Не жалейте флагов

Во Ивлин

– Кто послал вас на Ближний Восток?

– Какой-то малый по имени Смит, Дигби-Смит. Очень интересовался моими бомбами.

– А у Полинга вы уже были?

– У Полинга? Был вчера. Очень интересовался моими бомбами. Ими все интересуются, можете мне поверить. Он-то и посоветовал мне показать их Дигби-Смиту.

Бентли подробно распространялся о трудностях и безобразиях жизни бюрократа.

– Если б не журналисты и чинуши, – говорил он, – все было бы совсем просто. Этот народ полагает, будто министерство существует только для их удобства. Конечно, строго говоря,

мое дело – книги, мне не следовало бы связываться с журналистами, но все спихивают их на меня, как только теряют с ними терпение. И не только журналистов. Сегодня утром у меня был человек с полным чемоданом бомб.

– Джефри, – произнес наконец Эмброуз. – Как по-вашему, про меня можно сказать, что я довольно известный левый писатель?

– Ну, разумеется, дорогой коллега. Очень даже известный.

– Именно левый?

– Разумеется. Очень даже левый.

– Известный именно вне левого крыла?

– Ну конечно. А что?

– Так просто.

Тут их на несколько минут прервал американский военный корреспондент. Он требовал, чтобы Бентли подтвердил слух о польской подводной лодке, будто бы зашедшей в Скапа-Флоу [32] ; выдал ему пропуск, чтобы он мог попасть туда и во всем убедиться самолично; обеспечил его переводчиком с польского; объяснил, какого черта о подводной лодке сообщили этому недомерку Паппенхакеру из треста Херста, а не ему самому.

note 32

Скапа-Флоу - английская военно-морская база на Орквейских островах.

– О господи, – сказал Бентли. – Почему вас прислали ко мне?

– Похоже я прикреплен к вам, а не к пресс-бюро.

Выяснилось, что это так. Как автор «Нацистской судьбы» – исторического сочинения для массового читателя, разошедшегося баснословным тиражом по обе стороны Атлантики, корреспондент числился в списках литераторов, а не журналистов.

– Ну что же, – сказал ему Бентли. – У нас в стране литераторы котируются гораздо выше журналистов.

– Смогу я в качестве литератора попасть в Скапа-Флоу?

– Нет.

– Смогу я в качестве литератора получить польского переводчика?

– Нет.

– Ну так на кой черт мне значиться литератором?

– Я переведу вас, – сказал Бентли. – Ваше место в прессбюро.

– Один молодой нахал там, в бюро, глядит на меня словно на дерьмо кошачье, – пожаловался автор «Нацистской судьбы».

– Он перестанет, как только вы прикрепитесь к нему. Позвольте спросить, раз уж вы тут, вы не взялись бы написать для нас книгу?

– Нет.

– Нет? Ну что ж, желаю вам благополучно добраться до Скапа-Флоу… Он не попадет туда, – добавил Бентли, как только корреспондент закрыл за собой дверь. – Ни за что не попадет, можете быть абсолютно уверены. Вы читали его книгу? Чрезвычайно глупая книга. Он утверждает, что Гитлер тайно женат на еврейке. Не знаю, чего он там еще понапишет, если пустить его в Скапа-Флоу.

– А что он скажет, если его не пустят?

– Не сомневаюсь – что-нибудь очень оскорбительное. Но мы не будем за это отвечать. По крайней мере, я так думаю.

– Джефри, когда вы

говорите «известный левый писатель», означает ли это, что, если фашисты придут у нас к власти, я окажусь в их черных списках?

– Ну конечно, дорогой коллега.

– Они творили чудовищные вещи над левыми интеллигентами Испании.

– Ну да.

– И творят сейчас в Польше.

– Да, так говорят у нас в отделе печати.

– Я понимаю.

Тут на минуту заглянул архимандрит. Он с величайшей охотой брался написать книгу о происках стран оси в Софии.

– Вы думаете, – это поможет привлечь Болгарию на нашу сторону? – спросил Бентли.

– Я плюю в лицо болгаров, – ответил его высокопредодобие.

– Я уверен, что он смог бы написать очень хорошую автобиографию, – сказал Бентли, когда святой отец ушел. – В мирное время я бы заключил с ним договор.

– Джефри, вы серьезно полагаете, что я попаду в черный список как левый интеллигент?

– Совершенно серьезно. Вы откроете список. Вы, Парснип и Пимпернелл.

Эмброуз вздрогнул при звуке знакомых имен.

– Им-то что, – сказал он. – Они в Америке.

Безил и Эмброуз встретились при выходе из министерства. Они задержались на минуту, наблюдая живую сценку объяснения между автором «Нацистской судьбы» и полисменом у проходной; оказалось, американец в припадке раздражения разорвал клочок бумаги, по которому его впустили, и теперь его не хотели выпускать.

– Ему можно посочувствовать, – сказал Эмброуз. – Не то это место, где бы мне хотелось проторчать до конца войны, – Мне предложили здесь работу, – соврал Безил.

– Нет, это мне предложили работу, – ответил Эмброуз.

Они пошли вместе сумрачными улицами Блумсбери.

– Как поживает Пупка? – после некоторого молчания спросил Безил.

– После вашего исчезновения она прямо-таки воспряла духом. Пишет картины, как паровоз, – Надо будет заглянуть к ней как-нибудь. Последнее время я был занят. Вернулась Анджела. Куда мы идем?

– Не знаю. Мне некуда идти.

– Это мне некуда идти.

На улице уже тянуло вечерней прохладой.

– На прошлой, не то позапрошлой неделе меня чуть было не произвели в гвардейские бомбардиры, – сказал Безил.

– Когда-то один мой большой друг служил в бомбардирах капралом.

– Не заскочить ли нам к Трампингтонам?

– Я не виделся с ними целую вечность.

– Ну так поехали. – Безилу нужно было, чтобы кто-нибудь заплатил за такси.

Войдя в маленький дом на Честер-стрит, они застали там только Соню. Она укладывала вещи.

– Аластэра нет, – объяснила она. – Ушел в армию – рядовым. Ему сказали: таким старым офицерского звания не дают.

– Боже мой, как это напоминает четырнадцатый год!

– Я выезжаю к нему. Он под Бруквудом.

– Вам там будет чудесно рядом с Некрополем, – сказав Эмброуз. – Прелестнейшее место. Господи боже, три пивных да кладбище, прямо среди могил. Я спрашивал у буфетчицы, сильно ли нагружаются родственники умерших, и она сказала: «Нет. Вот когда приходят снова, посидеть на могилке, тогда, похоже, им без этого трудно». А еще, знаете ли, у артели бывших военнослужащих есть там особое место для погребений. Если Аластэр отличится, его могут сделать почетным членом…