Не выпускайте чудовищ из шкафа
Шрифт:
– Что?
– Что слышал. Кстати, Яжинский её выгнал.
– С-сволочь он, - заикаясь, сказала Янка. И это были первые её слова. – Он… он… он чуть не убил маму! Когда сказали! И меня тоже…
И она расплакалась. А Ниночка её обняла. Я же спросила.
– Этот тебя в лесу поймал?
– Д-да… я думала, что заблудился. И он такой весь… такой… неопасный. А он… и я тут… и…
Она ревела, совершенно по-детски, уткнувшись в Ниночкино плечо. Та же утешала, нашептывала что-то. А
Взад и…
И главное, выражение лица у него становилось таким вот, решительным. А потом он поднял голову и сказал:
– Я ведь убил человека…
– Ну как тебе сказать. Как по мне, он давно перестал быть человеком.
Еще задолго до того, как Мишку убил. И… и даже если не Мишку, он сорвался бы. Из-за излишка силы. Альбита. И в целом того, что в голове его творится.
А потом мы пошли.
Наверх.
Два пути. Два прохода.
Но Софья уверенно шагнула в зал с… женщинами. И пройдя его насквозь, закрыла глаза. А потом сказала:
– Нам повезет.
Ей хотелось верить, потому что… все-таки пророчица. А с другой стороны внизу дар не работает. Поэтому шансы и там, и там равны.
– Повезет, - ответила я ей. И пальцы скрестила. На удачу.
Что еще оставалось? Кроме этих пальцев и надежды.
Что завал не так велик.
Что верхние галереи уцелели, хоть как-то.
Что подпорки выдержат давление, и сверху земля не осядет к чертовой матери, окончательно превратив шахту в очень большую и роскошную – куда там курганам предков – могилу. Что… силенок у нас хватит. И дури.
Боги любят сильных.
Все любят сильных.
И от первого, направленного удара Медведя, скала затрещала. А с потолка посыпалась мелкая крошка. И…
– Может, вы все-таки там погодите? – предложила я Ниночке.
И Янке, что за Ниночку цеплялась.
И Софье тоже, хотя она точно откажет.
– А то вдруг…
Все-таки мы глубоко. А скала, прогрызенная шахтами, как ходами, ненадежна.
– Лучше пусть быстро… если что, - сказала Ниночка очень тихо. – Медленно я не хочу.
– Да и если вы пройдете, а внизу засыплет? – Янка мыслила несколько иначе.
И в этом была логика.
– Погоди, - Тихоня подхватил горсть кристаллов. – Иначе давай. Медведь, щит держи, чтоб если оседать начнет, отступить могли, а я плавить попробую. С огнем у меня всегда выходило. Тьма…
– Поддержу.
– И я, - Бекшеев еще слабо держался на ногах, но отказывать ему Тихоня не стал. Это бесчестно было бы. Кивнул вот.
Сапожник стал в пару с Медведем. Княжич… ну его не спрашивали.
Первый завал, как ни странно, мы прошли легко. Так, чуть потолок просел, осыпался, закупоривая проход. И эта легкость
Двигаться приходилось наощупь.
И Софья вела.
Куда-то… до очередного завала. Там отдых. И повторить… отдых.
Вода заканчивается. А наверх…
Вперед.
Больше никто не плачет. Даже княжич и тот заткнулся. Только дышит тяжело и периодически срывается на кашель. Но мы идем.
Время. Там, в темноте, времени нет. Зато силы уходят. И в первый раз, когда Медведь принимает кристаллы, я замираю от ужаса. Это ведь всегда нагрузка, а у него сердце…
Тихоня закидывает их в рот горстью.
И выброс силы расчищает коридор. А потом еще один… и еще… и их все равно много. Слишком много… когда Медведь отключается, мы останавливаемся. Он молча оседает на пол, и Ниночка не успевает подхватить. А если бы и успела, куда ей удержать-то?
– Живой, - я нахожу его наощупь. Странно, но в этой кромешной тьме мы тоже что-то да видим. – Просто… надо отдохнуть.
Напиться бы.
Поесть.
Но нет. Ни еды, ни… последние капли воды остались где-то там.
– Мы умрем, да? – тихо спрашивает Янка. – Я… я не хотела убегать. Я просто больше не могла видеть, как он… он…
– У меня большой дом, - голос Сапожника звучит рядом. – И там хватит места… всем хватит. И деньги есть… и плевать на всех, есть не рода, а лично мои. Я… женюсь. Если она позволит.
И если мы не умрем.
– Щит удержишь? – я говорю Сапожнику.
– Попробую… знаешь, дар вернулся. В полной мере. И нам недалеко уже… тут что-то рядом есть. Надо просто…
Тихоня молча высыпает кристаллы на ладонь. Они – единственный источник света, слабый-слабый, но все же.
– Много. Надорвешься.
– Один хрен помирать, так хоть с пользой, - и раньше, чем я успеваю остановить, этот гад закидывает все в рот. Закрывает глаза. И выдыхает.
Несколько мгновений ничего не происходит. А потом… потом человек может превратиться в пламя. В живое, воплощенное пламя недр.
И взмахнуть руками, заставляя эти недра расступиться пред силой его. Красная плоть горы затрещала, а потом и вправду пошла в стороны. Посыпались камни. И Сапожник поспешно, пусть и запоздало выставил щит. А я плеснула ему силы, пытаясь закрепить.
Хоть как-то…
И трещина над нами росла. Ширилась. И казалось, что еще немного и скала рухнет. Или раскроется…
Только силы уходят быстро. И я, сцепив зубы, хватаюсь за эту горящую руку. Моих собственных – капля, но капля камень точит.