Небесная черная метка
Шрифт:
1. Ложиться спать в одно и то же время, и спать не менее семи часов.
2. Больше физических движений: два раза в неделю встаю на лыжи, покупаю абонемент на теннис. Утром обливание холодной водой.
3. Прежде, чем что-то сделать из желания, основанного на мечте и фантазии, анализирую:
— как должно быть; что хотелось бы видеть;
— что есть на самом деле;
— что можно изменить, приспособить.
4. Любое свое мероприятие планирую с карандашом на листке бумаги. То есть ставлю цель краткосрочную и перспективную. Разбиваю на этапы и определяю, что еще надо, чтобы задуманное осуществилось — развить новую потенцию, изучить и перенять опыт других и т. д. Результат каждого этапа сверяю с задуманным эталоном — при большом расхождении делаю корректировку.
5. Снова регулярно в театр!
6. No cigarettes and alcohol.
7 …………………….Что же добавить в седьмой пункт?
И только он подумал о седьмом пункте, как небо озарилось вспышкой, словно разорвалась звезда; словно комета, осколки метеорита ворвались в плотные слои атмосферы огненным дождем. Юноша протянул раскрытые ладони навстречу падающим сгусткам небесного света. Вдруг обе ладони обожгло. Он увидел темное пятно на правой ладони. Словно это и был седьмой пункт, отменяющий первые шесть. Это черная небесная метка точно была послана, чтобы сказать, что он навсегда умер для реальной жизни. Но это не значит, что он самовольно может лишить себя жизни. Это значит, что душа его открылась, чтобы прочитать до конца одну из глав небесной книги мудрости, данную в чудесных ощущениях, чем обогатит себя и своих окружающих.
Наконец, ему стала понятна фраза: «Нам книги вырыли могилу».
Просто, живи и не мучайся своей непохожестью, не подгоняй себя под общие стандарты. Тогда в реальной жизни для счастья будет достаточно глотка свежего воздуха и солнечного лучика — всего этого добра предостаточно. Вслед за этим придет человеческое тепло от самых неожиданных людей.Ее сто первый мужчина
«Египту угрожало нашествие чужеземцев и, неспособный более отразить их, он готовился достойно погибнуть. Египетские ученые (по крайней мере, так утверждает мой таинственный информатор) собрались вместе, чтобы решить — каким образом сохранить знание, которое до сих пор ограничивалось кругом посвященных людей. Как спасти его от гибели.
Сначала хотели доверить это знание добродетели, выбрать среди посвященных особо добродетельных людей, которые передавали бы его из поколения в поколение.
Но один жрец заметил, что добродетель — самая хрупкая вещь на свете; что ее труднее всего найти; и, чтобы сохранить непрерывность преемства при всех обстоятельствах, предложил доверить знание пороку. «Ибо последний, — сказал он, — никогда не исчезнет, и можно быть уверенным, что порок будет сохранять знание долго и в неизменном виде»…»
Лариса шла быстро, украдкой бросая короткие взгляды на отдаленные силуэты прохожих, замедляла или наоборот — ускоряла шаги, если вдруг усматривала знакомые черты. Ей совсем было некстати столкнуться лоб в лоб со своим сумасбродным начальником и иже с ними. Великим благом было бы прошмыгнуть мышкой в помпезную дверь с невозмутимым и важным охранником и юркнуть в маленькую каморку в конце коридора служебных помещений, названной гардеробной уборщиков служебно-бытовых помещений. Сама же каморка располагалась в лучшей стоматологической клинике города.
Лариса, разумеется, была здесь уборщиком, что чрезвычайно ее забавляло, словно судьба прикалывалась в очередной раз… Всего их было трое, почти одного возраста, — трое симпатичных молодых женщин только что отметивших свое тридцатилетие или бывшие накануне этого знаменательного события.
Тридцать лет! Магический рубеж. Уже так много позади: уже познана и влюбленность, и любовь, и разлука, и материнство. Испита горечь и сладость измен, мимолетных увлечений. И все под соусом молодой горячности, свежести и веры в свою исключительность. Что еще такого-растакого осталось
Кажущаяся нелогичность поступков Ларисы была за правило. Вот сейчас она по каким-то своим непонятным соображениям опаздывала на работу, потеряв которую, осталась бы совершенно без денег. Голодная нищенская смерть вряд ли грозила: на худой конец была мама-пенсионерка, друзья-знакомые… Лариса вообще слыла компанейской девчонкой. Даже суровый охранник в ответ на веселый приветственный взмах ее руки расплывался в улыбке. Вторым движением Ларисы часто был недвусмысленный вопросительный жест: свободен ли путь ее, нет ли в холле завхоза, ее непосредственного начальника? Охранник легким кивком головы разрешал сомнения девушки.
Сегодня Лариса действительно опаздывала: обычно приходила на 15–20 минут позже положенного, и выловить и уличить ее было затруднительно; но чуть более этого времени — и она пробиралась по коридорам клиники, как по раскаленным углям. Вот она проскочила охранника, холл, повернула в вестибюль и — е-мое! — услышала вдогонку хриплый бас именно того, из-за кого и шла, крадучись.
Это был завхоз — пятидесятипятилетний дядька с внушительным животом, отвисшими щеками с багровым
оттенком, и маленькими заплывшими глазками. Ладони у него были белые и маленькие, как и сами ручки в целом, отрафинированные длительным, — если не потомственным, бездельем. Так же и в ботинках угадывались ступни ног, удивляющие своей малостью, несоразмерной с куполообразным животом, отяжелевшими щеками, покатым лысым черепом; ножки, созданные преодолевать путь из кабинета в автомобиль, из автомобиля в кресло перед телевизором. Зато голос завхоза гремел и властвовал — это был развитый инструмент власти. Сам завхоз для пущей важности и увесистости еще больше раздувался и ширился в животе и лице. И голос его, подобно рабочему инструменту трудяги, творил словесные опусы, рвал, метал, пиявкой влезал в душу подчиненного или, как боец на ринге, примеривался и так и сяк, меняя тональность, напор, силу, мастерски используя продвинутый сленг, элементы высокой поэтики, чтобы подчинить своей воле ошарашенного слушателя.
