Не жить
Шрифт:
Лучше уж так. Оставь щелки и смотри на причудливый рисунок ткани.
Тикали марсианские часы.
Время шло.
И оно никак не играло. Принято же говорить – время играет против нас, на нас… Сейчас была дикая ситуация. Время остановилось. То есть оно вроде шло, но в никуда. Все что можно было сделать – это ждать милости судьбы или каприза этого так и не понятого беззвучно смеющегося уродца по имени Камень.
Гиреев уже физически устал его ненавидеть. И все равно делал это…
На улице умирал снег.
Снег, снег…
Он все притупляет… боль, страдание, вообще чувства… Он все
А самое главное – звук. Вся планета нестерпимо хрустит. То ли к тебе, то ли от тебя идут и идут тени. Ты спишь и слышишь. Открываешь глаза и все равно слышишь. Когда-то в детстве этот хруст обещал праздник. Теперь он не обещает ничего, кроме боли и борьбы со страхом…
Влад сел и вытащил из кобуры свой пистолет. Не тот, отобранный майором ИЖ-79-9Т, а свой, настоящий «Макаров».
Он пахнет оружейным маслом.
А еще – металлом.
А еще – сгоревшим порохом.
С пистолетом не хочется размышлять. Он лежит в руке так же естественно, как, например, женское плечо или яблоко. Не сразу понимаешь, что это очень изысканная форма.
До того продуманная, что мысль исчезает, а остаются одни тактильные ощущения. Они бессознательно приятны. Так мы, совершенно не думая, гладим животных. Совершенная форма головы, выточенная, вылизанная эволюцией… Мифологические существа и творения трехмерных художников поражают количеством ненужных выступов. Но подлинные шедевры природы стараются быть как можно более функциональными.
Совершенная форма пистолета… Это только в кибермультфильмах оружие имеет устрашающий дизайн. Настоящее оружие льнет к ладони и не блестит драконьей чешуей. Оно нагревается и как бы начинает плавиться в твоей руке. Но это иллюзия. Просто форма так совершенна, что пальцы не встречают сопротивления. Ты можешь гладить рукоять пистолета, и он ответит. Ответит теплом, тяжестью и формой. Нагретый теплом твоего тела пистолет не хочется выпускать. Ты кладешь его на полированный столик, вытираешь вспотевшую ладонь, пьешь водку и опять берешь пистолет в руку. Ты не можешь иначе. Кажется, что в нем твоя сила. Это неправда. В пистолете нет никакой силы. Сила или бессилие в самом тебе. Но очень кажется, что сила – в этом совершенном механизме. Кажется… Кажется…
В этом мире все кажется.
Кажется, что твой мозг остановился. Сердце бьется. Это ты чувствуешь даже в кончиках пальцев. Пульс сотрясает даже стакан, когда ты его держишь. А мозг остановился. И нет никаких мыслей.
Потому что снег. Он притупляет чувства. Он падает через крышу на тебя, и ты становишься белым. Снег везде. Особенно много его в центре живота и под сердцем. Поэтому есть совсем не хочется. Хочется умереть. Невыносимо хочется умереть.
А потом мертвым идти по этой планете. И все-таки найти его…
Совершенная форма…
…пистолета…
На несколько минут можно уснуть, прижимая пистолет к груди. Если не снять с предохранителя, во сне можно случайно нажать на спуск. Но, кажется, ты этого и хочешь? Так просто уснуть и во сне нажать… Но лучше сделать это специально, потому что пуля тогда попадет туда, куда надо. Во сне же она может повредить челюсть, сломать ключицу или застрять в животе. Ничего хорошего тогда не будет. Вернее, будет больно и глупо. Потом можно умереть. А можно и не умереть…
Поэтому лучше не снимать с предохранителя. Обнять пистолет, а еще лучше – положить его под подушку. Восемь патронов в магазине. Один – в патроннике.
Теоретически можно отправить на тот свет девять человек. Но есть еще одна обойма. Это плюс восемь. И несколько десятков патронов россыпью в левом кармане. Есть еще две или три пачки патронов в сейфе, но сейф далеко…
Так ли это важно?
Это вообще не важно.
Это не твоя сила.
Это вообще не сила.
Сила – это то, что должно быть внутри. Но там ничего теперь нет.
Ничего…
Будь проклят этот мир.
Я его убью…
Больной волк всегда уходит отлежаться. Ему не нужны лекарства. Он их никогда не видел. Под темными еловыми лапами надо просто упасть, закрыть глаза и в горячечном бреду повторять только одно слово «выживу». Время почти остановится. Медленные и тягучие здешние секунды… одни и те же… будут пулями летать где-то там, и за одно мгновение на земле умрут тысячи живых существ. А здесь ничего не изменится и за час. Только будут больно ходить ребра от быстрого лихорадочного дыхания. Сквозь веки будет просвечивать только кровавое солнце. И ты прикажешь сердцу биться ровно столько, сколько надо, чтобы оно не разорвалось. Так можно пролежать час, день или даже месяц. Рано или поздно мощный иммунитет возьмет свое, и ты встанешь. Рано или поздно болезнь убьет тебя, и ты умрешь. Но повезет тебе в этот раз или нет – никто не знает.
В этой комнате светящийся полумрак из-за плотных штор и надвигающихся сумерек. В углу телевизор. Он мельтешит улыбающимися лицами, блестящими авто и девушками в бикини. Иногда там возникают дикторы и какое-то время шевелят губами. Потом их затирают заставки кинокомпаний, потом какие-то люди начинают бегать друг за другом, легко и непринужденно постреливая много раз мимо. Когда у тебя в руках боевой пистолет, то видеть это по меньшей мере странно. Даже в пьяном виде. Даже почти с закрытыми глазами. Невозможно промахнуться в человека, проговаривающего странный, неестественный текст в пяти метрах от тебя. Даже невозможно попасть ему в руку вместо туловища. Но они делают это. Кажется, режиссер стыдится такой нескладухи и очень быстро приказывает оператору снимать что-нибудь другое. Например, высоко парящих птиц. Главный герой перед смертью просто обязан посмотреть вверх. Символика. Ассоциация. Космический смысл.
Потом возникают титры. Они ползут вверх на фоне закосяченных эпизодов фильма – это теперь почти модно. В этих эпизодах мертвые герои оживают и пытаются дать дуба по десятому разу.
Потом идет реклама.
Влад, скорчившись, лежит на боку и смотрит прямо в экран. Сквозь экран. В стену за ним. Через стену. В матовое умирающее снежное поле. В лес, полный еще холодного воздуха. Туда, где под темными еловыми лапами лежит обессилевший волк. Живой или мертвый…
На низком журнальном столике перед диваном никакой печатной продукции нет.