Не зарекайся.Опасное путешествие в Одессу
Шрифт:
— Здорово! Может быть, премии выпишут.
— Не шути, такая похвала хуже приговора.
— Не понимаю.
— Когда тебя в лицо хвалит твой враг или недоброжелатель, это с его стороны сигнал «Готовься к атаке». Был бы он поумней, не стал бы хвалить. А так, усыпляет бдительность, хочет отвести от себя подозрение в негативном отношении к нашей деятельности, расслабить, заставить на радостях выложить что-то такое, что ты не собираешься говорить. Короче, ты понял. Но дело, конечно, не в этой похвале. Что-то против нас мутят. Действительно, мы в разы сократили трафик, потери наркобизнеса миллионные и никто этого терпеть не будет. Люди все сидят на своих местах, а приходы денег упали. У тебя ничего не слышно?
— Есть некоторое необычное движение, товарищ генерал, но пока сложно что-то говорить.
— Опиши в общих чертах.
— Зачем-то вербуют новых продавцов в том числе из совсем конченных наркоманов, такого раньше не было. Ну какой с такими бизнес можно делать? Ходячие трупы. Плюс из регионов привозят людей, тоже непонятно. Объемы падают, а людей они берут. В некоторых каналах заменили наших осведомителей на этих новых, я подозреваю, что их раскрыли, хотя не трогают пока, дают мелкую работу. Убежден, что кто-то из управления сливает криминалу информацию. Как-то это все очень хитро выглядит. А самое удивительное, денег не жалеют. Снимают квартиры, покупают машины. С размахом все.
Генерал отпил из своей чашки и кивнул, приглашая Виктора, пить остывающий чай.
— Вкусный чай у вас, товарищ генерал, особенный какой-то, бодрит. С запахом. Что вы туда добавляете?
— Этой шутке уже сто лет. Во всех отделах одинаково шутите.
— Извините. Вот пока все, что могу доложить, не вдаваясь в детали.
— У меня аналогичные сведения. Оживление связано с приходом на рынок больших денег и все указывает на подготовку к чему-то серьезному, — подтвердил генерал. — Как думаешь к чему?
— Честно. Не знаю пока, товарищ генерал. Не могу понять.
— Ясно. А кто за этим стоит? Кто финансирует? Хотя бы рулит кто на местах?
— Упоминалась «БГ Билдинг Ко», наши старые знакомые, и конкретно Горский, но по существу кроме болтовни ничего на него нет.
— Это серьезные ребята и покровители у них не нам чета. Присматривай за ними.
— Мы присматриваем, товарищ генерал.
— Это понятно, теперь надо присматривать вдвойне. Бросай разработку разной мелочи, кроме действительно неотложных дел и переключи всех, кого можно на Горского и его окружение. Без команды ничего не предпринимайте. Только смотреть и фиксировать. Включайте прослушку и все, что надо, я посодействую.
— Думаете это так серьезно?
— Более чем, Витя. Поверь мне. Попил чай? Ну, давай, действуй, времени нет. Благодарить не надо.
Ковтун вышел, а генерал принялся расхаживать взад вперед вдоль окон. Это у него была такая манера думать, причем в эти минуты он напоминал сам себе Сталина, от чего душу наполняла смесь гордости и отвращения. Он оглядывал отделку своего, видавшего виды, кабинета. Деревянные панели в человеческий рост, встроенные шкафы, Т-образный стол и двойные двери, все требовало шкурки и лака. Тяжелые портьеры и тюль набрались пыли за десятилетия висения и уже не отстирывались. Он открыл маленькую дверь и оказался в санузле, умыл лицо и вернулся в свое кресло. День только начинался, а ему уже хотелось выпить…
Здоровый и крепкий субботний сон Петра Ивановича, проникая снаружи, стал распиливать какой-то отвратительный звук. Монотонное с визгом жужжание постепенно разбудило его. Не открывая глаз он стал представлять себе, как осторожно выходит на застекленный балкон, медленно отодвигает раму, вынимает из чехла бесшумную снайперскую винтовку, прицеливается, опустив ствол вниз, на дорогу… Чуть слышный хлопок! И человечек в оранжевом жилете навзничь, не выпуская болгарку из рук, падает на асфальт. От головы упавшего разбегается красная волна в виде короны. И тишина. Рама балкона закрывается, пахнущая дымом винтовка отставлена в угол. Можно спать дальше. Этот сюжет был уже не слишком интересен Петру Ивановичу, поскольку он представлял себе его всякий раз, когда с улицы слышал раздражающий шум. «Новый мэр ремонтирует дороги, это хорошо, но не обязательно начинать это делать в субботу в девять утра, — без злости думал Петр Иванович. — А с другой стороны оно может быть и к лучшему. Раньше поедем на тренировку, больше успеем и скорее закончим. Потом праздник».
