Не жалейте флагов
Шрифт:
– Я вовсе не думаю, что из вас выйдет хороший офицер. Таких днем с огнем поискать. Но все же полагаю, что какой-то офицер из вас получится.
– Благодарю вас, сэр.
– А пока вы еще у меня в роте, не надо входить ко мне в канцелярию с торчащей из кармана авторучкой.
– Прошу прощения, сэр.
– Прекратить разговорчики! – сказал старшина.
– Ладно, это все, старшина.
– Кругом. Шагом марш. Отставить. Выбрасывайте вперед правую руку, когда начинаете движение.
– Пожалуй, стоит дать ему пару лычек, чтобы уж наверняка сбыть его с рук. Я поговорю с начальником штаба.
Ввели Аластэра. Он мало изменился с тех пор, как пошел служить. Только теперь у него грудь
Капитан Мейфилд начал с ним разговор в точности теми же словами, что и с Броуди.
– Слушаюсь, сэр.
– Вы не хотите получить офицерское звание?
– Нет, сэр.
– Очень странно, Трампингтон. Какие-нибудь особые причины?
– Мне кажется, и в прошлую войну многие чувствовали то же.
– Слышал, слышал. И не много они на этом выиграли.
– Ну ладно, не хотите, не надо. Боитесь ответственности?
Аластэр не отвечал. Капитан Мейфилд кивнул, и старшина отпустил его.
– Ну, что вы об этом думаете? – спросил капитан Мейфилд.
– Я знаю людей, которые считают, что в рядовых безопаснее.
– Нет, тут, я думаю, другое. Трампингтон доброволец и притом не призывного возраста.
– Чудно, сэр.
– Очень чудно, старшина.
Аластэр не спешил возвращаться во взвод. Утром в это время они обычно занимались физической подготовкой. Этот пункт распорядка дня он действительно ненавидел. Он притаился за кухней и ждал, пока не увидел по часам, что с физической подготовкой покончено. Когда он доложил о своем возвращении, взопревшие солдаты, пыхтя, натягивали на себя куртки. Он стал в строй и протопал с ними в столовую – душный и жаркий барак, где начальник медицинской службы читал лекцию по санитарии и гигиене. Темой лекции были мухи и опасность, которую они собой представляют. С пугающими подробностями начальник медслужбы описывал путь мухи от сортира к сахарнице: как ее утыканные щетинками лапки переносят возбудителей дизентерии; как она размягчает пищу зараженной слюной, прежде чем съесть ее; как она испражняется во время еды. Эта лекция всегда проходила успешно.
– Разумеется, – не сильно убедительно добавлял он, – сейчас все это не кажется таким уж важным (повсюду вокруг них громоздились горы снега), но если нас отправят на Восток…
После лекции подавалась команда: «Вольно, разойдись», и в течение двадцати минут они курили, жевали шоколад и обменивались новостями, снабжая каждую фразу уникальным, неизменным, непристойным присловьем, которое словно икота перемежало их речь; они притопывали на месте и потирали руки. – – Чего хотел ротный, … его в душу?
– Хотел послать меня в офицерскую школу, … ее в душу.
– Везет же некоторым, … их в душу. Когда ты отправляешься, … тебя в душу?
– Я остаюсь.
– Ты не хочешь стать офицером, … их в душу?
– На хрен надо, … меня в душу, – отвечал Аластэр.
