Не влюбляйтесь в негодяев
Шрифт:
— Вы садитесь, — сказал Макс, подводя нас с Лесей к одному из столов, — а я возьму что-нибудь пожевать.
— Угу, угу, — закивала Олеся. — Картошечки, курочки в панировочке… Всё повреднее, пожирнее.
— Не-е-е, — я в ужасе замотала головой. — Мне бы салатика какого-нибудь, супчика… Мне нельзя панировку и фритюр! У меня гастрит.
Макс удивлённо поднял брови.
— Фритюр, значит, нельзя… А коньяк можно?
Я фыркнула.
— Можно. Коньяк как доместос — убивает все известные
— Мне всегда было интересно, что он делает с неизвестными, — оживилась Леся, плюхаясь на стул. — Вот ты же рекламщица. Объясни мне!
Я задумалась, тоже села. Почесала затылок и выдала:
— Он их в карантин сажает. До тех пор, пока не станут известными. А потом выпускает — и убивает.
— Ужас какой. Бедные микробы.
— Ладно, я вас оставлю, — хмыкнул Макс, легко коснувшись ладонью моего плеча. — Скоро принесу еду. А вы лучше побеседуйте о чём-нибудь более аппетитном, чем микробы.
— Можно о вирусах! — воскликнула Олеся, и я услышала, как Юрьевский заржал, пробираясь через близко поставленные стулья возле соседнего стола. — Сейчас как раз грипп ходит. У меня муж недавно переболел.
Муж…
Я вновь задумалась о том, что меня действительно волновало. Поглядела на Олесю… и решилась.
В конце концов, ничего не случится, если я спрошу. Гром не грянет, планета пополам не расколется…
— Я тебя спросить хочу, Лесь, — сказала я медленно. — Только ты ответь, пожалуйста, серьёзно… И правду. Как думаешь, так и скажи. Ладно?
— Хорошо, — она выпрямилась на стуле, посмотрела на меня очень внимательно. — Постараюсь.
— Как ты считаешь… — я выдохнула, подбирая слова. — Может любовь пройти… ну не то чтобы за одно мгновение, но очень быстро? Вот живёт человек… девушка… и любит своего мужа… А потом узнаёт, что он ей изменял… Проходит две недели — и ей кажется, что она его больше не любит… Может такое быть?
Олеся молчала несколько секунд, задумчиво меня рассматривая.
— Интересный вопрос. А как ты думаешь, можно ли убить человека одним выстрелом? Бац — и труп.
— Да, — кивнула я, не понимая, при чём здесь это. — В голову если попасть…
— Вот любовь — как тот самый человек. Если метко выстрелить и угодить в голову, она скончается мгновенно. Так и здесь. Твоя… девушка. В неё просто попали — и она умерла.
Я на секунду отвернулась, пытаясь осмыслить сказанное.
Умерла. Да, наверное. И любовь моя, и я вместе с этой любовью. Я так себя тогда и чувствовала — словно в меня выстрелили.
— Но если ты умер… Разве можно полюбить опять? Да ещё и так скоро… Две недели всего…
— А почему нельзя? Если можно полезть в петлю или набухаться до потери сознания — почему нельзя полюбить? И кто вообще установил этот срок?
— Сама, — подтвердила я, и Олеся улыбнулась.
— Все люди разные. Кто-то оступится, упадёт — и дальше предпочтёт передвигаться ползком, чтобы больше не падать. А кто-то сгорит в огне до пепла, а потом возродится, как феникс.
Феникс… Ну наверное, да — я феникс.
— Сказать, что я ещё думаю? Только чур не обижаться.
— Скажи…
— По-моему, ты слишком заморачиваешься. Можно-нельзя… Любовь — это дар, который надо беречь и ценить. И если она возникла именно сейчас и именно к этому человеку — значит, так надо. Цени и люби. И забей на рассуждения.
Мне казалось, будто от этих Олесиных слов внутри меня что-то лопается, словно прорывались какие-то гнойные нарывы. И плакать захотелось просто ужасно…
— Слушай, ты что делаешь на неделе? — спросила она вдруг, и я, сморгнув с ресниц ненужную влагу и шмыгнув носом, растерялась.
— На неделе?..
— Ну да. По вечерам. В четверг, например. Давай в кино сходим? Или просто погуляем. Или по магазинам. Ты любишь ходить по магазинам?
— Ненавижу, — призналась я честно и абсолютно искренне, и Олеся рассмеялась.
— И я ненавижу. Давай как котёнок Гав и Шарик — будем ненавидеть вместе? А?
— Давай, — согласилась я, и стало чуть веселее. А когда через пару минут Макс принёс поднос с кучей разнообразной еды, то стало совсем хорошо.
Может, и правда?.. Забить на рассуждения и принять свершившийся факт?
Я больше не люблю Андрея — это раз.
И два — я люблю вот этого негодяя с обожжённой душой и большим, но закрытым сердцем.
А вот я ему, кажется, нужна пока весьма условно. Но ничего — мы ещё повоюем…
Домой мы приехали, когда день уже почти закончился. Лесю высадили возле какого-то метро, и она весело побежала вниз по лестнице, помахав нам ручкой.
— Я чувствую себя даже не лимоном, — вздохнул Юрьевский, когда мы наконец переступили порог его квартиры. — Соком от лимона.
Я села на корточки и погладила восторженно виляющую хвостом Жульку.
— А я тогда асфальт, который только что хорошенько укатали. Приготовить ужин? Кстати, я холодец так и не сварила… А ты хрена ни купил.
— Да какой тут хрен, — проворчал Макс. — Тут бы не сдохнуть на хрен. Пойдём, Жуль, выведу тебя пописать. А насчёт ужина… Было бы неплохо. Но может, закажем что-нибудь? Есть у тебя силы на готовку?
— Да не особо… А что заказывать?
— Что хочешь, — махнул рукой Юрьевский, нацепил поводок и скрылся за дверью вместе с Жулькой.