Лариса ускоренным шагом дошла до гардеробной и скакнула за дверь. Басистый голос завхоза следовал за ней. Завхоз широко распахнул дверь гардеробной и шагнул в раздевалку.
— Ой! — взвизгнули молодые женщины, отвернулись и постарались спрятаться за дверцы шкафчиков для одежды. — Иван Львович! Почему без стука? Мы переодеваемся.
— Переодеваетесь!? Вы полчаса назад должны были это сделать и двадцать минут с ведрами и тряпками заниматься уборкой… хмм… трусики какие у тебя интересные, Ксюша: цветочки, как на полянке в майские деньки, цвет какой-то необычный.
— Как вам не стыдно, Иван Львович! — ответила возмущенно Ксюша, не зная, куда деться от наглых глаз. Ее шкафчик стоял как раз напротив двери; оставалось разве что залезть внутрь. — Не успели зайти, как разглядели нижнее белье.
— А под трусиками еще интереснее! — со смехом сказала Лариса и вышла навстречу завхозу, точно отдавая себя на заклание. — У вас женщина есть? — живо поинтересовалась Лариса. — Может быть, вам, гражданин начальник, сделать эротический массаж?.. Шваброй по члену! Ха-ха-ха! Можно прямо сейчас. Смелее, господин завхоз. Расстегивайте штанишки!
— Чокнутая, — в замешательстве пробормотал завхоз и попятился.
— Ага! Хотите выйти. Давайте выйдем, чтобы девушек не смущать, — и Лариса с гордо расправленными плечами прошла в вестибюль.
— Вы понимаете, что нарушаете трудовой распорядок дня? — грозно вопросил завхоз, быстро пришедший в себя.— Слова-то какие: «трудовой распорядок», скажите еще: «Шаг влево, шаг вправо — равнозначен побегу. Расстрелять и растоптать на месте». Не понимаю я «трудовой распорядок». Что в восемь часов начну я мыть полы, что в девять — полы от этого чище не станут.
— У нас не какая-нибудь шарашкина контора, куда приходят, когда хочется и работают, как хочется. Здесь не позволяется работать спустя рукава и систематически нарушать трудовую дисциплину.
— Оеей! Да если бы вы сами не опоздали — и меня не поймали бы.
— Это не ваше дело. У меня свой начальник, которому я обязан давать отчет.
— Понятно. Мы — никто. Нас можно шпынять и гонять, как хочется. Мы — поломойки, которых не отличишь от тряпки в помойном ведре.
— Не переводите стрелки в другую сторону. Вам делают справедливое замечание. Я вижу, одних устных замечаний мало. Пишите объяснительную, почему опоздали, а я, скорее всего, премию вам скорректирую.
— Хорошо, напишу, — спокойно сказала Лариса и поинтересовалась вскользь: — Про ваш комплимент писать?
— Какой еще комплимент?
— Как же! Вы сделали комплимент Ксюше, что у нее красивые трусики! — Лариса хохотнула. — Обязательно отмечу этот интересный факт!
— Почему вы дверь не закрываете на защелку, когда переодеваетесь? — грозно вопросил уязвленный завхоз.
— Стучать надо прежде, как в женскую гардеробную заходить.
— Я буду ходатайствовать за дисциплинарное взыскание с лишением премии за месяц! — кипел от негодования завхоз.
— Давайте, лишайте. С нашей копеечной зарплаты только премии и срезать, — спокойно ответила гордая девушка.
— Не нравится работа — увольняйтесь. Желающих много к нам наняться.
— А это уже мое дело, сама как-нибудь разберусь, — Лариса резко повернулась, быстро зашла в гардеробную и с оглушительным треском закрыла за собой дверь на защелку.
— Объяснительную! — успел гаркнуть вслед завхоз.
— Да пошел ты, дубина толстомордая, — сказала негромко Лариса. Она редко позволяла себе оскорбительные словечки. Если уж получалось само собой, то так, чтобы не касались они ушей, кому адресованы. Сбивать себя на ругань, брань, склоки было не в ее правилах — это сор, издержки, бесполезная трата сил.
— Премии лишит, — доложила она женщинам. — И так жить не на что. Ну, я ему сделаю кое-что. Он меня попомнит. Какую бы гадость ему, девчонки, сделать?..
Тамара — худосочная, бледная, с едва обозначившимися бедрами и грудью и, между тем, большими карими глазами — брякнула:
— В суд подадим. За домогательство!
— Это ты про что? — удивилась Лариса. — Про Ксюшины трусики?
— Нет. Помнишь, как-то он у нас здесь сидел больше часа и спрашивал, допытывался: что такое куннилин-гус… куни захотелось сделать! Ффу!
— Пустое, — махнула рукой Лариса.В чем-то они были похожи, Лариса и Тамара. Обе хрупкие и легкие, одного роста, тонкие губы, острые черты лица, быстрые движения, — чаще нервные, изломанные. У Тамары чуть больше плавных линий в фигуре, чуть красивее глаза и чуть больше основательного в семейном укладе. У Тамары есть положительный муж, не пьющий и не гулящий, но с невысокой зарплатой. У Ларисы — нет такового. Вернее, был, да сплыл.
Она рано вышла замуж. Уже будучи на сносях, пережила длительное беспробудное пьянство муженька, который был намного старше ее. Когда полупьяный-полупохмельный непотребный муж валялся на диване в забытье и прострации, она искала любовь на стороне. Искала именно любовь, — яркую, острую, раздирающую унылую серость неудачного брака и, как ни странно, примеряющую с опостылевшим мужем. Примерял сам поиск и многочисленные находки, оставлявшие чудесные ощущения и воспоминания… Потом, после пяти лет загулов, муж разом бросил пить, закодировался. И вот он, трезвый и положительный, готовит обед и ужин для юной жены, убирается в квартире, таскает тяжелые сумки из магазина. А Ларисе стало вдруг тошно — она сердцем ощущала, что любви нет.