Когда Аластэра спрашивали – а это случалось довольно часто, – почему он не добивается офицерского звания, он иногда отвечал: «Из снобизма. Я не хочу офицерской компании во внеслужебное время», иногда: «По лени. Офицерам приходится здорово работать в военное время», иногда: «Вся эта война чистое безумие, так что с одинаковым успехом можно танцевать от печки». Соне он сказал: «До сих пор мы жили довольно легко. Возможно, человеку иногда полезна перемена». Яснее он не мог сформулировать то смутное удовлетворение, которое испытывал в глубине души. Соня понимала это чувство, но предпочитала не давать ему точного определения. Как-то, уже много позднее, она сказала Безилу: «Мне кажется, я знаю, что чувствовал Аластэр всю первую военную зиму Наверное, это прозвучит ужасно неожиданно, но у него оказался еще более странный характер, чем мы думали. Помнишь того человека, который всегда одевался арабом, а потом пошел служить в авиацию рядовым, потому что считал, что английское правительство третирует арабов? Забыла уж, как его звали, о нем еще написали потом пропасть Книг. Так вот, мне кажется, что-то в этом роде испытывал и Аластэр, понимаешь? Он никогда ничего не делал для своей страны, и хотя мы всегда сидели на мели, на самом-то деле у нас была масса денег и масса удовольствий. Мне кажется, он думал, что если бы мы поменьше развлекались, то, возможно, не было бы и войны. Хотя каким образом он может винить себя за Гитлера – этого я так и не могла понять… Теперь-то я более или менее понимаю, – добавила она. – Пойти в рядовые было для него своего рода епитимьей или как это там еще называется у верующих».
Да, это была епитимья, строгости которой все же допускали послабления. После перекура они строились для учений. Командира взвода, в котором служил Аластэр, в то утро с ними не было: он заседал в следственной комиссии. Битых три часа он и еще два офицера опрашивали свидетелей на предмет исчезновения помойной лохани из расположения штаба и подробнейшим образом записывали их показания. В конце концов стало ясно, что либо все свидетели сговорились о лжесвидетельстве, либо лохань улетучилась каким-то сверхъестественным путем без всякого человеческого содействия. В результате комиссия вынесла решение, что ни один подозреваемый не может быть обвинен в упущении по службе, и рекомендовала возместить ущерб за казенный счет.
Председатель комиссии сказал:
– Я не думаю, что командир одобрит наше решение. Скорее всего он завернет нам бумаги для нового расследования.
Тем временем взвод, вверенный попечению старшины, разбившись на отделения, отрабатывал приемы устранения задержек в ручном пулемете Брена.
– Пулемет даст два выстрела и снова отказывает. Куда вы теперь смотрите, Трампингтон?
– На газовый регулятор… Снимаем магазин. Нажать, оттянуть назад, нажать. Пулемет номер два к бою готов.
– Про что он забыл?
Хор:
– Накладка плечевого упора!
– Муфта ствола, – сказал один солдат. Так он ответил однажды, когда все остальные терялись в догадках, и оказался прав, за что ему вынесли поощрение. С тех пор он говорил это всегда, подобно игроку, который в длинной полосе невезенья упорно ставит на одну и ту же масть, рассчитывая на то, что рано или поздно она непременно откроется.
Капрал игнорировал его.
– Совершенно верно, накладка плечевого упора. Опять погорели, Трампингтон.
Была суббота. Занятия кончались в двенадцать. Воспользовавшись отсутствием взводного, они пошабашили на десять минут раньше и прибрали все снаряжение, с тем чтобы, как только прозвучит сигнал горна, сразу же разбежаться по квартирам Аластэр имел отпускную до понедельника, с явкой к утренней побудке. Ему не надо было идти за вещами: все необходимое он держал дома. Соня ждала его в машине перед караулкой. Они никуда не уезжали на субботу и воскресенье, а проводили их по большей части в постели, в меблированном доме, который сняли по соседству.
– Сегодня утром я довольно ловко управился с пулеметом Брена, – сказал Аластэр. – Сделал только одну ошибку.
– Ты у меня умница, милый.
– А еще мне удалось профилонить физподготовку.
К тому же они закруглились на десять минут раньше, и утро можно было считать весьма удовлетворительным. Теперь впереди у него было полтора дня уединения и досуга.
– Я ездила за покупками в Уокинг, – сказала Соня, – достала всяких вкусных вещей и все еженедельные газеты. Там крутят кинофильм, можно бы съездить посмотреть.