Не жалейте флагов
Шрифт:
– Это моя старая любовь. Нет, честное слово, Бэб, она тебе понравится.
– Ну что ж, пригласи ее на обед. – Барбара была отнюдь не в восторге. Слишком многих приятельниц Безила она знала.
– Уже пригласил. Беда только, у нее нет машины. Ты не будешь возражать, если я за ней съезжу?
– Милый, у нас просто нет на это бензина.
– Можно воспользоваться дополнительным.
– Милый, я так не могу. Это же не имеет никакого отношения к устройству эвакуированных.
– Хочешь верь, хочешь не верь, Бэб, – имеет.
Х
Морозы отпустили, снег сходил. Колони-бог, Бэгшот-хит,
– Можно двигать дальше с тактической подготовкой, – сказал командир части.
Три недели подряд они чертили взводные схемы и ротные схемы. Капитан Мейфилд лишал себя досуга, изыскивая способы превращения в поле боя тех немногочисленных акров закрытой болотистой местности, которые находились в его распоряжении. С точки зрения солдат все схемы отличались одна от другой лишь расстоянием от лагеря до учебного поля и расстоянием, которое приходилось преодолевать перед прекращением огня. Потом три дня подряд командир части выезжал с начальником штаба в броневике; каждый имел при себе палетку. «Организуем батальонные учения, – говаривал капитан Мейфилд. Его солдатам было все равно. – Это наши первые батальонные учения. Крайне необходимо, чтобы каждый в роте был на высоте».
Аластэр мало-помалу постигал новые разновидности языка. Существовал простой язык, с неизменным повторением непристойного присловья при каждой фразе, на нем говорили его собратья солдаты. Этот нечего было изучать. Но существовал еще язык, на котором говорили офицеры, и иногда они обращались на этом языке к нему. Когда капитан Мейфилд впервые спросил его: «Вы на высоте, Трампингтон?» – он решил, что имеется в виду его положение на местности, а он в ту минуту стоял в траншее по колено в воде, в каске, украшенной орляком – так велел ему Смолвуд, их взводный. «Нет, сэр», – браво ответил он.
Капитан Мейфилд был скорее доволен таким, признанием. «Поднимите этих людей на должную высоту, Смолвуд», – сказал он, после чего взводный стал нудно и неубедительно толковать о неспровоцированном нападении Юга на Север (который не подписал Женевский протокол о запрещении применения боевых отравляющих веществ), о том, как надо поддерживать батареи, ББМ, ПКО и так далее. Аластэр узнал также, что все схемы кончаются так называемой «бойней»; вопреки его опасениям, эта «бойня» не имела ничего общего с кровавым побоищем, а означала восстановление на краткий срок личной свободы передвижения: все разбредались куда глаза глядят, Смолвуд свистел в свисток, а капитан Мейфилд кричал:
«Смолвуд, будьте любезны, уберите отсюда ваш взвод ко всем чертям и постройте его на дороге!»
В день батальонной схемы они маршем вышли из лагеря в составе батальона. Аластэра назначили взводным минометчиком. Разыгрывалась азартная игра, и шансы ее горячо обсуждались. Минометов у них сейчас не было, и ему дали взамен легкую, удобную в обращении деревянную болванку, которую он нес на ремне поверх вещевого мешка, избавившись таким образом от винтовки. Пока что это была выгодная мена, но близился день, о котором говорили: «Вот когда
Так вот. Наполнили фляги, уложили в котелки неприкосновенный запас и из-за упрямства Севера в Женеве нацепили противогазы, сгубившие в корне старания тех, кто изобретал снаряжение, сделать все, чтобы солдатская грудь дышала свободно. Через десять минут марша, после команды «вольно!», начали петь «А ну, кати бочонок», «На Зигфрида на линии просушим мы белье» и «Квартирмейстерскую». Затем был дан приказ перейти на марш в предвидении встречи с противником. Что это такое, было досконально известно: тащись по канаве, спотыкаясь на каждом шагу; пение прекратилось; истребитель танков заунывно ругался. Потом была подана команда «надеть противогазы!», и все надели противогазы; стенанья истребителя танков заглохли под маской.
– Химическая тревога – отбой! Не кладите противогазы сразу в подсумки. Пусть немного просохнут.
Пройдя около восьми миль, они свернули с большака на проселочную дорогу и наконец остановились. Было одиннадцать часов.
– Батальон прибыл в район сосредоточения! – выкликнул капитан Мейфилд.
– Командир только что ушел вперед на разведку с разведгруппой.
Впечатление было такое, будто он выкликает перед толпой паломников: «Это Ватикан! Папа только что прошел в Сикстинскую капеллу!»
– Так гораздо интересней. Когда пытаешься понять, что к чему, – как бы оправдываясь, сказал Смолвуд. – Да, да, курите, курите.
Рота уселась на обочине и стала уничтожать неприкосновенный запас.
– Послушайте, – сказал Смолвуд. – Для обеда будет привал.
Они продолжали есть. Почти все молчали.
– Скоро командир пришлет за группой наблюдения! – выкликнул капитан Мейфилд.
Немного погодя явился вестовой, со своей вестью явно не спешивший, и увел капитана Мейфилда.
– Командир части послал за своей группой наблюдения, – сказал Смолвуд.
– Ротой теперь командует капитан Браун.
– Командир части отдал приказ! – выкликнул капитан Браун. – Сейчас он размещает первый эшелон штаба. Теперь ротные командиры ведут разведку. Скоро они пошлют за своими группами наблюдения.
– Ума не приложу, на кой мы им тут сдались, – сказал истребитель танков.
Прошло три четверти часа. Затем явился связной с письменным распоряжением для капитана Брауна.
– Вы должны встретить командира роты во втором «А» квадрата «Пасека», – сказал тот троим взводным. – Я веду роту в «П» того же квадрата.
Смолвуд вместе со своим связным и денщиком покинули командный пункт взвода и нерешительно откочевали в кустарники.
– Построить роту, старшина.
Создавшаяся ситуация не сильно радовала капитана Брауна; рота зигзагами тянулась за ним по пустырю; сделали несколько остановок, во время которых капитан Браун ломал голову над картой. Наконец он сказал:
– Вот ротный район сосредоточения. Сейчас ротный командир отдает приказ наблюдательной группе.
Как только люди начали устраиваться на позицию, появился капитан Мейфилд.