Небесная подруга
Шрифт:
Она взглянула прямо в глаза Элис, и слово «вспоминаю» повисло в воздухе между ними. Элис показалось, что она получила сообщение — очень важное, пока непонятное, способное изменить весь мир.
После того как Джинни и Джо вышли из дома, Элис долго ждала, а потом прошла в студию, где оставила рукопись Дэниела Холмса. Она аккуратно сложила бумаги в ящик, спрятала его в стенной шкаф и вернулась в гостиную, чтобы подумать.
Дэниел Холмс, несомненно, был безумен.
И все же какая-то часть души Элис верила в его рассказ. Может быть, все окончательно определил разговор с Джо или странное ощущение, сразу же возникавшее в присутствии Джинни: головокружение и необычная смесь запахов — сахар, арахис, карамель, отдаленный жаркий дух зверинца. Дэниел тоже упоминал об этом. А еще подозрение и ненависть, которые
Даже если Дэниел Холмс безумен, подумала Элис, я готова ему поверить.
— Алло. Фулборнский госпиталь. Чем могу вам помочь?
— Я хотела бы поговорить с доктором Менезисом, если можно.
— Подождите минутку, я проверю, здесь ли он.
Снова успокаивающая музыка в режиме ожидания. Раздраженно постукивая пальцами по трубке, Элис ждала, не сводя глаз с ящичка, куда сложила бумаги Дэниела Холмса.
— Алло. Менезис слушает.
— Доброе утро. Это Элис Фаррелл. Может быть, вы помните, мы разговаривали вчера.
— Да, помню.
Элис помедлила в нерешительности.
— Я хотела бы договориться о встрече. У меня есть проблема, которую нужно обсудить.
— Понятно. Может быть, хотя бы обрисуете мне, что за проблема?
— Лучше поговорить лично.
— У меня будет свободное время в половине первого.
— Отлично. — Элис перевела дыхание. — Спасибо.
— Ладно. Тогда, если это все…
— Подождите. — Она сделала глубокий вдох, собираясь с силами. — Как, вы сказали, звали того врача, который умер недавно? Доктор Прайс?
На том конце провода наступило долгое молчание.
— Алло?
Тон Менезиса стал резким и неприязненным.
— Если вы из газеты, зря тратите время. Я не даю интервью.
— Я не из газеты. Мне просто нужна помощь, — твердо ответила Элис. — А что случилось? С доктором Прайсом?
Снова долгая пауза, потом голос врача, холодный и отстраненный:
— Увидимся в двенадцать тридцать.
Один
Я больше не мог оставаться на своей квартире, поскольку боялся, что миссис Браун, слишком хорошо знавшая меня, заметит перемены в моем поведении. Вернувшись домой, я заперся в комнате и стал готовиться к побегу. Сначала тщательно вымылся и сжег окровавленную рубашку; весьма расточительно, да, однако чувство самосохранения взяло верх и теперь хладнокровно планировало мою новую жизнь. Я отчетливо сознавал, что вступил на путь Каина.
Голова снова закружилась — ведь я почти не спал, за двадцать четыре часа увидел разом небеса и ад, и новообретенный опыт отразился на моем лице. В старом зеркале я увидел почти незнакомого человека: небритые щеки ввалились, глаза горели осознанием собственной силы. Он был жуткий и… странно красивый, этот чужак. Я улыбнулся, отмечая чувственный изгиб своих губ и дикарскую беспечность — прежде такого не было. На память пришел ангелоподобный Рэйф, представший передо мной под мостом. Похож ли я на него теперь, когда стал избранным? Отвернувшись от зеркала, я подошел к буфету, достал бутылку виски и кружку. Налил себе на добрых два дюйма неразбавленного алкоголя, выпил одним глотком, как лекарство, и начал собирать вещи.
Их было немного — сундук с одеждой и книгами, но передо мной стояла задача отбыть как можно тише, не встретившись с миссис Браун. Я боялся потерять решимость, если хозяйка вдруг воспротивится моим необъяснимым намерениям. К счастью, миссис Браун не оказалось дома. В ее отсутствие я сумел без особого труда взять такси и перевезти вещи в другую часть города. Я оставил хозяйке записку и вложил в конверт две пятифунтовые банкноты в благодарность за все, что она сделала для меня. Через пару часов после полудня я уже устроился на новом месте — на верхнем этаже трехэтажного дома у реки Кэм, в трехкомнатной квартире. Помимо меня там было еще трое жильцов, как соизволил сообщить угрюмый хозяин дома. Приглядевшись к нему, я уверился, что пока вовремя вношу плату за жилье и не нарушаю спокойствие,
Отдохнуть почти не удалось, меня тревожили сны и воспоминания, которые были куда страшнее снов. Усталые веки тяжелели, но как только они опускались, воспоминания словно превращались в осколки стекла и впивались в кожу. В минуты бодрствования глаза болели, и когда ранним вечером я включил свет, он показался невыносимо ярким. Я почти полчаса просидел в полумраке, прежде чем неприятное ощущение прошло.
