Неандертальская планета
Шрифт:
– Мой вам совет - выкиньте из ваших мозгов всю эту хреновину. К вам это не имеет никакого отношения. Да и ко мне тоже. Я не пишу больше прозы - только стихи.
– Мы ничего не поняли из твоих объяснений. Ты не ответил на мой вопрос.
– О Боже! Как я могу объяснить?! Я написал эту повестушку, когда возвращался на Землю с Нехри II. Нужно же было как-то убить время. Я вернулся не на ту Землю, которую оставлял. После Атомной Недели от цивилизации остались какие-то разрозненные осколки… Кому теперь нужна моя повесть?
– Что касается Атомной Недели, то тут нам все понятно. Недостает ясности в вопросе о твоей книге.
Андерсен тяжело вздохнул:
– Я преступник, Координатор, я знаю. Я совершил побег из зоопарка. Отправьте меня обратно, разрешите мне жить, как и прежде, с моей женой. Я обещаю вам, что побегов больше не будет. Приходите ко мне в гости, и я с удовольствием за чашкой кофе поболтаю с вами о литературе.
– Принято, - сказал Координатор.
Его превосходному английскому мог бы позавидовать выпускник Кембриджа.
Это было не самое плохое место на планете, и условия жизни здесь нельзя было назвать невыносимыми. Занимавший обширную территорию зоопарк был застроен современными домами с благоустроенными - по нынешним меркам - квартирами. Здесь жило около двадцати тысяч человек, уцелевших после Атомной Недели. Границы этого своеобразного гетто зорко охранялись роботами, а люди бережно сохраняли животных, собранных отовсюду. Для экзотических животных были выстроены вольеры, аквариумы, террариумами. Но миролюбиво настроенным зверям не возбранялось жить, где им нравилось. Нередко можно было встретить льва, свободно разгуливающего по улицам, или бегемота, купающегося в бассейне вместе с людьми. Общая беда всех сдружила, для многих забота о братьях меньших стала едва ли не самой главной. Рядом с домами появились загоны для скота, свинарники, птичники. Поначалу могла показаться дикой такая картинка - современный горожанин гонит по улице стадо овец или свиней, но к этому быстро привыкли. Кое-кто даже обнаружил с удивлением, что свежезажаренный кусок свинины ничуть не уступает по вкусу синтетической сосиске.
Кейв Андерсен сидел на балконе со своей женой Шейлой и, попивая эрзац-кофе, с удовольствием разглядывал принадлежавших ему свиней - он сделал для них загон прямо под окнами своей квартиры.
– Они как-то странно себя вели, - рассказывала Шейла, - я имею в виду роботов. Когда ты исчез, заявились три карлика и все обшмонали. Единственной вещью в нашей квартире, к которой они проявили интерес, была твоя книга. По-моему, они даже сняли копию.
– Она валялась в чемодане под кроватью. Я засунул ее туда и выкинул из головы, но они мне напомнили. Ну что ж, литературная слава - это не последнее, к чему стремится писатель.
– Вряд ли их может интересовать эта сторона дела. Но что тогда?
Он задумчиво посмотрел на нее. Он все еще недостаточно хорошо ее знал, хотя был уверен, что любит ее. В том невообразимом хаосе, в который он с головой окунулся после возвращения с Нехри II, можно было без особого риска сделать предложение любой приглянувшейся девушке - они были легко доступны, как это бывает во время и после войн. И потом их было больше, чем мужчин. Он не слишком долго приглядывался и раздумывал, но ему повезло в его выборе. Возможно, на чей-то придирчивый взгляд, Шейла не была красоткой, но она была чертовски хороша в постели, отнюдь не глупа, и, похоже, с ней можно было откровенно говорить обо всем, что его волновало.
– До тебя когда-нибудь дойдет истинный смысл того, что произошло, Шейла? Появилось не просто новое поколение мыслящих машин - возникла новая раса, превосходящая нас во всех отношениях. Их умственные способности превосходят любой из самых изобретательных человеческих умов. Мне стало известно, что они стоят на пороге новой цивилизации. Мы даже не в состоянии пока оценить все значение сделанного ими ошеломляющего открытия, которое может в корне изменить не только жизнь машин, но и нашу. Они легко приспосабливаются к любым жизненным условиям, не подвержены болезням, их практически невозможно уничтожить. И даже маленький рост и вес являются важными преимуществами. Шейла, я торчу от них.
– Но есть одна вещь, которую они не могут пока понять. Она ставит в тупик самые умные существа. Это твоя повесть.
Она засмеялась так заразительно, что он не мог не присоединиться к ней.
– Это ты верно подметила, Шейла. Есть нечто, чего они лишены начисто. Это воображение. Координатор, в мозгу которого столько знаний, сколько не уместится в башках всех обитателей зоопарка, нуждается в моем воображении.
– Не совсем так, мистер Андерсен.
Писатель вскочил, чашка дрогнула у него в руке - кофе пролился на брюки. Шейла вскрикнула.
Мыслящая машина, похожая на дорогую картину в золоченой раме, как ни в чем не бывало устроилась на узком ограждении балкона.
Взбешенный Андерсен запустил в робота чашкой, которая ударилась о переднюю плоскость машины и разлетелась на мелкие кусочки. Машина и бровью не повела, надо полагать, из-за отсутствия таковых.
– Мы обладаем мощным воображением. Но нам хотелось бы побеседовать с вами не только об этом важнейшем побудителе творчества, но и о других вещах. О фоне, подтексте, логике сюжета, о спорах, которые вели герои и, наконец, о том, ради чего это все было написано.
Андерсен взял руку Шейлы и крепко сжал ее.
– Итак. Начнем с того, на чем мы остановились в прошлый раз. Почему вы написали, что остались на Нехри II, когда на самом деле вы вернулись?
– Пожалуй, будет лучше для нас всех, если ты не станешь увиливать от ответов на прямо поставленные вопросы, Кейв, - пристально глядя ему в глаза, сказала Шейла.
Он пожал плечами - он был сильно раздосадован всеобщим непониманием.
– Не понимаю, чего вы от меня хотите. Это всего лишь литературное произведение - ни больше ни меньше. Мне показалось, что будет правильней оставить Андерсена на Нехри. Мне казалось, что в душе он неандерталец. Я вообще нагородил там много разной чепухи.
– Не понимаю, почему вы так пренебрежительно отзываетесь о своей работе. Никто ведь не заставлял вас городить чепуху. Вы сами все это придумали, - удивленно сказал Координатор.
Теперь он устроился на столе рядом с кофейником. Андерсен вздохнул устало:
– Я был гораздо моложе тогда. Я ввел в свою повесть Обезьян и Ворон, потому что мне хотелось как-то поярче обрисовать ситуацию. Не так-то это просто понять, а затем объяснить другим, почему погибла колония яйцеголовых на Нехри. Мне казалось, что корни той вражды, которая привела к расколу и к гибели, находятся в нас самих, в нашем прошлом, в нашем подсознании. Вот я и придумал теорию о кроманьонцах и неандертальцах. Я тогда и представить даже себе не мог, что придуманную мной модель в самом ближайшем будущем можно будет соотнести с той реальностью, в которой мы все оказались на Земле после Атомной Недели.