Когда распрекрасный муженек месяцами и годами был дружен с алкоголем, в сердце жила слабая надежда, что когда-нибудь он очухается, бросит пить и придет время настоящей любви. За все упущенные годы они наверстают в самой яркой огромной любви. Оказывается — нет. Никакого чувства, возвышающего и окрыляющего, в холодеющем сердце не отмечалось. Спать без любви даже с мужем было омерзительно. Лариса вернулась к маме и своей дочке. Мама взяла на воспитание внучку еще при выписке Ларисы из роддома, — та была семнадцатилетней новоиспеченной мамашей, которой было недосуг исполнять трудные обязанности по вскармливанию грудного ребенка, когда в наличии шалый ветер в голове и взрослый муж, срывающийся в затяжные загулы. Лариса устроилась работать реализатором в один из многочисленных продуктовых ларьков, и худо-бедно стали жить они втроем, пока не случилась страшная беда, снова перевернувшая ее жизнь…Тамара заворожено постигала перипетии судьбы Ларисы, сама же решиться не могла разорвать со скучным мужем ради какой-то призрачной эфемерной любви, каких-то неоднозначных чувств, ощущений. Иногда она призадумывалась: так ли развита ее чувственность, можно ли усилить ощущения? Однако благоразумное чувство медленно укрепляющегося семейного достатка: собственная доля в квартире, верный муж, вкалывающий на двух работах, хорошенькая дочка, подержанная иномарка — остерегали ее от шальных поветрий в голове.
Третий и последний член их маленькой бригады уборщиков — Ксюша. Она лет на чуток постарше своих напарниц. Уже два раза была замужем, у нее двое детей от разных мужей. И теперь готовилась к вступлению в третий брак.
Со вторым мужем она еще не закончила бракоразводный процесс, и пока они жили вместе: Ксюша, двое детей, второй муж официальный и третий муж гражданский. Второго мужа Ксюша искренне презирала и удивлялась, как могла выйти за такого замуж: лентяй, пьяница, тряпка. В своей комнатушке, которую Ксюша ему отвела на период завершения раздела имущества, он либо спал, либо бездельничал, либо с несказанным блаженством тихо пил-запивался, равнодушно наблюдая, как у бывшей жены развивается новый роман. А новый кавалер любвеобильной Ксюши — разведенный молодой мужчина — поселившись у них, заполучил сразу два удовольствия: жгучую ненасытную женщину и удобного не утаиваемого собутыльника под боком. Разумеется, Ксюша судорожно искала варианты обмена квартиры, дабы удалить подальше бывшего и оградить от его пагубного влияния нового, пока еще гражданского мужа.— Томка, чайник ставь! Я же торт принесла! Совсем из-за этого толстопуза забыла, — спохватилась Лариса.
— Опять на завтрак купила торт? — с легкой укоризной полюбопытствовала Ксюша.
— И на завтрак, и на обед! Ха-ха-ха!
— Ты — безалаберная. Как можно целый день есть один торт? Я, вот, суп принесла. Борщ с галушками.
— Фи! Борщ! Да с утра — не хочу! Вообще не люблю суп.
— В чайнике почти кипяток. Как включу, сразу закипит, — уведомила Тома.
— Замечательно. Схожу-ка я покурю.
— Поела бы сначала, — попробовала урезонить Ксюша.
— Я для аппетита покурю. Потом кофе и торт, потом снова покурю.
— Ну и ну! У тебя здоровья через край, видимо, — удивилась Ксюша.— А то! Ха-ха-ха!
Для завтраков и обедов в гардеробной стоял обшарпанный письменный стол. Официально (Правилами внутреннего трудового распорядка) запрещалось в гардеробной пользоваться нагревательными приборами. Между тем, в часы, отведенные на обед, отсюда в коридор прорывались дразнящие аппетит запахи разогреваемой пищи. Кроме электроплитки, микроволновки и чайника, случись пожарная инспекция, можно было обнаружить и электробигуди, и наоборот — электрораспрямитель волос, утюг, декоративную лампу собственноручно кем-то и когда-то сделанную невесть из каких не сертифицированных материалов, магнитолу, радиоприемник, ворох зарядных устройств и т. п. и т. д. Ответственным за противопожарное состояние помещений и пожарную безопасность в целом был завхоз.
— Следующий торт куплю с клубникой, — сказала, облизываясь, Лариса. — Или суфле? Нет сначала с клубникой.
— Ты, Тома, чего не ешь? Попробуй юблинчиков. Вчера напекла. Ешь, не стесняйся, — говорила участливо Ксюша худосочной бледной напарнице. — Правда, чуть соды переложила.
— А ты уксус добавляешь? — вдруг живо поинтересовалась Тома.
— Нет. А зачем?
— Я добавляю. Никак не могу понять, почему блины прилипают… Может, и не надо уксус, но меня свекровь этому научила.
— Ты ей уксусу налей! — едко заметила Лариса. — Разбавленного, естественно, лишь бы язычок прижег. Ха-юбха-ха!.. Шутка. Не делай так никогда!
Раздался громкий стук в дверь.
— Блин, влипли, девчонки! Опять завхоз. Опять начнет парить: время десятый час, а вы все чаи распиваете, — не на шутку испугалась Ксюша, да и Тома стала еще бледнее.
— Мне плевать. Я объяснительную пишу, — с редким философским спокойствием нехотя обмолвилась Лариса, смакуя при этом кофе.
— Ты же еще и полслова не написала? Где бумага, ручка? — удивилась Ксюша.
— Я должна обдумать, как правильно написать. Орфографию и синтаксис вспомнить. Я ведь кроме эсэ- мэсок ничего не пишу. Институтов я не заканчивала. Я и запятые не знаю точно — где ставить. Не посоветоваться ли с адвокатом о содержании объяснительной? Вот чего думаю еще… ха-ха-ха!
