Не возжелай мне зла
Шрифт:
— И вы хотите рассказать ему все, что с вами стряслось за последнее время?
— Да.
— Все без утайки?
— Про смерть Сэнди Стюарт он знает.
— А про остальное? — О’Рейли смотрит на меня с вызовом.
Я секунду молчу.
— А что остальное?
— Например, про соглашение, которое вы заключили с Кирсти.
Так. Кажется, я рано радовалась. Похоже, О’Рейли явился не ради моих красивых глаз, а по службе.
— Так вы притащились сюда поговорить про Кирсти?
— Нет. Не хотите о ней, и не надо.
Отворачиваюсь и гляжу в окно, давая понять, что тема закрыта. Но его запугать не так-то просто.
— Значит, она узнала
Приносят еду, мы откидываемся на спинки стульев, чтобы не мешать официантке расставлять тарелки. О’Рейли не спускает глаз с моего лица и ждет, что я отвечу. Беру нож и вилку, и вдруг я чувствую, что аппетит пропал напрочь. Чего не скажешь об инспекторе. Он с явным удовольствием уплетает свои мидии.
— Эдинбург — город маленький. Вчера вечером я отвозил младшую дочку домой, а у моей бывшей как раз был очередной званый вечер, и я случайно услышал, как говорили про вас. Там была и Кэрис Блейкмор, она кому-то рассказывала, что встречалась с вами и что вы ей все про себя рассказали. — Он смотрит на меня, ждет реакции. — Послушайте, я ведь сыщик. Я задаю вопросы. И не прошу за это прощения. — Он наклоняется ближе. — Роль будущего светила медицины играла Кирсти?
— Послушайте, я думала, вы прилетели сюда потому… — Господи, что я несу! — В полицейском участке я сказала вам все, а вы собрались предъявить мне официальное обвинение в том, что я вожу полицию за нос. Я принимаю это. Но добавить мне больше нечего.
— Даже без протокола?
— Да разве у вас бывает без протокола?
— Я могу забыть, что я полицейский. Честное слово. — Он кладет вилку и сцепляет перед собой пальцы.
Глаза его так близко, я невольно чувствую, насколько они обольстительны, кажется, я не выдержу и меня понесет… Я отодвигаюсь подальше от стола.
— Кстати, друзья зовут меня Шон.
— Знаю.
Чувствую, как сердце, словно птичка в грудной клетке, прыгает от счастья… Но и рассудка не теряю.
«Он хочет арестовать Кирсти, — нашептывает он мне. — Будь осторожна! Все это закончится для тебя очередной душевной травмой».
— Понимаете… Шон…
В бешеной схватке сердце и рассудок не хотят уступать друг другу, и я лихорадочно ищу компромисс.
— Перестаньте уже испытывать на мне свое обаяние и прочие мужские приемчики, — тихо говорю я. — Хотите мне понравиться? Если за этим стоит что-то еще, у вас ничего не выйдет.
— А я и в самом деле хочу вам понравиться. И за этим ничего больше не стоит, — невозмутимо отвечает он. — Думаете, я полетел бы на край света только затем, чтобы поговорить про Кирсти? Я примчался сюда, потому что вы мне нравитесь. И еще я подумал, что подальше от Эдинбурга нам будет проще разговаривать.
Сердце мое сразу тает, а рассудок вынужденно признает полное поражение… Помоги мне, Господи. Я уже надеюсь, что ему можно верить, что он не заставит меня страдать.
— Ну, хорошо, — медленно говорю я. — Я все скажу. Как человеку, а не полицейскому, договорились?
— Я внимательно слушаю.
— Ммм… Ужасная ошибка с Сэнди Стюарт серьезно подорвала мою уверенность в себе. Я всегда не очень высоко себя ценила, но, когда выучилась на врача, стала подозревать, что чего-то стою в этой жизни. — Делаю паузу; не хочется создавать впечатление, будто я жалею себя. — Думаю, потому что была увлечена Филом. Фил во многом полная мне противоположность. Он человек способный, уверенный в себе, он считает, что можно
— Не проявил к вам никакого сочувствия… сострадания?
— Фил ни к кому не проявляет сострадания, — горько усмехаюсь я. — Только поймите меня правильно, он не такой уж плохой человек. Как отец, например, он просто замечательный, не то что муж. Он думал, после смерти Сэнди я продолжу карьеру, а материнство для меня не станет тяжким грузом, но, увы, все оказалось не так. — Я пожимаю плечами. — В общем, сейчас он пытается добиться совместной опеки. Робби уже почти восемнадцать, через несколько месяцев он станет совершеннолетним, и его это касаться не будет. Но Лорен еще только одиннадцать, и Фил хочет, чтобы она больше времени проводила с ним и с Эрикой.
— А сама Лорен что думает?
— Примерно неделю назад я сказала бы, что она категорически против. Но сейчас она на меня очень сердится и, весьма вероятно, согласится, и тогда я ее потеряю. — Глаза наполняются слезами, я быстро-быстро моргаю. — А Фил настроен решительно, он всегда получает то, что хочет. — Я рассказываю о письме от адвоката, об условиях нашего соглашения. — Так вот, проникнув к нам в дом, Кирсти украла из моего докторского саквояжа несколько рецептурных бланков. Я мало понимаю в вашей полицейской работе, зато я кое-что понимаю в людях и скажу, что Кирсти — девочка непростая. Умная, способная управлять окружающими и ситуацией. Как раз такая, от которой любой матери захочется держать своих детей подальше, у нее деструктивный тип поведения. Она мгновенно вычисляет твою слабую точку и тут же использует ее, манипулируя тобой в своих целях. Так она поступила с Тесс Уильямсон, а теперь вот и со мной.
— И что она собирается делать с этими бланками?
— Она научилась правильно выписывать рецепт, в дан ном случае на морфин, и подделывать мою подпись. Указала имя Тесс, чтобы та получила в аптеке морфин, а сама хотела использовать это против меня.
— Каким образом?
— Тесс сказала бы, что это я заставила ее купить препарат. Она полностью в руках Кирсти. Делает все, что та прикажет, и я думаю, так и будет до тех пор, пока Кирсти не выжмет из Тесс все.
— И поэтому вы согласились на статью в газете?
— Да, нельзя допустить, чтобы Фил узнал, будто я незаконно приобретаю наркотик. Он бы, не задумываясь, использовал это против меня.
— На основании всего того, что вы сейчас рассказали, ни один прокурор не сможет открыть дело.
— Уголовное — да, может быть. Но дело об опеке? Люди склонны верить, что дыма без огня не бывает. Тем более в моем прошлом есть факты, которыми не больно похвастаешься. Я работаю в центре реабилитации наркоманов, а у них связи с черным рынком. И это еще не все. Кирсти живет в одной квартире с людьми, которые, как она уверяет, будут рады облить меня грязью. А я не хочу быть матерью наполовину. Потеря Лорен для меня хуже смерти, и я не буду рисковать.