Не забывать никогда
Шрифт:
— И она звонит тебе во время каникул?
— И ты туда же. В клинике меня с этим достали. По их мнению, я слишком с ней сблизился и мешаю процессу исцеления…
— Они правы, — заметила Мона. — У каждого своя работа. А чего хочет от тебя эта крошка?
Я протянул Моне телефон, чтобы показать присланное Офели фото. Она позировала, прижавшись лицом к щеке чернокожего бугая, половину ноздри которого занимал пирсинг. К фото прилагалось короткое послание. Два слова: «Какая оценка?»
— Что значит «Какая оценка»?
Я забрал у Моны телефон.
— Наша с ней игра. На уик-эндах или на каникулах, когда Офели подцепляет себе парня, она присылает мне его фото, и я его оцениваю… Даю оценку и характеристику. Вроде «Можешь найти лучше», «Уже лучше», «Вне всякой критики». По возвращении я иногда тоже показываю ей фото своих подружек…
Успокоившись, Мона наконец рассмеялась.
— И ты еще удивляешься, что воспитатели в твоей клинике тебя шпыняют!
Я быстро набрал ответ.
«5 баллов из 20. Отсутствие воображения. Постарайся, чтобы снова не подсунули».
Когда я нажимал, чтобы отправить почту, Мона, презрев ветер, гулявший между дамбой и пляжными кабинками, резко расстегнула комбинезон. Обе ее груди аккуратно высвободились из неопренового плена.
— А я? Какая оценка?
Эта девушка точно сумасшедшая!
— Ты хочешь получить оценку от моей приятельницы?
Я настроил iPhone и направил его на лицо Моны.
— Готово, ушло. Однако предупреждаю, Офели очень злая. До сих пор она не дала ни одной из моих подружек даже среднего балла.
Я подошел к Моне.
— Одевайся, пока не простыла до смерти. Я тебя покидаю, меня ждут жандармы.
Я сам застегнул молнию, и декольте Моны превратилось в скромный воротничок под горло.
У меня осталось время забежать в гостиницу, переодеться и заглотить бутерброд, прежде чем сесть в автобус, направлявшийся в Фекан, где находилась жандармерия.
Когда я вошел в холл «Сирены», Андре раскладывал проспекты дворца Бенедиктин. Обычно он проводил время за стойкой, то исчезая, то появляясь и таким образом убеждая всех, что у него есть некий тайный ход, секретный люк под барной стойкой или что-то в этом роде.
Похоже, новой почты для меня у него нет…
— Скажи, Андре, — обратился я к нему, — среди твоих клиентов не мелькало имя торгового агента фармацевтической компании Магали Варрон? Она распространяла лекарства в регионе Гавра. Время от времени ей приходилось ночевать в гостиницах. Вот, к примеру, позавчера…
— Девушка, что совершила самоубийство?
Он продолжал равнодушно раскладывать проспекты. Туристический поезд Этрета. Музей рыболовства в Фекане. Я чуть было не спросил, как это он так быстро сообразил, о ком речь.
— Ну да…
— Имя мне ничего не говорит. Ты же знаешь, в округе есть не менее десятка гостиниц, не считая тех, что в Этрета, а также гостевые комнаты, которые держат почти все местные крестьяне. У тебя нет ее фото?
— Нет…
Я постарался подробно описать Магали Варрон. Не скрыл от него ее чарующую красоту и притягательную силу ее отчаянного взгляда.
Ответ Андре прозвучал как нечто само собой разумеющееся:
— Такую красивую девушку я бы заметил…
Еще бы.
Когда я взбирался по деревянной лестнице, снова завибрировал телефон.
Новая смс-ка!
Ответ Офели на фото Моны.
Я прочел текст, убежденный, что моя маленькая протеже разобьет в пух и прах рыженькую землеройку, раскритикует с присущей ей ревностью и злобой. Послание сразило меня наповал.
«21 балл из 20. Не бросай ее, это женщина всей твоей жизни».
Когда я открыл дверь своего номера, из распахнутого окна на меня подул ледяной ветер.
Горничная решила проветрить.
Кровать заправлена безупречно. Полотенца заменены на чистые. Я вспомнил, в каком беспорядке оставил комнату после ночи, проведенной с Моной.
И внезапно замер на месте.
На моем рабочем столе, рядом с ноутбуком, лежал коричневый конверт. Новый, нетронутый. На этот раз никаких штампов. Никакого адреса. Только мое имя.
Джамалу Салауи.
Тот же женский почерк, что и на предыдущих конвертах.
Прежде чем взять пакет, я высунулся в открытое окно. Порыв ветра остудил мое вспотевшее тело. Попасть ко мне в комнату снаружи довольно просто: плоская крыша ресторана «Сирены» и его пристройки могли выступить в роли своеобразной лестницы для великана. Но кто мог решиться на такое рискованное предприятие? Прямо напротив моря, на виду у всех? Только для того, чтобы положить конверт мне на стол?
Я было решил спуститься и спросить Андре, не входил ли ко мне кто-нибудь, кроме горничной, но потом передумал.
Потом…
Я закрыл окно. Надо успокоиться. Пот, который моя навороченная куртка теоретически должна поглощать, горячими ручьями струился по телу. Я сел на кровать, разделся, отвинтил свой карбоновый протез. Пока я раздирал конверт, мокрые ладони оставляли на нем темные следы. Он был не такой толстый, как предыдущие. Всего три листка, сцепленные скрепкой.
Я тотчас узнал трехцветную ленточку национальной полиции.
«Региональное отделение судебной полиции города Кана. Дело Миртий Камю.
Протокол от 28 августа 2004 года.
Лист № 027. Свидетельские показания Алины Массон».
Скинув с себя все, кроме трусов, я сел на кровать, свесив до полу свою единственную ногу, и попытался унять охватившую меня дрожь.
Дело Миртий Камю — суббота, 28 августа 2004 года
— Я была самой близкой подругой Миртий.
— Мы знаем, — ответил Бастине.