К тому времени я проголодался и, понимая, что в такой час в новом жилище вряд ли найдется еда, решил подготовиться к выходу.
Я тщательно оделся, побрился и направился в знакомый ресторанчик на Кингс-парад. Выбрал именно его, потому что мои знакомые редко заходили туда. Я заказал выпивку и бифштекс с кровью, откинулся на спинку мягкого стула и огляделся по сторонам. Несмотря на привычную обстановку, я испытывал странное чувство нереальности, будто маленький ресторан был театральной декорацией, за которой скрывались зловещие инженерные конструкции. Я представлял, как за этими закрытыми дверями вращаются шестерни и колеса, а звуки, запахи и виды вечернего Кембриджа за окном лишь маскируют механизмы иного, темного мира. Я медленно пил спиртное, ожидая, что мир снова придет в норму, но ощущение усиливалось… оно вовсе не было неприятным и все-таки тревожило меня. Мимо окна прошла пара — юноша и девушка, чьи лица в свете уличных фонарей казались неестественно бледными. Я смотрел на них лишь миг, но образы задержались в моей памяти и после того, как эти двое скрылись. Лицо молодого человека было обращено к девушке, а она застенчиво опустила взгляд. Мне показалось, что мое новое зрение позволяет видеть кости и плоть под их кожей, внутреннее устройство тел, загадочные тихие движения мускулов и ток крови.
Эта мысль напугала меня; я вдруг ужаснулся самому себе. Я говорил вам, что никогда не был фантазером, и подобные мысли словно принадлежали не мне, а кому-то другому, какому-то демону с извращенным чувством юмора. Я решительно обратил все помыслы на заказанный бифштекс, красный, плавающий в лужице густого мясного сока. Официант подал тарелку, улыбнулся с отсутствующим видом, как это умеют только официанты, и оставил меня наедине с ужином. Я приступил к трапезе с отменным аппетитом: вдыхал густой мясной аромат, отрезал куски бифштекса и глотал их, почти не жуя. Силы возвращались в ослабевшее тело и измученный разум. «Именно то, что нужно, — удовлетворенно подумал я. — Хорошенько поесть, чтобы прийти в себя». Розмари и ее компания теперь казались далекими и ненастоящими. Неужели я и вправду столько увидел, выстрадал и испытал — больше, чем выпадает обычному человеку за всю жизнь? Я уже сомневался в реальности событий минувшей ночи и подозревал, что кровавые и радостные видения были навеяны каким-то сильным галлюциногеном, который ввел мне Рэйф.
Мир вдруг снова покачнулся, накренился. Я смотрел в тарелку, на остатки мяса и кровь, и неожиданно меня затошнило. Я вспомнил другую кровь, пахучую и обильную, вспомнил, как она пульсировала в жилах, как она лилась — безрассудно, щедро… вспомнил кислый металлический вкус открытой раны. Человеческое мясо светлее, чем говядина, неожиданно подумал я, и все же один вид скота похож на другой.
Странно, но меня ужасали отнюдь не преступления, которые я совершил. Возможно, мой смятенный разум просто не мог их вместить. Воспоминание о том, как я терзал неостывший труп убитой женщины, было отчужденным и неубедительным; я ощущал лишь смутную, отстраненную вину, словно вспоминал извращенный сексуальный сон. Но меня пугало и до сих пор пугает — сильнее, чем я могу выразить, — то, что подобные вещи существуют, таятся за прочным фасадом обыденной жизни. За сценой находится целый мир стремительного, лихорадочного бытия. Стоит увидеть его — не сможешь забыть. А я стал частью этого мира, зацепился за его колесо. Мне чудилось, что во время катания на ярмарочной карусели я взглянул вниз и узрел открытые детали механизма, который меня нес. Или заметил, как облетает краска с нарисованного неба, являя лик Бога, подобного огромному кукольнику. Окруженный шестернями и рычагами, перемещающими звезды, Бог с усмешкой смотрит вниз, на землю, и держит в руке солнце, словно мячик на резинке.