Не жалейте флагов
Шрифт:
– О господи, кто же из них доставляет беспокойство, мистер Мадж?
– Да все они, мэм. Взять хотя бы мальчишку – он показался сначала вроде как получше остальных, хоть и не понять было, что он такое болбочет, такой уж у них там говор, в его родных-то местах. Так вот, значит, сразу было видать, что он сквернавец и нелюдим, но он все же не делал ничего такого пакостного, покуда я не забил гуся. Я позвал его на двор, чтобы он посмотрел и… ну, развлекся, что ли, и он-таки изрядно заинтересовался, так что я даже подумал, я еще сделаю из тебя парня что надо. Я дал ему голову поиграть, и он вроде как остался
– А разве старшая-то девочка ничем не помогает?
– Ежели хотите знать, мэм, так она хуже всех из их выводка. Моя старуха слова бы не сказала, ежели б не она. Дорис-то и пронимает ее пуще тех двух. Слаба по мужской части, мэм. Она даже ко мне подбивается, а я ведь ей в деды гожусь. Ну и на минуту не отстает от нашего Вилли, а он, Вилли-то, парень стеснительный, вот и никак не идет у него на лад работа, когда она к нему подступается. Такие вот дела, мэм. Мне очень огорчительно, что не могу вас уважить, только я обещал старушке с ними не возвращаться, и я от своего слова не отопрусь.
Мадж был первый, за ним последовали другие. Срок пребывания Конноли на одном месте никогда не превышал десяти дней, а в иных случаях сводился к часу с четвертью. Через шесть недель слава о них разнеслась далеко за пределы прихода. Когда влиятельные старцы на скачках в Лондоне, сблизясь головами, начинали шушукаться: «Вся эта затея была ошибкой с начала до конца. Вчера вечером мне довелось услышать, как ведут себя эвакуированные…» – можно было ручаться, что скандал начался с Конноли. На них ссылались в Палате общин, им посвящались абзацы в официальных отчетах.
Барбара пыталась разделить их, но в первую же ночь разлуки Дорис сбежала через окно своей комнаты и два дня пропадала неизвестно где; ее нашли в амбаре за восемь миль от дома, оглушенную сидром; объяснить мало-мальски связно, что с нею приключилось, она не могла. Мики в тот же вечер укусил жену дорожного рабочего, к которому был определен на постой, так что пришлось вызывать медсестру из района, а с Марлин случился какой-то припадок, породивший несбывшиеся надежды на ее скорую кончину. Все сходились на том, что единственно подобающим местом для Конноли должно быть «заведение», и в конце концов перед самым рождеством, после, формальностей, осложненных неясностью их происхождения, в заведение они были отосланы, и; Мэлфри, успокоившись, взялась развлекать своих гостей елкой и фокусником со вздохом, облегченья, который был слышен на много миль окрест. Казалось, будто после кошмарной ночи прозвучал сигнал отбоя воздушной тревоги. И вот Конноли снова здесь.
– Что случилось, миссис Фремлин? Не мог же приют, их отослать.
– Он эвакуирован. Все дети разосланы по тем местам, откуда их привезли. Для Конноли у них был единственный адрес – Мэлфри, и вот они тут. Женщина из организации культурно-бытового устройства привезла их в дом общины. Я была там с девочками-скаутами и сказала, что приведу их к вам.
– Хоть бы они предупредили.
– Наверное, думали, что будь у нас время, мы бы постарались от них отделаться.
– И правильно думали. Конноли накормлены?
– Похоже, что так: Марлин сильно рвало в машине.
– Смерть как хочу увидеть этих Конноли, – сказал Безил.
– Сейчас увидишь, – мрачно пообещала сестра. Однако в прихожей, где оставили Конноли, их не оказалось. Барбара дернула за шнур звонка.
– Бенсон, вы помните Конноли?
– Как сейчас, мадам.
– Они снова здесь.
– Здесь, мадам?
– Здесь. Где-то в доме. Следовало бы начать розыски.
– Слушаюсь, мадам. А когда они найдутся, их тотчас отошлют?
– Не тотчас. Они останутся у нас на ночь. Утром мы подыщем для них место в деревне.
Бенсон помедлил в нерешительности.
– Это будет нелегко, мадам.
– Да, нелегко, Бенсон.
Бенсон снова помедлил, как бы желая что-то сказать, затем передумал и только добавил:
– Я приступлю к розыскам, мадам.
– Я знаю, что все это значит, – сказала Барбара, когда он вышел. – Бенсон сдрейфил.
Всех Конноли наконец разыскали и свели воедино. Дорис, забравшись в спальню Барбары, опробовала ее косметику. Мики раздирал в библиотеке на части огромный фолиант, Марлин, ползая на четвереньках под раковиной в буфетной, подъедала остатки собачьих обедов. Когда их вновь собрали в прихожей, Безил произвел им смотр. То, что он увидел, превзошло все его ожидания. Их увели в холостяцкое крыло и поместили всех вместе в большой спальне.
– Может, запереть дверь?
– Ни к чему. Все равно уйдут, если захотят.
– Можно вас на минутку, мадам? – спросил Бенсон. Вернувшись, Барбара сказала:
– Бенсон действительно сдрейфил. Говорит, он этого не вынесет.
– Хочет уйти?
– Говорит: или я, или Конноли, и его нельзя винить. Фредди никогда не простит мне, если я его отпущу.
– Бэб, ты ревешь.
– Тут всякий заревет, – сказала Барбара, доставая платок и не на шутку заливаясь слезами. – Ну, скажи, кто не заревет?
– Не будь балдой, – сказал Безил, впадая в жаргон классной комнаты, как это часто бывало, когда он оставался с Барбарой наедине. – Я все улажу.
– Похвальбишка. Сам балда. Двойной балда.
– Двойной балда с финтифлюшками.
– Безил, милый, как хорошо, что ты снова здесь. Я и вправду думаю, что если кто и может уладить это дело, так только ты, – Фредди не смог бы, так ведь?
– Фредди сейчас нет.
– Я умнее Фредди. Бэб, скажи: я умнее Фредди.
– Я умнее Фредди. Что, съел?
– Бэб, скажи: ты любишь меня больше, чем Фредди.
– Ты любишь меня больше, чем Фредди. Еще раз съел.
– Скажи: я, Барбара, люблю тебя, Безила, больше, чем его, Фредди.
– Не хочу и не скажу… Скотина, ты делаешь мне больно.
– Скажи.
– Безил, перестань сейчас же, или я позову мисс Пенфолд. Они снова были в классной комнате, как двадцать лет назад.
– Мисс Пенфолд! Мисс Пенфолд! Безил дергает меня за волосы!
Они принялись возиться на диване. Внезапно чей-то голос сказал: