Не вся трава зеленая
Шрифт:
– Приходится туго, – согласился я. – Возможно, если ваши рукописи будут выглядеть более… скажем, более солидно, вы сможете больше заработать.
– Я как раз это и имею в виду. Вот почему мне хотелось бы узнать, сколько вы окончательно хотели бы получить. Я ведь не могу жить, чтобы совсем не есть, и через две недели надо еще вносить плату за квартиру.
– Я не могу назначить иную сумму…
– Может быть, вы все-таки согласитесь получить сейчас пятнадцать долларов, а через две недели остальные двадцать?.. У меня приняли
– Извините, – сказал я, – но для меня это неприемлемо. К кому еще в этом доме вы посоветовали бы мне обратиться?
– Ни к кому, – ответила она. – На этом этаже всего четыре квартиры. Четвертую снимает какая-то дама, занимающаяся бизнесом. Она рано уходит на работу. А о людях, которые живут этажом выше, я вообще ничего не знаю.
Я положил свою пишущую машинку в кейс.
– Мне очень жаль, – выразил я сожаление. – Попробую спросить в соседнем доме. Вы там никого не знаете?
Она покачала головой.
– Мы не общаемся с соседями. У каждого свои знакомые, вот и все. Но мне бы, конечно, хотелось иметь эту машинку…
– Жаль, что я не могу позволить себе продать ее на ваших условиях, но мне тоже нужно думать о своем существовании.
– Вы пишете?
– Время от времени.
– Вы выглядите состоятельным. Производите впечатление человека, которому не составляет труда продать свои произведения.
– Неужели я кажусь именно таким?
– Да, в вас есть какое-то высокомерие, видимо, от самоуверенности. Вам наплевать на нас, писателей, живущих на случайные заработки. Мы осознаем всю тщетность наших усилий и постепенно погружаемся в пучину разочарований. Пока я наблюдала это у других, но, похоже, подобный финал ждет и меня.
– А знаете, что я сделаю? – обратился я к ней. – Вы славная, и я готов рискнуть. Ладно, давайте пятнадцать долларов, и машинка ваша, а я приду за остальными через две недели.
– Неужели вы пойдете на это? – спросила она, и ее лицо посветлело.
Я кивнул.
– Как чудесно! Мне в последнее время не раз приходило в голову, что мои работы выглядят, как бы это сказать… не очень профессионально оформленными.
– Новая лента отнюдь не пошла бы во вред вашей машинке.
– Новые ленты денег стоят, – сказала она, – а деньги не растут на деревьях.
Она прошла в чуланчик и, пошарив там, вернулась с двумя пятидолларовыми и пятью однодолларовыми бумажками.
Я отдал ей свою пишущую машинку, ее положил в кейс и сказал:
– Помните, я вернусь через две недели. Надеюсь, новая машинка принесет вам удачу.
– Принесет. Обязательно принесет! Я знаю! – радостно воскликнула она. – У меня даже настроение поднялось. Вы сказали, вас зовут Лэм?
– Дональд Лэм.
– Я достану эти деньги, Дональд. Уверена, что у меня получится. Эта сделка буквально оживила меня. Я чувствую настоящее вдохновение. Теперь все пойдет по-другому. И даже наскребу на гамбургер – ведь на голодный желудок много не наработаешь.
– Это правда, – согласился я.
Она проводила меня до двери, потом в порыве чувств, обхватила меня руками и поцеловала в щеку.
– Вы замечательный человек! – сказала она.
Унося ее разваливающуюся пишущую машинку, я вернулся к автомобилю, анализируя информацию, которую мне удалось получить о Нэннси Бивер.
Две ездки в такси. Одна – с картонными коробками, после которой она вернулась через полчаса. Потом вторая, с чемоданами, – насовсем.
Я вернулся и изучил список жильцов, мне нужен был управляющий. Узнав, где он находится, я направился прямо туда. Управляющим оказалась женщина средних лет, тучная и циничная.
– У вас есть свободные квартиры? – спросил я.
– Одна освобождается на третьем этаже, номер 62-Б. Очень хорошая квартира.
– Могу ли я взглянуть на нее?
– Не сейчас. Она еще не убрана. Жилец выехал только вчера и оставил все в беспорядке.
– Я сделаю на это скидку.
– Я не могу сейчас подняться с вами. Мне должны позвонить из другого города.
– Дайте мне ключ, и я сам посмотрю, – предложил я.
– Чем вы зарабатываете на жизнь? – спросила она.
– Литературным трудом.
Она покачала головой.
– Писатели ненадежные клиенты. На словах у них все хорошо, но, когда надо платить, оказывается, что у них нет денег. И такое происходит сплошь и рядом.
– Сколько вы хотите за эту квартиру? – спросил я.
– Пятьдесят пять долларов, – ответила управляющая.
– Я не из таких, как вы описали, и мог бы внести плату за первый месяц и заплатить вперед еще пятьдесят пять за следующий месяц проживания. В любое время, если я не заплачу, вы можете взять эти пятьдесят пять долларов.
– Это другое дело, – обрадовалась она. – Должно быть, у вас дела в порядке.
– Мне удается сводить концы с концами, – скромно ответил я.
Она протянула ключ.
– Учтите, там полный хаос. Но я сегодня же наведу там порядок.
– Разумеется, – успокоил я, – я это учту.
Снова поднявшись по лестнице, я вошел в квартиру.
Там и вправду царил кавардак. По полу всюду в беспорядке разбросаны бумаги. В спешке скомканными обрывками была переполнена и мусорная корзина.
Шкафы открыты настежь, ящики комода выдвинуты.
Я разгладил несколько листков. В основном это были рекламные объявления, обычно рассылаемые по почте. На одном был отпечатан список вещей: три книги с названиями и именами авторов; полпачки бумаги для пишущей машинки; пачка копирки, карандаши, ручки, резинки, ленты для машинки, конверты…
В этом списке не было ничего, что могло бы объяснить, почему этот лист вынули из машинки, смяли и швырнули в корзину.
Вверху стояло имя – Нэннси Армстронг, коробка 5.