— Девчонки, давайте быстренько со стола убираем. Скажем: шьем тряпку для пола, — хлопотала Ксюша.
— Шейте, а я буду кофе допивать.
Ксюша вытащила из шкафа полутораметровый в ширину рулон мешковины, положила на пол и быстро отмотала метр-другой. Тома направилась к входной двери. Открыла ее и облегченно вздохнула.
— Иван, это ты! Напугал нас до смерти, — с укоризной сказала Ксюша.
— Ванька! Хрен ты лысый, чего стучишься, как завхоз? — дополнила Лариса.
— Девчонки, чайку бы чашечку. Сушняк во рту и муть в голове… че набросились-то, как бешеные? Закрылись че? — быстрым говором выпалил Иван-Ванька, слесарь-сантехник, он же электрик. Это был среднего роста паренек, широкий в покатых плечах, с крепкими волосатыми руками, с модной татуировкой, аляповатым простецким лицом и лысой, по моде выбритой головой.
— Закрылись, потому что переодеваемся. Так велено нам завхозом! — резюмировала Лариса и пригласила опешившего паренька: — Да ты заходи: переодеться всегда успеем!
— Ты у нас чаю выпил на целую тысячу! Когда в кафешку поведешь? — игриво спросила Ксюша.
— Да хоть сейчас, только я весь поистратился: купил сноуборд, костюм к нему, ботинки и т. д. — на тысячу зеленых потянуло!
— Зачем тебе сноуборд, Ваня? Купил бы санки, да с горы ледяной. Сноуборд?! Полгода на него работать.
— Нет! Сноуборд — это кайф, это шик! На целую неделю ощущений хватает. Хочу теперь горный велосипед на лето купить. Двадцать одна скорость в нем.
— Коробка передач, должно быть, автоматическая? — нарочито серьезно полюбопытствовала Лариса. — Мама, не горюй!
— Не-а! Ручная… Какая еще коробка? Че подкалываешь!? Вот, смотри-ка, — Ваня вытащил сотовый телефон Nokia последней модели. — Кому что загрузить: музыка, картинки, мультики? Налетай, подешевело!
Он стал демонстрировать приколы и прибамбасы своего сотика. Лариса живо придвинулись к Ване, примериваясь, что бы скачать в свой не менее крутой телефон — изящную дорогую раскладушку Моторола. У Томы также загорелись глаза.
— Ксюш, давай и тебе закачаю. Музон есть классный. Как раз для тебя. Трое в лодке, не считая прошлых.
— Ты, Ванек, сам доподкалываешься. Что поделаешь, если мне хронически не везет с мужиками?!.. А телефончик у меня простенький, туда и закачивать некуда.
— А че не купишь как у нас?
— На такой телефон мне два месяца работать. У меня дети, их кормить, обувать, одевать надо.
— В кредит возьми, можно и на два года оформить.
— Я уже плачу целых два кредита: холодильник двухкамерный и мебель брала. Да и для чего мне телефон по цене хорошего телевизора? Звонить он лучше не станет.
— Ну, как знаешь. Тома, смотри, мультяшка какая есть или сигналы: смех прикольный, последний хит убойной группы.
— У меня чего-то телефон глючит. Не пойму ничего, — растерянно сказала Тома.
— Ты не так делаешь, — Лариса в очередной раз стала объяснять, как правильно раскрывать папки и файлы, приемы навигации.
Тома чрезвычайно внимательно слушала. Тем временем Ваня осушил чашку чая размером в пивную кружку и заскреб в затылке.
— Че-то засиделся я у вас, — простодушно отметил он. — Мне главврач сказал установить дожиматель на дверь в коридоре… ну, доводчик двери. Я к завхозу за дожимателем, а он мне говорит: нет у меня его, есть резина; возьми, вырежи полосу и прибей к двери. Я че? Подобрал резину в подсобке. Ну, так и сделал. Так меня сейчас главврач в пух разнес! Про какую-то эстетику баял. Дескать, красивая импортная дверь и на ней резина с рваными краями. Я че?.. Что дали, то и прибил. Наверно, он сейчас завхоза и в глаз, и в бровь тянет. Что, дескать, как в плохом колхозе — пофигизм сплошной. Одному лень подобрать что нужно, другой, не задумываясь, прибивает, что ни попадя. Скажут — и резинку от трусов прибьет. Интересно, о чем тогда завхоз думает?
— В том-то и дело, что ни о чем. Или о том, чтобы ему не мешали спать в кабинете. В понедельник от него перегаром разит за версту. Во вторник — чем-то вроде корвалола-валерьянки. К четвергу, вроде как, в себя приходит. Шастать начинает по этажам, по туалетам. Проверяет качество уборки. В пятницу веселый ходит, зараза, а после обеда уже норовит домой удрать, — толковала Лариса. — Я его повадки изучила!
— Девочки, давайте выходим работать. Время — десять часов. До обеда опять не успеем кабинеты помыть, — урезонила Ксюша, спохватившись при упоминании завхоза.
— Пойдемте, — согласилась Лариса. — Ванька, уматывай за новой цивильной резинкой; от своих трусов резинки не дадим. Ха-ха-ха!.. Переодеться, Ванюша, надо.
— Девочки, а порошок стиральный кончился, что ли? — спросила недоуменно Тома, также засобиравшись на выход. — Ведь на прошлой неделе получали.
— Я домой взяла половину, — призналась Ксюша без тени смущения.
— Как же теперь мыть?! Завхоз всегда заглядывает в ведро, когда проходит мимо, — кладу ли я порошок.
— Вон, в банке еще немного пемолюкса осталось. Ты бросай его по чуть-чуть.
— Пемолюксом я раковины мою.
— Да чего их мыть, водой ополоснула — и так пойдет!
— Нет, Тома права, — вступилась Лариса. — Давайте, если и таскать домой чего-либо, так поровну. Помнишь, осенью ты все почти перчатки унесла в огород свой, картошку что ли копать. А мы потом чуть ли не голыми руками целую неделю пол мыли.
— Ну, бывает, просчиталась: хапнула лишка. Ладненько, я же не против. Просто раньше об этом разговору не было. А я вот считаю, что половину нашего порошка, мыла, туалетной бумаги, что по нормам нам положено, забирает себе завхоз. У него семья еще больше чем у меня, и друзей, говорят, не меряно. У кого бы узнать, сколько вообще нам положено? Может быть, у главврача поинтересоваться? Давайте ему нажалуемся на завхоза. Порошком нас не обеспечивает, тряпки гнилые. Мы их шьем, шьем — он говорит чаи распиваем, лодыря гоняем.
— Точно! Я напишу в объяснительной: опоздала потому, что зашла купить стирального порошка, которым нас не обеспечивает завхоз. А без порошка качественно и производительно сделать уборку затруднительно. Ха- ха-ха!
Чистая прибыль в пересчете на здравый смыслИгорь Михайлович, главный врач, просматривал прайс-листы на стоматологическое оборудование и прикидывал в уме, какую сумму в долларах следует запросить у единственного инвестора частной клиники и, одновременно, ее незадачливого владельца.
Прикидывал в уме и на пальцах, потому что прежде предстояло убедить хозяина стать действительно хозяином: крепким, основательным, просвещенным. Не гнаться за высокой прибылью, но иметь устойчивый, хорошо налаженный бизнес, иметь лицо, равно репутацию ответственного коммерсанта среднего класса. И потом, концептуально подготовив собственника, предоставить полный расклад: сколько, как и когда.
Пока они, — их бизнес платной медицинской услуги, на плаву, так как расположены на бойком месте: в двух шагах от центра, рядом транспортные и пешеходные развязки, одна из городских площадей, обилие магазинов, выросших разом бок о бок. И любому, кого донимает зубная боль, кто растерял зубы по тем или иным причинам, сплоченная медицинская команда готова реально и конкретно продемонстрировать преимущества платной медицины как своеобразное и надежное капитальное вложение в собственное здоровье.
И что немаловажно, еще в советское время это здание изначально было выстроено как поликлиника. Представляло собой двухэтажное кирпичное сооружение, построенное с немецкой основательностью. Как гласит история города, это одно из зданий, выстроенных немецкими военнопленными — солдатами гитлеровского вермахта, вознамерившимися перестроить мир, — под дулом сталинских чекистов.
Ими был выстроен целый городской квартал, отличавшейся от последующих построек именно немецкой основательностью с элементами готического стиля. По прошествии шестидесяти лет эксплуатации на здании не было ни одной трещинки, словно это был исторический памятник практичного и крепкого немецкого уклада жизни здесь, в уральской глубинке, куда никогда не ступала вражеская нога. Торцом здание выходило на оживленный центральный проспект и метров на сто простиралось в тенистый переулок с высоченными полувековыми рябинами и стройными липами.
В окно кабинета Игоря Михайловича заглядывали ветви рябины. Зеленые листья были похожи на сильно прореженную гроздь винограда сорта «дамские пальчики». Ранней весной, когда солнце мощным потоком встряхивала оцепенение, ветви в строго симметрично порядке выбрасывали точки роста, из которых вытягивались резные листочки. Нежная зелень с приходом полноценного лета темнела, сквозь нее уже просвечивала нежная зелень тугих гроздьев ягод. Калейдоскоп красок рябины менял обрамление окон кабинета в течение всего года и в течение рабочего дня. Осень оставляла на долгую зиму невыразимые ощущения сгорающих листьев, которые порой разом, один за другим, как в сказочном сне, летели вниз, точно желая своей сочной багряной акварелью нарядить напоследок и землю-матушку. На темно-коричневых ветвях оставались рубиновые гроздья сладко-горьких ягод. Вслед за этим, по мере укрепления стужи, из лесов перекочевывали стайки симпатичных снегирей. Эти милые птички долгую зиму радовали глаза. Они — округлые, пушистые, неторопливые — как новогодние шары на праздничной елке, алели на заснеженных рябинах. Быстрыми взмахами маленьких крыльев перелетали с ветки на ветку, изумленно и чуть жалобно попискивая на мягкой приятной ноте.
Есть люди, которые только своим присутствием преображают окружающее к лучшему. И как будто они, на первый взгляд, ничего особенного и не вносят из реальных предметов: все то же самое, но установлено чуть не так, в какой-то неуловимой взаимосвязи с высшей красотой. Неизъяснимое тепло легкой волной плещется вокруг, и каждый входящий в этот, все-таки, особенный мир на мгновение застывает пораженный чем-то новым, чему не находит слов.
Таков был Игорь Михайлович. Его рабочий кабинет, говоря современным языком, мог бы стать пособием по некоему подобию фэншуя, причем ни одной книги по фэншую он не прочитал. Быть может, благодаря этому любой переступивший порог начинал мыслить чуть по-другому. Даже владелец клиники с обостренным вниманием пробовал постигнуть иную реальность, обосновавшуюся в его стенах.
Игорь Михайлович никогда не готовился к встрече фактического хозяина: никаких подтасовок, никакого замыливания глаз — строго по существу и в том виде, как оно есть. Вся его готовность заключалась в надлежащем исполнении своих обязанностей. Строгий самоконтроль. Если хозяин и осаживал, то в другом — в неумном стремлении главврача сделать лучше.
Когда главный врач лицезрел владельца клиники, пытался разрешить некий физиономический казус. А именно: что меняет лица? Дело в том, что он хорошо знал владельца клиники. Мир тесен! Когда-то будущий хозяин был обыкновенным инженером по охране труда крупного предприятия, которое по известной, накатанной схеме успешно разделили на части, перепродали и обогатились. В ряды держателей контрольного пакета акций затесался каким-то образом и инженер по охране труда. Разом оброс деньгами, выгодно продав свой кусок завода, и стал состоятельным бизнесменом, новым русским буржуйчиком.
