Не зарекайся.Опасное путешествие в Одессу
Шрифт:
На двести третьем километре, по его счетчику, справа блеснул в темноте белый указатель «Вязьма», Петр Иванович вдруг понял, что в любой момент может уснуть и съехать с дороги. Четкое сознание незаметно стало подменяться воображаемой дорогой, он засыпал. В зеркале заднего вида уже была видна еле нарождающаяся заря. Спать хотелось невыносимо, до головной боли. Мысли, кипевшие не переставая все это время, стали казаться фоном не имеющим никакого значения. Он проехал большую заправку и стал присматривать место для отдыха. На спуске под пешеходным переходом, справа, показался пост ГАИ, здание с синим цоколем и желтыми стенами, которое возвышалось на большом перекрестке. Рядом стояла милицейская машина и три инспектора лениво тормозили грузовики. Петр Иванович остановил на обочине машину и попытался подремать в веренице других отдыхающих путешественников. Он закрыл глаза и увидел набегающую дорогу и фары-фары-фары светящие прямо в глаза. Сон не шел и Петру Ивановичу не оставалось ничего иного, как полежать часок на заднем сиденье с закрытыми глазами и, если не поспать, то хоть дать глазам отдохнуть. Он включил диск со «Стеной», выставил будильник в телефоне на четыре утра, лег и стал вспоминать, как он с Ленчиком были в конце апреля на концерте Рождера Уотерса в Олимпийском. На слепящую картинку шоу в его мозгу наложились слова «Милый Господи, прошу тебя, пронеси беду мимо моей любимой жены, пусть она выйдет здоровой и бодрой из этого испытания, дай ей силы вынести все и сохранить себя. Пусть мои дети, Дима и Сашенька, будут здоровы и пусть их путь будет ровным и честным. Дай сил моему отцу, прошу тебя…»
Он открыл глаза и посмотрел на экран телефона. До звонка оставалось несколько минут. «Значит я все-таки уснул, — подумал Петр Иванович. — А казалось не сплю. Надо ехать». Выключив будильник, он вышел на улицу, где его тут же облепили здоровенные комары, которые стремительно пикировали и сразу впивались в лицо и руки. Отбиваясь от них, Петр Иванович кое-как умылся, оттер влажными салфетками ветровое стекло от разбившихся мошек, заскочил в салон машины, включил несколько раз омыватель стекол и поехал. Счетчик показывал двести четырнадцать километров, до Смоленска, по его расчетам, оставалось еще сто пятьдесят. Было уже почти светло, спать не хотелось, и Петр Иванович решил ехать быстрее.
Через некоторое время он вспомнил, что не проверил телефон на предмет сообщений. Аппарат был оставлен на заднем сиденье, а теперь свалился на пол, и пришлось остановиться, что бы достать его. Телефон лежал на резиновом коврике экраном вниз и Петр Иванович с раздражением это отметил. Слава Богу царапин на сенсорном экране не было. Сообщений тоже не было. Зарядка кончалась и пришлось подключать телефон через адаптер к прикуривателю. Короткий сон пошел ему на пользу, и он чувствовал себя отдохнувшим и, как будто даже выспавшимся.
За окном пролетали зеленые поля, деревни. Одинокие люди в резиновых сапогах, с велосипедами и без, шли куда-то уныло вдоль трассы. Вокруг царило спокойствие и размеренность. Впервые Петр Иванович позавидовал этим простым людям, которые проносились мимо него. «Да, они живут, мягко говоря, не богато, но у них скорее всего не воруют жен, и им не приходится выполнять дикие и непонятные поручения похитителей, — рассуждал он, посматривая в боковые стекла на этих счастливцев. — Ходят себе на работу в колхоз, пьют, естественно, на работе и после работы. Денег не видят, машин не имеют, дома не строят и не ремонтируют. Да, получается, что завидовать им нечего. Получается, что если ты родился в Москве, то жизнь тебе дает фору. Тому, кто родился под Смоленском, кажется, что москвичи от рождения уже имеют то, чего им нужно добиваться. Пределом мечтаний такого человека становится приехать в Москву, снять квартиру, найти работу и как-то закрепиться. Ни карьера, ни богатство пока еще не входят в его ближайшие планы. А мы? Мы-то уже в Москве. Дикость конечно, что наше государство разделено на территории первого, второго и третьего сорта. И люди, соответственно, в своей массе так же поделены на сорта. Умный и талантливый человек из-под Смоленска оказывается ниже по возможностям аналогичного человека из Санкт-Петербурга и гораздо ниже москвича. Интересно, как это устроено в Америке и Европе? Впрочем, сейчас не время об этом думать».
Петр Иванович стал в обратном порядке, подробно, прокручивать все события субботы и воскресенья. Время от времени он поглядывал на телефон, но тот молчал. Он еще раз взял его в руку и оглядел экран. Да, царапин нет. И вдруг его осенило. То, маленькое несоответствие, которое с самого начала беспокоило Петра Ивановича, обрело форму. «Телефон в ресторане лежал экраном вниз! — оторопев, сформулировал он. — Ни Котенок, ни я, никогда не положат телефон таким образом. Леночка знает, что есть два момента к которым я отношусь ревностно. Это когда трогают за стекла мои очки и когда телефон кладут экраном на стол! Кто-то трогал мой телефон. Не только трогал, а брал его в руки. Подержал и положил, как попало, на место. Это невозможно сделать пока мы оба сидели за столом. Факт! Когда любимая выходила, я держал телефон в руках».
