Не взывай к справедливости Господа
Шрифт:
Монтажные работы можно было начинать незамедлительно.
Правда сумятица в организации приводила иногда к полной неразберихе: то у цепи шаг не тот, то натяжные зубчатые колёса не того размера – то рубашка коротка, то…
«Вова» психовал. Он однажды даже самолично пустил в ход кулаки на снабженца, который комплектовал детали.
Но работа хоть и в горячке, да только на таком морозе долго не постоишь, и ребята спешили закончить монтажные работы побыстрее. Женщин нет. А с китаянками не договоришься. Китаяночка делает колечко пальцами, лопочет: «Насяльник
Вот и весь разговор. И «Вова» стращал, что если чего – член тому на пятаки изрежет.
Но к концу срока командировки дело как-то стало разлаживаться; то ли ребята подустали в постоянном аврале, то ли мистические силы тормозили работу, давая Кириллу время на раздумья и осмотрительность.
Вначале неожиданно объявилась это странная икона загадочного письма в нише щитовой переборки под журнальными вырезками из «Советского Спорта». Полез, было, Мустафа свои картинки из новых перестроечных журналов клеить, а рука возьми, да и провалилась в пустоту. Пошарил старый бродяга в провале и вытащил эту чёрную лиственничную прокопченную доску с распятием.
Вначале думал пакет с деньгами заныкали прошлые люди, а это оказалась намалёванная красками обыкновенное полено.
– Начальник, глянь, картина Репина, чё ли? – подошёл к Назарову Мустафа. – Посмотришь, или как?
– Посмотрю, посмотрю, – отмахнулся Кирилл, который никак не мог увязать «длину» с «шириной» на плохой светокопии чертёжного листа, – ступай на площадку к ребятам! Сегодня пораньше кончим. Мороз чертов, работать не даёт!
– Эт-та правильно! Работа дураков любит… – осклабился флибустьер строек. – Мне бы аванец, начальник!
– Для чего тебе деньги? Всё равно пропьёшь или растеряешь. Жены нет. Детей по чужим семьям раздарил. Зачем тебе «аванец»?
– Мне, может, сама Римма Марковна сегодня свидание назначила. Я, может, жениться буду!
Назаров, отложив чертежи, удивлённо поднял на Мустафу глаза:
– Твоя Римма Марковна сама вместо капусты деньги в кадушку трамбует. У неё запасы на всю твою оставшуюся жизнь… Иди, мужик, гуляй!
– Семёныч, – не отставал Мустафа, – посмотри, может, фуфло какое?..
«Семёныч» взял доску в руки.
Необычное изображение измождённого человека, распятого на красной звезде и демонический собачий оскал парализовали его внимание. Особенно собачий оскал. Шершавый красный язык слизывал кровавые потёки у ног скрученного колючей проволокой несчастного в арестантской шапке «домиком» и мятых грязноватых кальсонах без завязок.
10
Мустафа давно ушёл, а Назаров всё смотрел и смотрел на прокопченную и местами обугленную на углах доску, проникая в замысел неизвестного художника.
Господи, так это же новый каторжанский Христос! Искупитель безбожного времени, которому в этих таёжных «катакомбах» молились первые постхристиане эпохи Великого Перемола. «…Скоро ль, скоро на беду мою, я увижу волчьи изумруды в нелюдимом северном краю»
Кирилл достал из тумбочки аптечку, распечатал ватный пакет и, пропитав его
И выпученный глаз надзирателя, и пёс, и даже кальсоны с оборванными завязками выглядели настолько трагично, что Кирилл внутренне содрогнулся и спешно полез за куревом: «Вот оно время какое! От сумы и от тюрьмы не зарекайся».
– Кирилл Семёнович! Кирилл Семёнович! – впервые называя прораба полным именем, в дверь ворвался бригадир Сергей Подковыров. – Мустафа! Там Мустафа!
Ещё не совсем понимая, что случилось, Назаров выскочил вслед за своим бригадиром, и, увязая в снежном крошеве, побежал к эстакаде, на которой монтажники должны были сегодня установить приводной механизм цепной передачи в полной сборке весивший более пяти тонн.
Чтобы поднять такую махину на фундамент, Кирилл предложил использовать часто применявшийся при монтажных работах отводной блок, который перераспределяет направление силы в нужную технологически обоснованную точку.
То ли сталь блочка не выдержала таких низких температур, то ли изношенность сопрягающихся деталей, но туго натянутый лебёдкой трос, как пращёй выбросил литое колесо блока, размозжив голову стоявшему «на подхвате» вечному монтажнику, маргинальному спутнику всех громких строек своей страны, Мустафе.
Красивой смерти не бывает, но Мустафа умер, как истинный боец на своём посту.
Вот тебе и свидание с Риммой Марковной! Вот тебе и женитьба! Вот тебе и «аванец», дорогой товарищ!
Ребята наскоро сколотили из лежаков тяжёлый гроб, уместивший всю жизнь флибустьера строек в одну сосновую горсть.
Римма Марковна, несмотря на свой необычный для женщины вид, хоронила своего неудачливого жениха по христианскому обычаю. Накрыла новой простынкой с головы до ног мужика. Высвободившиеся из-под белой материи жёлтые прокуренные ладони, скрестила на остывшей груди раба Божьего Михаила Сапрыкина. Вот, оказывается, как звали Мустафу по паспорту! Утёрла рукавом бушлата махонькую слёзку со своей обветренной щеки и велела опускать гроб в седую от измороси вечную мерзлоту сибирской дальней стороны.
Потом пили принесённый Риммой Марковной спирт. Потом божились никогда не забывать Мустафу. Потом пили ещё и рвались на мороз из барака, пока Назаров не повесил с наружной стороны замок на дверь, сам, оставаясь в прорабской будке неподалеку – ещё сгорят заживо работнички!
Объяснительную по поводу несчастного случая на производстве Кириллу Назарову писать не пришлось. Некому. «А, – махнул рукой опытный кадровик Наседкин Поликарп Матвеевич, – мало ли их теперь гибнет на широких просторах! Война миров дорогой Кирилл Семёнович! Ехать вам отсюда надо! «Вова», – поперхнулся Поликарп Матвеевич, – Владимир Яковлевич Синицын на Гавайских островах свою фирму обозначил. Там провёл регистрацию. А эту, где вас наняли работать, обанкротил. Теперь нет больше такого предприятия, как «Ленсиблес», а есть одни долги государству, а платить их некому. Так вот».