Не все трупы неподвижны
Шрифт:
— Не упрямься, дорогой, — шепчет мне Марина. — Может быть, тебе приснилось.
— Я просыпался, чтобы попить, и видел!
Марина теряет терпение:
— Ну, хватит вредничать! Хозяевам лучше знать, кто к ним приезжает, а кто нет. И вообще, это неважно.
Если бы она тогда знала, как это важно!
Марина обращается к Кассандре:
— Вы сможете сегодня показать Вадиму санктуарий?
Девушка отрицательно мотает головой:
— Нет-нет, мадам. Лучше сходить завтра. Сегодня весь день будет идти дождь.
— О’кей, тогда завтра. — Марина успокаивающе гладит меня по колену. — Придётся тебе сегодня посидеть в отеле, родной.
— В гостиной есть большой телевизор, — вставляет Кассандра. — много видеофильмов, книг, журналов.
— Ладно, сам разберусь, — бурчу я обиженно. Подумаешь, санктуарий! Я же видел Мону Лизу.
— Ну, вот и хорошо, — поднимается Марина с места. — А нам пора. Саша, поехали!
Прощаюсь со своими, стоя под редким дождиком возле «Ауди».
— Вернусь домой — обязательно навещу в альтерсхайме фрау Краус, — говорит Марина. Капли дождя на её лице дрожат словно слёзы. — А ты, дорогой, не забудь набрать чудотворной воды. Канистры Саша сложил тебе под кровать.
— О’кей, наберу.
— И про таблетки не забывай. Кассандра будет тебя контролировать. Я с ней рассчитаюсь, когда приеду за тобой.
Таблетки! Сакраментальный вопрос!
— За две недели я тут со скуки помру, — жалобно хриплю я, хотя и понимаю, что это бесполезно.
— Не помрёшь. Зато отдохнёшь от своей писанины.
— Ага, и тараканы из головы пропадут.
Марина ласково проводит мокрой ладонью по моему лицу.
— Надеюсь. Ладно, не скучай. Я обещаю часто звонить. Мы заберём тебя через две недели в субботу. И не балуйся тут! А мы с Сашей погнали.
И они отбывают.
Тащу себя обратно в «Галльский петух». Днём дверь не закрывают, поэтому я беспрепятственно вхожу в отель и, миновав столовую, оказываюсь в гостиной. Здесь я ещё не был. Гостиная представляет собой уютную комнату с круглым столом посередине. Над столом висит лампа в розовом абажуре. Вокруг стоят глубокие мягкие кресла. У стены огромный телевизор, под ним видеоплеер, ещё ниже полки с видеокассетами и дисками. Рядом тумбочка с телефонным аппаратом. У стены напротив — книжный шкаф. За стеклом — шеренги книг в разноцветных обложках. На низком журнальном столике в углу лежит кипа журналов.
Внезапно один из предметов мебели в самом тёмном углу двигается и громко произносит:
— Камбрэ!
От неожиданности я вздрагиваю и проворно разворачиваю себя в сторону ожившей вещи. Слава тебе господи! Это не мебель заговорила со мной. Это мощный старик с такой длинной нечёсаной бородой, словно его родителями были синьор Карабас-Барабас и знаменитая бородатая женщина. Отвислые бакенбарды, свисающие со щёк, как две серые мочалки, длинное багровое лицо. На орлином носу надёжно сидят очки. Возможно, его далёким предком был д’Артаньян или конь д’Артаньяна. Заросший старикан возвышается в инвалидном кресле на колёсиках. В руках у него раскрытая Библия. На груди висит тяжёлое потемневшее распятие.
— Меня зовут Франсуа Камбрэ, — звучно повторяет старик, — а как вас зовут, брат мой?
Я называю своё имя и добавляю, что вчера приехал из Германии.
— Из немецкого я знаю только еine Bier! [6] — чеканно сообщает мне Франсуа Камбрэ. Я понимаю его речь вполне сносно. Голос старикана звучит размеренно и чётко, как кремлёвские куранты.
Улыбаясь, я пячусь к выходу. Бородач говорит ещё что-то, но это я уже не понимаю. Покинув гостиную, задерживаюсь возле столовой. Слышно, как Луиза и Кассандра, гремя посудой, о чём-то переговариваются на кухне. Я решаю важный вопрос, чем мне сейчас заняться. Вскарабкаться по скрипучей лестнице в свой номер или подышать свежим воздухом, несмотря на дождь? Вспоминаю, что Марина говорила: я должен больше гулять. Это решает дело в пользу улицы.
6
Одно пиво! (искаж. нем.).
Вывожу себя на крыльцо. Дождь почти не идёт, только прикидывается, но всё равно я застёгиваю ветровку и поднимаю воротник. Сыро, прохладно, свежо, ветрено. С холма, на котором находится «Галльский петух», видно большое белое здание. Видимо, это и есть знаменитый санктуарий. Отель от него отделяет неширокая река с собачьим названием Гав-де-По. Если у вас хорошее зрение, то ещё дальше и немного в стороне можно разглядеть приземистые крепостные стены и башни. И «Галльский петух», и санктуарий, и крепость воздвигнуты на холмах. Пространство между ними по обоим берегам реки заполнено городскими улицами. На горизонте высятся величественные Пиренеи, за которыми надёжно спряталась Испания.
Ничего не скажешь, живописно. Белый санктуарий, как ангел небесный, парит над Лурдом, зовя в горние выси. Тяжёлая крепость своим весом возвращает город на землю, к мирскому. Ну а «Галльский петух» хлопает куцыми крыльями в сторонке.
Осторожно спускаю себя с крыльца и, завернув за угол, попадаю в разросшийся заброшенный сад. Буки, вечнозелёные заросли из розмарина, можжевельника, тимьяна, колючего дрока, мирта и остролистого дуба. Заметно, что кусты давно не подстригали. Садовник явно забыл сюда дорогу. Без мачете по саду передвигаться трудно.
Слушая шелест буков и щебет птиц, медленно бреду по узкой каменной дорожке в глубь участка. Наверное, дорожка ведёт меня к реке под холмом. Думаю о загадочном ночном госте, которого, по словам хозяев отеля, не было. Прохожу несколько десятков метров среди мокрых кустов. Передо мной появляется покосившийся сарайчик. Из него доносится непонятный шум. Интересно, кто это там возится? Послушно шагаю на шум. И совершенно напрасно.
Едва я приближаюсь к двери, как из сарайчика выскакивает какой-то тип. Тип вдвое моложе меня, на голову выше, худ и бледен, как всадник Апокалипсиса. Злобная гримаса на костлявом лице заменяет ему дружелюбную улыбку.
— Бонжур! (Это я)
— Какого чёрта вы тут вынюхиваете, мсье?! (Это сердитый тип. Перевод мой)
Как могу, объясняю, что живу в «Галльском петухе», а здесь просто гуляю. Едва дослушав меня, тип нетерпеливо рявкает:
— Гуляйте возле отеля. К этому домику даже близко не подходите! Это частное владение!
Для вежливости места больше не остаётся. Тип выглядит более чем враждебно. Где же их хвалёная французская учтивость? Ну и ладно.
— Сожалею, — говорю я без сожаления. Разворачиваю себя в обратную сторону и с достоинством ухожу. Подумаешь, домик! Задрипанный сарай на задах задрипанной гостиницы. А я видел Мону Лизу!