Петр Иванович закурил и открыл окно. Дрожь азарта колотила его. Он физически ощущал, как догадки, выстроившись цепочкой, ведут его к ответу на вопрос, который прежде оставался без ответа.
«Значит, кто-то взял телефон, когда я вышел в туалет, — продолжал рассуждать Петр Иванович. — Взял телефон, набрал смску, Леночка вышла, а он вернул телефон на место. Все просто! Кто мог взять незаметно телефон? Официант? Нет. Если бы подошел кто-то к столу Ленка бы насторожилась. Она могла поправлять туфли… Нет, подойти к столу незаметно для нее не возможно. Это я был слегка «подшафе», а Леночка была совершенно трезвая. Это мог быть Толик! Ему ничего не стоило протянуть руку и взять телефон. Кроме того он сидел совсем близко и мог слышать наш разговор. По крайней мере он мог слышать, как мы обращаемся друг к другу. Найти в записной книжке моего телефона номер под названием «Котенок» проще простого. Он первый в отправленных вызовах и сообщениях… Кстати, ведь в начале ужина он был в компании какого-то мужика, а потом оказался один. Стопроцентной гарантии нет, но скорее всего это Толик. Он обманом выманил бедную Леночку на парковку, а его подельник силой увалок ее в машину».
Пройдя цепь своих рассуждений до конца Петр Иванович ощутил, что задыхается от бешенства. Руки его дрожали и даже температура, казалось, поднялась, он готов был немедленно уничтожить человека причинившего горе его жене, порвать его руками на части. Петр Иванович остановился на обочине и стал решать: мгновенно повернуть назад и выбить из Толика место, где скрывают его жену или продолжить экспедицию. Счетчик показывал триста пятьдесят два километра. Он подъезжал к Смоленску. «Они могут убить ее, если поймут, что я понял их маневр, — стал просчитывать он, пытаясь совладать с нервами. — И, видимо, мне придется пока продолжить поездку».
Петр Иванович, отправил в адрес Елены Викторовны сообщение: «Я в Смоленске», и через пять минут получил ответ: «Хорошо, Любимый. За Смоленском будет нп Ольша. Там на трассе будет кафе Бумер. В туалете, за бачком лежит сверток. Возьми его и напиши смску. Мне сегодня ночью снился Батон, я подумала во сне, что он живой. Целую. Скучаю».
Да! Это уже было кое-что.
Леночка посмотрела на свои часы фирмы Oris на красном каучуковом ремешке — было уже два-тридцать ночи, а спать не хотелось. «Механика, — машинально отметила она, почувствовав, как колыхнулся внутри механизма маятник автоподзавода. — Всю жизнь мечтала». Эти часы она получила от мужа в подарок на день рождения, а он, в свою очередь выпросил их у учредителя. Когда-то журнал заключил бартерный контракт на рекламу с часовым магазином, и тот расплатился с ними, естественно, продукцией. Коробка с дорогими часами стояла на полке учредителя и тот дарил часы важным людям по мере необходимости.
У Лены всегда был виртуальный список вещей, о которых она мечтала всю жизнь. Петр Иванович говорил ей, что у настоящей девочки обязательно должен быть такой список, это облегчает процедуру выбора подарка. Однако, по мере сокращения известного ему перечня, Леночка всегда умудрялась пополнять его новыми позициями. Это было так мило и по-женски.
Разговор с неизвестным, но вежливым бандитом дал новую пищу для анализа. Елена Викторовна поняла со слов этого человека, будто Петр Иванович виноват в том, что она сидит в подвале. Если, конечно, это не ложь. Очевидно, шантажируя, преступники заставляют его делать какую-то работу, направляя указания через смски, которые яко бы отправляет она. От ее имени, то есть. Более того, о наличие сотен тысяч долларов, видимо, им тоже неизвестно, и вымогательство этих денег не является целью ее содержания здесь.
Ленчик похвалила себя за то, что догадалась, как передать сигнал мужу о своей неволе. Теперь он знает, что она жива и, что сообщения идут не от нее. Нужно обязательно придумать, как подсказать Петру Ивановичу место, где ее держат.
Батон, о котором она рассказала неизвестному, действительно жил в их доме в течение трех лет. Но он не умирал, по крайней мере, им об этом ничего не было известно. Когда-то одна из подруг Елены Викторовны (шоб она была здорова!) подарила Даньке котенка. Живая игрушка требовала постоянно биотуалет в нечеловеческих количествах, дорогое питание, дорогое лечение. Леночка, строго говоря, не была кошатницей, за то она была и есть аккуратистка до фанатизма, до истребления всех, кто нарушает порядок в доме. Если открыть ее гардероб, то можно увидеть на полках сложенное пирамидкой белье. Никогда пирамидка не бывает неправильной. Внизу лежат широкие вещи, сверху вещи поуже. И так во всем. Батон был единственным членом семьи, который плевать на это хотел. Он рвал новые шторы (Леночка плакала), портил новое пастельное белье (Леночка впадала в бешенство) и так далее. Кстати, и Даньке с возрастом кот больше был не нужен.