Не злите джинна из бутылки
Шрифт:
Она выпрямилась и снова уставилась на Волопасова.
Он дочитал заметку и снова потянулся к кофейной чашке.
Однако на этот раз даже не поднес ее ко рту.
Вместо этого он повернулся к женщине за стойкой и раздраженно проговорил:
— Что вы мне подали?!
— Как что? Кофе по-американски, как вы просили! — отозвалась она, стараясь держать себя в руках.
— Но он же совсем холодный!
«Ты бы еще полчаса подождал!» — подумала барменша. Вслух же она самым миролюбивым тоном произнесла:
— Если
— Да уж, пожалуйста… — сварливо проворчал Волопасов.
— Минуточку…
Она снова повернулась спиной к клиенту, поставила на поддон кофемашины чистую чашку, опасливо взглянула на лежащую у ног официантку.
Светлана пошевелилась и негромко застонала.
— Что там у вас — кошка? — неприязненно осведомился Артемий Васильевич.
— Да, кошечка… — отозвалась «барменша», включая радио, чтобы заглушить стоны официантки.
— Чашка кофею… — очень уместно завыло из динамика.
— Отстань, Мурочка! — громко проговорила женщина. — Я тебя уже кормила!
— Безобразие! — проскрипел Волопасов. — Разве можно держать кошек в учреждениях общественного питания? Животные распространяют всевозможные болезни! Здесь нужно держать комнатные растения, лучше всего — азалии!
— Вот зануда! — прошипела женщина за стойкой и потянулась за синим флакончиком.
В данный момент она испытывала то редкое чувство, которое называется соединением приятного с полезным. Волопасов, ликвидацию которого ей заказали и должны были оплатить, вызывал у киллерши такое раздражение, что она готова была убить его бесплатно.
Она достала флакончик, отвинтила колпачок…
И в это время дверь кофейни широко распахнулась.
— Где этот козел? — проревел возникший на пороге здоровенный тип в блестящем от дождя кожаном плаще.
— В чем дело? — Женщина поспешно спрятала флакончик с ядом и повернулась к вошедшему.
— А тебя, бабка, не спрашивают! — огрызнулся тот, войдя внутрь и развернувшись всем корпусом в сторону Волопасова. — Ты, глист овечий, я тебя щас на бампер намотаю!
— В чем дело, молодой человек? — сухо осведомился Волопасов, приподнимаясь из-за стола.
— Это кто здесь бабка?! — взорвалась фальшивая барменша и с трудом удержалась от того, чтобы не вытащить из-под передника пистолет с глушителем. Ее ни разу в жизни так не оскорбляли!
— Это твоя «Ауди» перед входом?! — проревел здоровяк, надвигаясь на Артемия Васильевича.
— А в чем дело? — отозвался тот, чувствуя, что присуждение Заржавейскому звания «Бизнесмен года» будет не единственной сегодняшней неприятностью.
— А в том дело, мокрица сортирная, что ты мне выезд на фиг перегородил! Ты своим ржавым немецким ведром мою ласточку, мою «девятку» новенькую запер!
— Почему это — ржавым ведром?! — возмутился Волопасов. — Между прочим, это новая «Ауди А-8», я еще года на ней не езжу!
— Поговори еще у меня! — Громила перегнулся через стол и огромной волосатой лапой схватил Артемия Васильевича за воротник. — А ну, живо отгоняй свою рухлядь с дороги! А ты… — Он повернулся к женщине за стойкой. — Сиди и не чирикай, если не хочешь, чтобы я твою забегаловку разнес по щепочке!
Он выволок Волопасова на дождь.
Женщина за стойкой сосчитала в уме до десяти, чтобы восстановить душевное спокойствие, ведь без душевного спокойствия в ее работе не обойтись.
Капитан Гудронов долго стоял возле служебного входа в театр и не решался войти.
«Ну что я ей скажу? — с тоской думал он. — Ну как к ней подойти? Одно дело — если допросить нужно, а другое — если личное…»
Тут он вспомнил, что личного-то к Л. Ирискиной он ничего не чувствует, не то чтобы она ему активно не нравилась — так, ничего особенного. Вот поросенок Наф-Наф с детства был Сене симпатичен. Основательный такой поросенок, хозяйственный, дом построил из кирпичей, волка не испугался, братьев спас. Нет, Наф-Наф — определенно героическая личность.
Капитан так расчувствовался, вспомнив детство золотое, что перенес частичку своей нежности с героического поросенка на актрису. И тут очень кстати в дверях появилась пухленькая девушка в розовой курточке с капюшоном.
Гудронов, изрядно замерзший, искренне ей обрадовался.
— Вы? — удивилась Л. Ирискина. — Что вы тут делаете?
— Вас жду! — честно ответил капитан, он вообще был очень правдивый и бесхитростный человек.
— А зачем? — нахмурилась Людмила. — У вас ко мне еще какие-то вопросы?
— Ну-у… — Гудронов смущенно потоптался на месте и неожиданно ляпнул, справившись с параличом голосовых связок: — Можно попросить у вас автограф?!
— Автограф? — удивленно переспросила Людмила, почему-то почувствовав к этому странному полицейскому неожиданную симпатию. — И ради этого вы два часа ожидали меня на морозе?
Все это было заведомое преувеличение и даже явная неправда, потому что на улице было прохладно, но все же не зима, а осень, середина октября. И с тех пор, как Сеня Гудронов влез без спросу на репетицию, он успел еще забежать ненадолго в отделение и пообедать с Ананасовым в «Завтраке на траве».
Совершенно случайно у Людмилы оказалась с собой программка спектакля, на которой все три поросенка весело улыбались с обложки. На улице писать было неудобно, и Гудронов, расхрабрившись, пригласил Л. Ирискину в небольшую кондитерскую на углу.
Людмила очень любила сладкое. Она прекрасно понимала, что при ее работе эта любовь недопустима, можно даже сказать, преступна, но ничего не могла с собой поделать. И сейчас она не удержалась и выбрала целых два пирожных — корзиночку и яблочный штрудель.