происходит сейчас. Как говорил герой фильма «Чародеи»: «Что влюблённый, что сумасшедший — для медицины это одно и то же».