И враз стройная гибкая фигура шустрого инженера стала матереть. Шея сравнялась с головой, скулы расширились, рельефно обозначив всегда напряженные желваки. Щеки раздулись, как у гигантского хомяка, и голова стала похожа на усеченный конус. Словно напрочь снесло мозги, словно произведена тотальная чистка, усекновение ненужного. В первую очередь коснувшееся лишних секторов мозга, отвечающих за нечто высокое и гуманное… за совесть, что ли. Второе изменение — это прогрессирующее ожирение вследствие ежедневных перееданий и сладкого безделья. Огромный живот — как копилка удовольствия от кулинарных изысков. Вечно приподнятое элитными алкогольными напитками настроение. Платный секс с живыми сексуальными игрушками. В глазах почившего инженера Гоши и обращенного в барчука Георгия Вадимовича появилось дремучее выражение первобытного человекоподобного чудища с огромной физической массой и куцей черепной коробкой.
Как только время перевалило за полдень, массив Георгия Вадимовича живой карикатурой человека-горы ввалился в кабинет Игоря Михайловича. Короткое рукопожатие было более похоже на запрещенный прием в силовой борьбе, осаждающий партнера на место ниже себя, на колени. Но силы в руках Игоря Михайловича было больше, поэтому здесь этот прием не срабатывал.
— Ты че, все еще лыжами занимаешься? Никак не могу до боли сжать твою руку… хоть бы поддался, ведь я твой босс, патрон, — сказал полушутя Георгий Вадимович.
— Точно так. Лыжами, как и прочей физрой [3] , занимаюсь и поныне.
— Ладно, тогда прощаю. Я-то давно на другой спорт перешел, чтобы и физра была в моционе-рационе, — он глянул на вошедшую вслед за ним секретаря Нелю. — Главное, правильную секретаршу подобрать!
Игорь Михайлович скользнул взглядом по длинноногой красавице Неле и выказал на лице заученную любезную улыбку. Не ля ответила тем же. Сколько этих нель-маш-свет у патрона было — не счесть; как, быть может, и у нее — подобных денежных мешков. Но этот тандем шефа и секретарши, чудовища и красавицы, похоже, со временем только крепчает.
— В свое время не просчитался, что взял в помощники секретаршу с двумя высшими образованиями. Магистр! Во как! Такие легко обучаемы.
«Магистр ордена куртизанок?» — хотелось спросить, но сказал механически:
— У тебя хороший вкус.
— Она у меня многофункциональна. И секретарь и пресс-атташе, массажист, диетолог и телохранитель… в смысле — телообожатель.
— Дальше говорить не надо. Короче говоря, универсал… Разрешишь перейти сразу к делу?
— Валяй! — патрон грузно плюхнулся в кресло и закинул ногу за ногу. Неля, как веселая птичка, примостилась рядышком, не преминув сверкнуть красивыми ногами.
— Понимаешь, Георгий Вадимович, конкуренты начинают наступать на пятки. Появляются компактные зубоврачебные кабинеты, оснащенные новейшим оборудованием. Пока у них лечение несколько дороже. Но на таком оборудовании, как у них, услуга должна быть качественнее. Клиент, в настоящее время, начинает предпочитать дешевизне качество.
— Хочешь сказать, не справляешься, теряешь клиентов и пора назначить топ-менеджера. Например, Нелю приставлю здесь коммерческим директором… А что — идея! Только она мне пока нужна. Ты же не один у меня такой исполняшка.
— Я хотел сказать о другом. Мы уже с вами говорили. Необходимо начать техническое переоснащение клиники, кардинальную реконструкцию. У нас есть огромное преимущество — в этом здании испокон была зубоврачебная клиника. Можно создать непотопляемый бренд. Не упустить момент, и все сделать вовремя.
— Это точно, момент упускать нельзя, — Георгий Вадимович на миг задумался и глянул на Нелю, которая тут же поправила прическу, извлекла из сумочки утонченный элегантный нетбук, служивший ей и записной книжкой, и мультиустройством с функциями электронного делопроизводителя.
— В принципе, мне необходимо одно: чтобы вы озвучили решение взяться за техническое переоснащение клиники. Затем предоставлю подробную пояснительную записку с прайсами, с затратами, сроками, условиями. Конечно, на данном этапе необходимо вложить немалые деньги. Потратиться весьма существенно.
— Ты это мне предлагаешь потратится?
— Странный вопрос. Вы — единственный владелец этой клиники. Какие могут быть варианты?
— Вариантов много. От ничего не делать до поиска заинтересованного источника финансирования. И вообще…
— Решать вам. Делать, не делать, и где брать деньги. Чтобы мне не заниматься пустой работой, мне все-таки крайне важно знать ваше конкретное мнение о перспективах клиники. Я полагаю так: вкладывать деньги в реальный проект все-таки гораздо выгоднее, практичнее, целесообразнее, чем сливать деньги в какой-нибудь кипрский банк. Или тратиться на роскошь.
— Ну, это ты так считаешь. Есть и другие мнения.
— Мне нужно ваше мнение конкретно по клинике.
— Я знаю, ты — классный врач. Я бы сказал — супер! Ты бессеребник — это тоже установлено. Ты хочешь в заштатном городке обосновать европейскую клинику… а скажи: где возьмешь людей, персонал? Также выпишешь с оборудованием? И кого будешь лечить масштабно? Это народное быдло? Да им достаточно вышибалы — для бесплатного удаления гнилых зубов.
— Насчет персонала вопрос весьма уместный. Действительно, где взять компетентных и правильно мотивированных работников, с головой вовлеченных в работу?
— Где их возьмешь? Купим оборудование, и кто на нем будет работать? От одного вида наших врачей заболеть можно.
— Организация работы должна также поменяться. Это целая система мотивации и прочего и прочего. Здесь огромный фронт работы.
