Не все
Шрифт:
И чтобы событие состоялось, «крестной матерью» аукциона пригласили быть Шарон Стоун. Она возглавляет Фонд, субсидирующий исследования по созданию лекарства от СПИДа. В день аукциона часть вырученных средств, согласно договору, шла в ее Фонд. Вот она и пришла, как потом сама выразилась, «поторговать лицом». Несмотря на высокий уровень затраченных средств, на аукционе была пара накладок. Нью-йоркские критики абсолютно необъективно написали, что аукцион — яркий пример того, как недостаточно иметь много денег, неплохо бы иметь и немножко вкуса. Лишний раз я убедилась в том, что пресса во всем мире одинакова.
До начала аукциона мы с Володей были приглашены в помещение, откуда можно наблюдать по мониторам за процессом продажи. Мы стояли
— Hello! I'm Sharon.
Он отвечает:
— I'm Vladimir Spivakov.
Она смотрит вопросительно. Он конкретизирует:
— I'm Russian artist.
— Hello, Russian artist!
Ее глаз «играет». Потом она очень прямо подошла ко мне, протянула руку со словами:
— Hello! I'm Sharon.
Узнав, что меня зовут Сати, искренне заинтересовалась именем.
В близком общении Шарон произвела на меня совершенно феноменальное впечатление. Есть такое понятие — «присутствие», так вот в ней чувствуется необыкновенное присутствие. Масса знаменитостей, потрясающих актрис и певиц не излучают этого в реальной жизни, а в ней есть ощущение того, что это она и только она — такая… Даже в коротком разговоре сразу ощущаются ее сильная индивидуальность, характер, ум.
Разговорившись с Шарон Стоун, я попыталась понять, сама ли она такая необыкновенная или это «сделано в Голливуде». Она отлично знает, как войти, как заполнить вокруг себя все пространство.
Когда она узнала, что я была актрисой, тут же сравнила меня с какой-то американской звездой из сериала «Друзья», заметив, что я очень на нее похожа. Ее секретарша, заискивая, сказала:
— Как, вы не знаете? Это очень красивая женщина. Если Шарон говорит, что вы на нее похожи…
Она и одета была необыкновенно. Если бы кто-нибудь другой напялил на себя все это, сказали бы — сумасшедшая. А на ней все смотрелось феерически. Вишневое шифоновое платье в мелких оборочках, немножко цыганское, рыжие ковбойские сапоги и сверху огромная рыжая кашемировая шаль. На шее коралловые бусы величиной со сливу, никогда таких не видела, на пальце громадная «шайба» из целого коралла. Сама она — не тощая спирохета, а женщина с широкими бедрами и широкими плечами, потрясающим цветом кожи и фарфоровыми голубыми глазами. В ней нет ничего неестественного, она не молодится и не ведет себя нарочито.
Когда мы вышли в зал продаж, мне ее стало немного жаль. Шарон очень достойно рассказала про свой Фонд, пытаясь объяснить богатым толстосумам и их агентам, как важно давать деньги на исследования, чтобы дети не болели СПИДом. Потом начался аукцион и она перемещалась по рядам, пытаясь подогреть интерес к лотам. В первом ряду сидел почтенный отец семейства со всеми домочадцами, перед которым она присела на пол во время продажи бюста работы Генри Мура, играя и провоцируя его азарт.
Полотно Малевича тем временем стояло на подрамнике под бархатным покрывалом. Думаю, что организаторы аукциона в этом эпизоде «дали маху». Им хотелось эффектно преподнести «явление Малевича», обставить его, как в театре. Но эффект неожиданно возымел обратное действие. Когда аукцион близился к своей кульминации, к подрамнику подошла Шарон и стала очень медленно стаскивать с полотна бархатную тряпку. Этот медленный «стриптиз» вовсе не соответствовал значительности момента, тем более что Шарон не знала совершенно, куда эту тряпку девать. По этому поводу и разрезвились на следующий день критики из «Нью-Йорк Таймс». Тем не менее на цену в 15 миллионов долларов, за которую ушло полотно, это не подействовало.
