Не выпускайте чудовищ из шкафа
Шрифт:
– Нет.
– Повезло.
Что там было такого, в его жизни? Спросить? Или… нет, еще не время.
– Думаешь, кто из наших Мишку? Славный паренек. Добрый. Тут войны почти и не было… - Сапожник повел плечами.
В саду темно. Ни фонарей, ни окон, луна и та ныне слабая. Но все одно видно, что плечи Сапожника покрывает сеть мелких шрамов. Будто… будто кто-то вырезал на теле узоры.
– Думаю, - Бекшеев оперся на трость. А дышалось и вправду легко. Свободно. Чуть примораживало, и воздух
Его хотелось пить.
И холод не мешал.
– Шею ему сломали. Кто-то, кого он подпустил близко. Тебя подпустил бы?
– Не уверен. Меня… опасался.
– Почему?
Сапожник поднял руки и потянулся, выгнулся до хруста в костях.
– Чуял. Чутье у мальчишки имелось.
– У него деньги нашли. Три рубля.
– Много.
…состояние Сапожниковых давно исчисляется миллионами. Хотя по нему и не скажешь.
– Для наших мест, - уточнил Сапожник. – И для него. Яжинский их крепко в кулаке держал.
– И денег бы не дал?
– Не на глупости.
– Что за глупости?
Недолгое раздумье. И все же Бекшеева сочли годным, чтобы сказать:
– Видел его. В лавке. Хомутовой.
– Поясни.
– Держит. Тут. Не из первых, но лавка чистая. На Малой Рыбацкой. Мыло хорошее. Гребни. Шпильки. Для волос всякие такие… разные. Штучки. Женские.
– И что он там делал?
А главное, что в этой лавке самому Сапожнику понадобилось?
– Есть у меня… - он слегка поморщился. – Знакомая… просто знакомая.
– Я не спрашиваю.
– Спрашиваешь. Женщина… отец не одобрит, - он подобрался весь, явно готовый защищаться.
– Я не обязан отчитываться твоему отцу. О твоих знакомых. И… может, ты зря? К нему так?
Волосы Сапожник стрижет коротко. А шрамы останавливаются на шее. И поворачивается к дому, который виден темной громадиной. Он слишком велик для одного человека. А Сапожник молчит. Перекатывается с пятки на носок и обратно. Это мерное движение завораживает.
– Мальчишка с Хомутовой говорил. И каталоги лежали. Выбрал он что-то.
Подарок?
Явно для женщины. Для очень особенной женщины, на которую не жаль потратить три рубля.
– Он рубль оставил ей.
Четыре, получается.
– А где он взять деньги мог? – если уж разговор пошел. И Сапожник останавливается. Выдыхает. Кажется, говорить о других ему много проще.
…та его подруга, она наверняка из мещан.
Не лезь.
– Не знаю, - Сапожник покачал головой.
– А предположить? Теоретически. Вот… ты парень, который влюбился.
Смешок.
– И хочешь сделать даме подарок. Но не простой, не ракушку с берега, а что-то серьезное…
– Она не из своих.
– То есть?
– Девушка эта. Своим бы как
Надо же, какая осведомленность.
– Ленты и вовсе десять, а если брать из тех, что в остатках, то и того дешевле. Гребни… самый нарядный – полтора рубля. С перламутром. Такие рыбаки берут, когда о намерениях заявить желают. Тут, - уточнил Сапожников. – И те, которые из местных, были бы рады.
– А он заказывал что-то из каталога?
– Дорогое.
– Может, просто сильно влюбился?
В пятнадцать-то лет иначе не бывает.
– Может. Но… не просто. Все влюбляются. Но обычно хватает того, что в лавке. А ему особый подарок. Кому?
Надо бы выяснить.
Или нет?
– Предположения?
Пожатие плечами. Стало быть нет. Интересно, почему Зима… хотя, она не знала, что парень был в этой вот лавке.
– Хорошо. А деньги? Допустим, он влюбился. И в девушку, за которой ухаживать не так просто. Верно?
Кивок.
– Но на подарок нужны были деньги. Отец бы ему не дал.
– Не на гребни.
– Именно. Тогда откуда он их взял? Вот ты, куда бы пошел?
Сапожник опять задумался.
– Не в рыбаки, - произнес он.
– Это время. И от Яжинского бы не скрыть. Или сам бы понял, или донесли бы, что пацаненок в чужой артели. Тут свои. Разносчиком? Тоже нет. Тоже время. А у него и дома работы хватало.
– Значит, он нашел такую, которая не требовала много времени?
И приносила относительно неплохой доход, что уже навевает нехорошие мысли.
– Дерьмо, - с выражением произнес Сапожник. – Вот… придурок.
Мертвый.
Мертвый наивный мальчишка, с которым случилась большая любовь. С Бекшеевым вот не случилось. Не успел, наверное. Не считать же любовью Настасью Ольскую, с которой он в переписке состоял, а потом как-то вот…
А о жене и говорить не след.
Жена, она не для любви. Статус. Положение. И просто принято так. Нет, и вправду дерьмо.
– Контрабанда? – предположил Бекшеев.
– Лодка у него была, но… что отсюда возить кроме рыбы-то? – Сапожник поднял рубашку. – И сюда нечего.
– Зелья…
– Какие? Опиум тут в аптеке есть. Доктор выпишет, если надо. Да и… особо никто не балуется. Стимуляторы? Их попробуй достань. И денег стоят немалых. Кому их тут потребять?
Вот и Бекшееву тоже было бы интересно.
– А если наоборот?
– Нет, тут ни мак, ни прочие серьезные травы не растут. Климат не тот. Золото? Что с ним на Дальнем делать-то? Как и с камнями. А табак, вино и прочие штуки паромом проще. Лодка много не возьмет, да и… нет, Яжинский заметил бы, что лодку брали. Другое что-то.