— Ты представляешь, сколько надо сделать, чтобы все было на цивилизованном уровне? Все у тебя: должно, обязаны, будет…
— Представляю. И скажу вам, что делается в плане работы с персоналом…
— Да ладно меня парить! — оборвал патрон. — Не хочу ни смотреть, ни слушать. В холле грязь: уборку как следует сделать не могут, а ты говоришь — работа ведется. Не вижу! На этот счет я завхоза счас отметелю. Деньги за что ему плачу?!
— Вопрос интересный. По-моему, человеку просто дают доработать до пенсии, — с горьким сарказмом вымолвил Игорь Михайлович и тут же поправил себя: — Скорее, не доработать — досидеть.
— Счас я ему дам выволочку! Досидеть?! У меня что тут, богадельня?! Он не знает, что целью моего предприятия является получение прибыли?!
— Неправильно, — решительно возразил Игорь Михайлович. — Целью должна быть удовлетворенность клиента. На этом все и должно строиться, в том числе — и бизнес. В уставе ни одной западной фирмы не найти подобной формулировки.
— Ты меня учить собрался? Ты живешь как будто не в России.
— Я живу в красивом городе, в котором родился и вырос. Живу среди людей, которых донимают беды и несчастья, дурость и безответственность, боль душевная и физическая. И я не хочу и не могу хоть чем-то усугубить ситуацию, в которой все повернулись задом как друг другу, так и к самому пониманию Человека.
Георгий Вадимович повернулся к Неле и спросил несколько ошарашено:
— Ты что-нибудь поняла?
Неля передернула плечиками, подумала: «Почему у симпатичных мужчин столько непонятной хрени в голове?.. Чего не скажешь про Патрона: гадкий, отвратительный, но прогнозируемый», и сказала:
— Врачи, приступая к самостоятельной работе, дают клятву Гиппократа. В ней что-то и на этот счет есть. Слово еще такое есть… на г начинается…
— Говно? Поменьше говна?
— Нет, этого как раз должно быть больше… гуманизм! Или гуманность! Какое из них правильнее, решать вам, — выдала секретарь с двумя высшими образованиями.
— Офонареть! На передаче «выиграть миллион» такое не загадывают! Короче, Склисофский, кого лечить будем: тебя, меня, обчество?
— Давайте начнем с прикладного варианта. То есть качественно лечить от зубной боли, делать людям белоснежные зубы, чтобы они почаще улыбались и говорили побольше добрых слов. Тогда и глобалистика не повернется задом.
— По мне — так лучше задом, — сострил Патрон и заржал. Неля улыбнулась измученно-смущенно. Игорь Михайлович поморщился. — Ты начинай о своем прикладном варианте. Мы послушаем.
— Хорошо. Постараюсь уложиться в десять минут, чтобы не насиловать ваше внимание. Итак, изначально лечение от зубной боли было сущим кошмаром для любого, пожалуй, человека. Поэтому всячески старались отстрочить визит к стоматологу, пока не распухнет щека и от дикой боли не свернет голову. Вследствие чего зубная полость катастрофически быстро превращается в гнилостную помойку со всеми вытекающими отвратительными последствиями, как-то: вонь изо рта, токсическое отравление, постоянно действующий источник инфекции и первый очаг грядущего истощения и дряхления…
У Георгия Вадимовича и Нели словно непроизвольно заныли зубы и, угадав этот момент, Игорь Михайлович быстро переключился на позитив:
— Современные подходы кардинально меняют ситуацию. Лечение без боли становится сродни визиту в косметический салон, где один только высочайший уровень сервиса добавляет самосознание собственной ценности, соответственно — красоты, обаяния, шарма. Кстати, в современной стоматологии предусматриваются и релаксирующие процедуры… Представляете, мы можем на наших площадях открыть и диагностический центр, собственно, пролечивающий, профилактический, косметический. Все в одном месте! Красота начинается с белоснежной улыбки и основывается на легком ясном сознании, очищенном от пагубы стрессов. И многое из этого можно сделать в этих стенах. Здесь, конечно, не будет сумасшедших дивидендов, но будет репутация долговременного бизнеса, позволяющего как рядовым работникам, врачам, так и владельцу вести достойную жизнь. Жизнь, обеспеченную собственным трудом, материально, и оставляющую время на качественный отдых…
— Во сколько обойдется это удовольствие мне? Какова сумма и доля моего участия? — снова бесцеремонно оборвал Патрон (так за глаза его звали).
— Девять миллионов девятьсот девяносто девять тысяч, — быстро ответил Игорь Михайлович.
— Шуткуешь?!
— Именно столько. Как раз под эту сумму подгонял. Дадите больше — сделаем больше.
— Я разве тебе говорил, что готов потратиться? Ты не думаешь, что элементарно нет бабла в наличии?!
— Разве не вариант — кредит под инвестиционную программу с минимальными процентами? Проценты с лихвой перекроются прибылью!
— Дак ты и бери этот кредит! Сделаю тебя полноценным исполнительным директором с соответствующими правами и полномочиями… Что, боишься рискнуть?
— Как-то не задумывался на этот счет.
— А ты задумайся. Расти будешь во всех отношениях. В командировку езжай, детально изучи вопрос о выборе оборудования. Куда лучше ехать: Германия, Израиль?.. Поедешь не как главврач, но директор. Директор, япона-мать! Думай-думай. Даю два дня. Пошли-ка, Неля, к завхозу зайдем. Я ему счас конец света устрою, ядрена лядь.Игорь Михайлович остался несколько ошарашенным внезапным предложением Патрона о повышении своего статуса, подразумевающего также дополнительное бремя забот. Быть может, будет больше возможности реализовать задумки по качественному изменению клиники?.. Наконец начнет осуществляться заветная мечта: полностью переоснастить стоматологическую клинику новейшим оборудованием от ведущих производителей, обучить персонал, и таким образом существенно поднять уровень предоставляемых услуг, при этом сделать частную клинику доступной широкому кругу населения, чем и будет обеспечена достойная зарплата всем сотрудникам, в том числе и себе.