Следует пояснить, что Петр Иванович Басов и его красавица жена Леночка каждую субботу с утра вместе ездили в тренажерный зал. Это была традиция, которую они прерывали крайне редко и только в исключительных случаях. В будние же дни Петр Иванович посещал тренировки самостоятельно рано утром перед работой. Для этого он просыпался в шесть утра, быстренько завтракал и бежал к метро. На работе он оказывался уже в десять часов.
Но сегодня был особый день. Сегодня исполнялось три года со дня их совместной жизни и два года, как они стали официально мужем и женой. Разумеется, что супруги отмечали этот свой семейный праздник ежегодно. И сегодня после фитнеса Петр Иванович собирался пригласить Елену в ресторан. Он зарезервировал столик на веранде итальянского заведения «Il Pittore» недалеко от дама, на углу Новочеремушкинской и Нахимовского проспекта. К вечеру ресторан обычно облепляли дорогие автомобили, так что в этом месте можно почувствовать себя артистом кино, акционером, расположившегося неподалеку, Газпрома или, как минимум, руководителем преступной группировки с образованием. Они часто ходили туда пить кофе и Леночке нравился этот ресторан с неоправданно высокими ценами, но неплохой кухней. Публика, вышедшая из дорогих машин и отфильтрованная, как раз ценами, вела себя всегда сдержанно и культурно и матерящаяся молодежь с пивом не могла отравить посещение этого места. Ничего не скажешь, действительно хороший московский ресторан. Плюс рядом с домом. В связи с появлением у них недавно дисконтной карты, они установили традицию — каждую пятницу вечером пить кофе на веранде за столиком девятьсот двадцать.
Одним словом, день обещал быть приятным. И даже совершенно ни кому не нужный ремонт дороги не испортил предвкушения череды счастливых мгновений наступившего дня. Трудно такой ерундой омрачить жизнь людям, которые относительно молоды, в общем-то здоровы и, в целом, не испытывают нужду.
— Любимая, ты слышишь противный звук? — тихо прошептал Петр Иванович, склонившись к самому ушку спящей жены.
— Слышу, Любимый мой. Жду вот, что звук прекратится и можно будет еще поспать, — так же тихо ответила маленькая красавица и улыбнулась. — Или ты уже готов подниматься и бежать?
— Да, думаю, чего вылеживать-то? День замечательный. Может быть пойдем завтракать и далее по распорядку? Кстати, я тебя люблю.
— И помнишь какой сегодня день?
Заспанная она переползла на плечо мужа и закрыла глаза.
— Помню и в этой связи имею честь пригласить Вас, сударыня, отметить его в известном Вам пункте общественного питания. Столик зарезервирован на шесть часов. Или шо?
— Та ни шо, — Леночка подняла голову. — Не шокай. До шести есть еще время выспаться, потом посмотреть на твое, то есть Ваше поведение и, подумав, ответить согласием.
— Доброе утро, Котенок.
— Доброе утро, Любимый. Мне под утро приснился дурацкий сон.
— В виде кинокартины, как всегда?
— Естественно. Но ты не смейся. Я даже не знаю, рассказывать его тебе или нет?
Около десяти лет назад, конечно еще до знакомства Леночки и Петра Ивановича, с ней произошел трагический случай — она попала в автокатастрофу. Физически она пострадала достаточно сильно — повредила нижний отдел позвоночника и неудачно ударилась головой о ветровое стекло. Врачи упорно боролись за ее жизнь. Ей грозила парализация и даже был момент клинической смерти, но она не только выжила, но и вернулась к полноценной жизни. Лена вновь обрела способность двигаться и спустя год уже посещала тренажерный зал. О перенесенной аварии напоминали только сильные головные боли при перемене погоды или давления, да появившаяся способность видеть длинные цветные сны и запоминать их на несколько дней. Возможно, новые способности стали следствием перенесенной клинической смерти, которую Леночка описывала, как путешествие по пресловутому туннелю со светом в конце. Дополнительно к туннелю ее сознание запечатлело картину, когда она лежит в реанимации, а смотрит на себя сверху, как бы из под потолка. Сны, в результате этих травм, получались теперь насыщенными удивительными событиями, и на пересказ их уходило иногда до двадцати минут.