Шарон показалась мне более убедительной, когда она сидела перед началом торгов и пила свой апельсиновый сок, чем когда стала «играть Шарон Стоун».
…Уже потом, в Москве я попала на закрытое дефиле в бутике «Donna Karan» и меня потрясло,
«Я В ТВОЮ СЕДИНУ ВЛЮБЛЕНА…»
Спиваков с молодости был жгучим брюнетом. Но когда у него появились на виске первые седые пряди (еще до нашего знакомства), его американский импресарио, влюбленный по уши гомосексуалист, произнес фразу, которая стала для Володи своеобразным кредо:
— Ты артист, и твоя публика должна видеть тебя всегда молодым.
Он отвел его в парикмахерскую, где ему подкрасили висок. Но Володя потихоньку привык к своей не меняющейся с годами черной шевелюре. Что было совершенно невинно и натурально для человека тридцати-сорока лет, к пятидесяти годам стало обузой. От краски невозможно было отказаться, особенно если человек постоянно на виду. «Канонизированный» образ вылился в то, что он стал постоянно к себе приглядываться, волноваться, искать в других подтверждение своему пристрастию: и этот красится, и тот… В Володе есть естественный шарм, элегантность, и я вдруг поняла, что крашеные волосы превратились в его комплекс, стали чем-то вроде секрета Полишинеля или Голого короля. Все знают — и молчат.
— Если бы у тебя не было ни одного седого волоса, тебя можно было бы занести в Книгу рекордов Гиннесса. Все знают, что ты отметил пятидесятилетие, — говорила я, предлагая ему перестать краситься. Он все тормозил, все никак не решался. То концерт подпирал, то еще что-нибудь.
В тот год, когда появился контракт с РНО, первая репетиция с которым была назначена на сентябрь, я решила начать отпуск в августе с эксперимента:
— Краска закончилась, кисточка потерялась, — сказала я. — К новому оркестру с новым обликом. У тебя на это есть месяц. Время пошло.
Володя сопротивлялся, но ему пришлось поддаться, и поначалу он безумно страдал. Сначала парикмахерша сделала ему коротенькую стрижечку ежиком. Я смотрела на него со стороны, представляла, как это будет в идеале, и понимала, что это колоссальный пиаровский ход. Вся Москва и так пребывает в возбуждении перед его первым выходом на сцену с РНО, а тут вдруг такое: ни один имиджмейкер специально не придумает — появление седого человека с молодым, загорелым лицом.
Главную поддержку Спиваков получил от детей. Оценка дочерей решила в пользу смены облика. Они стали кричать:
— Папа, это так sexy! Тебе так идет, ты такой стильный, молодой!
Он даже имидж поменял — надел джинсы, короткую футболку. Я помню шок операторов телевидения, приехавших на первую репетицию с РНО, при виде Спивакова, вышедшего из машины. Помню и тот шорох, который пронесся по Большому залу Консерватории, когда он вышел дирижировать. Были диаметрально противоположные мнения. Например один из московских музыкальных критиков, которому в острословии не откажешь, написал, что Спиваков «превратился из крашеного красавца в убеленного сединами мэтра». Мне же по сердцу то, что написал Вознесенский: «Остриженный наголо, как юный Керенский, но только красивей. Меж нас, оборзевших, лети над Россией». Каждый увидел и воздал в соответствии со своей фантазией и степенью благородства. Для Володи, вглядывавшегося в себя по-новому, наступило дикое облегчение. У него появилось другое лицо, обозначился высокий лоб, и, мне кажется, он сразу приобрел иное качество — стал моложе, красивее, современнее. Я вдруг заново влюбилась в своего мужа. И даже волосы стали какими-то мягкими, с очень красивым оттенком. А самое невероятное — спустя год он вдруг понял, что ни разу не повторились приступы страшной аллергии. Он сам себя вылечил.