Он не рассчитывал, что так скоро удастся убедить Патрона выделить деньги. Поэтому важно начать переоснащение, пусть и небольшими рывками. Разбить техническое переоснащение вверенного хозяйства на несколько этапов, чтобы не прекращать прием нуждающихся в стоматологическом лечении, и каждый отчетный финансовый период заканчивать с установленной прибылью.
Требуемый процент прибыли устанавливал владелец клиники. Патрон не разбирался в тонкостях зубоврачебного мастерства, и бывал в своей клинике изредка, наездами, как только что.
И каждый раз, глядя на пресыщенную физиономию хозяина, Игорь Михайлович пробовал понять: почему хозяин, по сути своей барышник и биржевой игрок, купил именно стоматологическую клинику, а не мясокомбинат или бензоколонку? Может быть, когда-то донимала зубная боль или безалаберные стоматологи, методично искалечившие своим безответственным лечением некогда жемчужно белые, как на подбор, молодые здоровые зубы, так достали, что Патрон, поддавшись редкому благому порыву, вознамерился подтянуть убогую больничку к европейским стандартам?.. Что более вероятно — он купил то, что осталось. Вложил полулегальные чумовые деньги в нечто более реальное, чем в съедаемые скачущей инфляцией денежные знаки.
Прежнее начальство клиники Патрон немедленно уволил по понятным причинам и поставил во главе хорошего специалиста-практика, лучшего врача, добросовестного и ответственного, не пустослова с хорошо подвешенным языком, создающего лишь видимость серьезной работы. Это был Игорь Михайлович, и было это пять лет назад.
Владелец клиники словесно делегировал Игорю Михайловичу многие права исполнительного директора и удалился в далекое графство Люксембург по другим, не связанным с клиникой делам — развивать другое (основное) направление бизнеса и, как повелось у новых русских, кутить и гулять по старушке Европе, шокируя местные нравы роскошью, блудом и пьянством.
Так в одночасье рядовой врач стал единовластным администратором клиники. Надо сказать, что Игорь Михайлович всегда был приверженцем политики постепенных и тщательно обдуманных реформ, принципу постоянных улучшений. Ему физически претил революционный радикализм: сломать до основания, разрушить в пыль, стереть напрочь. Он был уверен, что заблуждения и ошибки иной раз стоят того прозрения, что за ними следует… если, конечно, голова в порядке и совесть не пропита, не продана, не состоит в залоге за сытую жизнь.
Основную ставку Игорь Михайлович сделал на техническое переоснащение клиники. Вместе с новым оборудованием появится новый подход к работе, новые формы ее организации и оплаты в несопоставимо большем размере. Также существенно повысятся требования к квалификации врача, к его умению качественно и производительно работать. Появятся те самые новые люди: прогрессивные, ответственные, грамотные, вовлеченные.
Если работник был крепче баобаба в своих сугубо личных убеждениях, в которых проблемы клиники и близко не стояли, его следовало отпустить на вольные хлеба с выходным пособием. Под эту линию увольнялись бы сами те работники, которые не могут работать в новых условиях, поскольку возрастут требования, — ведь зарплата станет напрямую зависеть от результатов стоматологического обслуживания клиентов. Причем, все это было запущено с первых дней работы Игорем Михайловичем — главврачом. Важно было повысить вовлеченность каждого в общее дело, двигая, развивая которое общими усилиями, двигается, развивается и каждый в отдельности.
Между тем, из года в год клиника стала быстро преображаться, как всегда бывает, когда в доме появляется настоящий хозяин. Росла репутация как медицинского заведения, качественно и недорого оказывающего Услугу по комплексному стоматологическому лечению. Появились очереди — основание и необходимость расширения как базы, так и спектра Услуги.
А тогда, пять лет назад, получив новое назначение, подразумевающее и повышение по службе, и целый комплекс непростых проблем, первым делом совершенно изменился взгляд на существо своей жизни. Игорь Михайлович как раз отметил свой юбилейный сорокалетний рубеж. Впереди, казалось бы, целая жизнь и, быть может, еще столько же лет. И сам он крепкий, здоровый, спортивного вида мужчина, так же, казалось бы, полон нерастраченных сил.
Однако за эти пять лет руководства клиникой его импозантная шевелюра слегка вьющихся русых волос резко посветлела серебром седины. Он вдруг ясно и остро осознал, что будет исход его физическим силам, и не все мечты-задумки сбудутся. И как раз физические силы нужны, чтобы взрастить в себе душевные силы, с помощью которых открывается завеса загадочного собственного бессмертия, причем в данной реальности, здесь и сейчас, — увидеть большее и жить согласно ему.
Поэтому, проще говоря, дабы что-то весомое и ценное состоялось у него, следует быть четче, избирательнее, безжалостно отмести лишнее, невразумительное, поверхностное, наносное. А что осталось — с величайшим усердием двигать вперед, развивать, усовершенствовать, подчинить себя высочайшей самодисциплине, иметь в голове четкий идеал и хранить его как талисман. Такая вот непростая задача!
Заведующий хозяйством Георгий Вадимович, выйдя из кабинета своего «исполняшки», с какой-то новой заинтересованностью прошелся по этажам клиники: развеять сомнения, что здесь все чики-чики (в полном порядке), зуболечебный механизм заведен правильно и гарантирует хоть и небольшую, но устойчивую прибыль. А если и в самом деле порядок, то сделать беспорядок. Потому что есть свои задумки относительно будущего больнички… Испокон веков у людей болели зубы, болят и пусть болят дальше! Но о здоровье начинают беспокоиться, когда его уже нет. Когда здоровые тратятся — сорят деньгами, не задумываясь. Следовательно, есть вариант размещения здесь более прибыльного бизнеса. Он усмехнулся и грозно посмотрел на Нелю. Та мигом вынула блокнотик и приготовилась записывать замечания шефа для дальнейшей проработки.